Только с тобой - Стефания Романова

счастья, которые ему даровала судьба — прогулки и беседы с Лизой, поцелуи. Было у него счастье, настоящее, большое. Душевная тоска немного отошла. У него не было фотографии Лизы, а ему так хотелось смотреть на ее лицо. Бывали моменты, когда он как будто забывал ее черты, он пугался, начинал паниковать, но потом образ ее возвращался, обливая теплом его сердце, его истосковавшуюся душу.

Лиза продолжала ходить на маскировку столицы. В городе начала звучать воздушная тревога, самолеты проносились над городом, но не бомбили почему-то.

Сигнал воздушной тревоги разбудил Лизу 21 июля в десять часов вечера. Она только заснула, вскочила испуганно, бросилась из комнаты, спали одетыми. Анна Петровна с Артемом уже собрались. Выбежали из дома, потом в бомбоубежище через дорогу, оно находилось в глубоком подвале высотного дома, напротив. Зловещий гул тяжелых немецких бомбардировщиков был слышен и под землей. Прислушавшись, можно было ощутить подрагивая земли. Бомбили Москву непрерывно до четырех часов следующего дня. Люди с ужасом воспринимали происходящее. «Как вообще это все может происходить?» — ужасалась Лиза. Только к пяти часам дня 22 июля им разрешили выйти из убежища. Поднялись, глаза прищурились от дневного света. Люди выходили молча, растеряно. Москва была другой. В воздухе стоял крепкий запах дыма, гари, керосина. Лизе показалось, что он вибрирует, ну так бывало, когда смотришь на воздух над костром. Пошли по улице со страхом, оглядываясь вокруг. Улица Горького почти не пострадала.

Оставив Лизу с Артемом, мачеха побежала на разведку к знакомым, потом принесла вести, что в налете участвовало не меньше двухсот фашистских самолетов, что несколько бомб упало в Кремле, одна пробила крышу Кремлевского Дворца, но не ворвалась, разрушен театр Вахтангова на Арбате.

На следующий день бомбардировка повторилась.

Глава 12

К 24 июля отряды Лужского участка обороны отступали по направлению к Луге. Сильно отступили, километров на тридцать. Местность в этом районе труднопроходимая — лесисто-болотистая, дорог нет. Немецким танкам было здесь тяжело, они не могли пройти по топям. Красной армии это мешало не меньше, конечно.

Бомбежки с воздуха и земли, сменяемые пешими атаками, не прекращались ни днем, ни ночью, они вообще не имели паузы. С Красной армией, которая никак не могла набрать силы, окрепнуть, имела огромные потери убитыми, ранеными и взятыми в плен солдатами, воевала сильная, обученная, жестокая и сытая 21 дивизия армии «Север».

Тяжелые бомбардировщики, груженные до верха смертоносным грузом, ползли на Ленинград. Солдаты уже отмечали, какие самолеты летят к городу, какие будут бомбить позиции. Советские летчики тут же поднимались им навстречу, ведя бои не на жизнь, а на смерть.

Фашисты в своих атаках применяли, так называемый «стальной кулак» — опыт, отточенный еще при захвате Франции. Танковые клинья рассекали оборону армии, заходили глубоко в тыл, потом шла обработка территории авиацией, а дальше вступала пехота. Танковые клинья смыкались, окружая войска, и пехота их уничтожала.

Ежедневно в дивизию приходило пополнение из народного ополчения. Серьезные мужчины в штатской одежде: широких брюках, помятых пиджаках, рубашках не первой свежести, поношенных пыльных ботинках и картузах, прикрывающих лоб и сердитый взгляд, мало походили на вояк. Винтовка на плече и пара гранат за поясом — вот и все снаряжение. Владимир, переписывая их, внимательно всматривался в лица угрюмые, немногословные, серьезные и сердитые. Шагов Андрей, Машкин Николай Ильич, Окрушко Григорий Матвеевич, Синеглазов Виктор Андреевич. Вскинул быстро взгляд, выдавая ему удостоверение, сказал: «Берегите себя». Мужчины из оккупированных деревень тоже вступали в ополчение или в создаваемые партизанские отряды.

Десятки тысяч ленинградцев и жителей пригорода днем и ночью под бомбежкой строили оборонительные сооружения на подступе к Луге: противотанковые окопы, дзоты и доты. Лужский участок обороны нечеловеческими усилиями сорвал гитлеровские планы по захвату Ленинграда сходу. Получив сильнейший отпор и потеряв немало техники и солдат немецкое командование взяло паузу для перегруппировки войск, чем воспользовалось советское командование для укрепления обороны Ленинграда.

Через неделю фашисты пошли в атаку с новой мощью. Обстрел начался с утра и не прекращаясь ни на минуту, засыпая позиции красноармейцев бомбами с земли и с воздуха.

Измотанные солдаты не ели с вчерашнего вечера, кухня не подходила и Владимир поехал узнать, что с провиантом. Зашел в командный блиндаж.

— С утра отбили две атаки, — докладывал кому-то на той стороне линии комбат.

Те, видимо, спрашивали о потерях.

— Потери большие, человек пятьсот с утра, делаем сводку, — устало продолжал докладывать комбат.

Комбат слушал кого-то еще минут пять, тот точно давал указания — значит со штаба фронта звонили.

Поприветствовал Владимира, сел, закурил.

— Ты не куришь? Так и не начал? — протяжно удивился он, — зря, это отвлекает и бодрит. Знаю зачем пришел, разбомбили все наши припасы. Через полчаса подойдет санитарный поезд, готовьте раненных, они, вроде, продукты привезут. Ополченцы прямо под бомбежками проложили насыпь с рельсами.

Раненых погружали бегом, за полчаса управились. Провиант не привезли. Пришлось идти в уцелевшую деревню неподалеку. Вошли в первую избу. Здесь все напоминало о мирной жизни: чисто, тихо, кухонная утварь на печи, красиво заправленная кровать у стены, книжки на полках, стол накрыт вышитой скатертью, дорожка от входной двери до кровати, образа в углу. Обошли несколько изб — нигде никого нет.

— Вы что тут ищите, мужиков нет, записались уже, — из-под земли кто-то с ними говорил.

Еды какой-нибудь бы, а Вы кто такой? — спросил его Владимир.

— Директор школы Тарасенко Иван Иванович. Тут многие по землянкам прячутся от бомбежки. Хлеба могу дать, вчера работала пекарня. Пошли в сторону небольшого домика, с виду напоминающего сельмаг. Зашли, небольшое такое помещение, хмуроватое, большие чаны чугунные на полу, две огромные печи во всю стену и длинный грубый стол вдоль другой стены, заваленный буханками. Аппетитные хлебные крошки рассыпаны по столу. Владимир не удержался, смёл их одной ладонью в другую и в рот. О! Такого вкусного хлеба он не ел. Тарасенко наложил в мешок буханок до верху, повернулся к солдатам и зло спросил:

— Нас тоже сдадите?

— Нет, Вас не сдадим, — ответил Владимир, взвалил мешок с хлебом на спину и направились обратно. Хлебный аромат забивал ноздри. Навернулись слезы: хлеб пах домом, матерью, родным очагом. Отламывая по куску от буханок, раздавал сидящим под обстрелом солдатам. Сквозь шум боя было слышно, как хрустят корочки.

Лиза уже неделю не выходила из дому. В один из дней она попала под дождь холодный и колючий и вот теперь ангина. Позвонили в дверь. Мачеха поплелась, шаркая тапками, к двери. Дверь в комнату Лизы резко открылась и на пороге