Кровавый коктейль - Марина Серова

— Че надо?

А надо мне было взглянуть на обитателей «Audi». Да вот незадача: во дворе темень — хоть глаз выколи.

— Ребята, закурить не найдется? Свои кончились. А я в этих краях не ориентируюсь. Не знаю, где купить можно.

Мне протянули сигарету.

— Я была бы вам еще больше благодарна, если б и огоньком поделились.

— А губы-то хоть у тебя с собой? — грубо поинтересовались в машине, но зажигалкой все же щелкнули.

Конечно, огонек зажигалки — не лампа дневного света, но кое-что я все же увидела, а именно — фиолетовые бугры на лице водителя «Audi».

— Спасибо, очень вам благодарна.

Дверка захлопнулась. «Явные пробелы в воспитании», — мысленно прокомментировала я поведение заочно знакомого незнакомца и направилась в подъезд, лихо дымя дармовой сигаретой.

Итак, Корявый собственной персоной устроил мне почетный эскорт. Мило. Интересно, на какую из его любимых мозолей мне удалось наступить?

Я к нему еще окольными путями подбираюсь, а он меня уже нашел. Просто прелесть.

Ладно. Их задача следить за моими продвижениями в расследовании, а моя — запутать следы и сбить их с толку. И хоть я не знала, насколько близка к цели, одно не вызывало сомнений — чем ближе разгадка, тем меньше у Ани шансов выжить. Любой неосторожный шаг может погубить ее. Но я еще предоставлю Корявому возможность убедиться в моих способностях.

Остановившись на втором этаже, перед квартирой номер пять, я достала духи и жвачку, которая всегда лежит в моей сумочке в стратегических целях. Не могла же я войти в чужой дом, благоухая табачным дымом: имидж решает все. Подкорректировав запах, я решила принять меры предосторожности. Не знаю, насколько круто упакованы пассажиры «Audi». Все может быть, в том числе и подслушивающая аппаратура, действующая в определенном радиусе. А это требовало ответного действия.

Я достала из сумочки лист бумаги и ручку и, присев на корточки и пристроив на коленях сумочку в роли пюпитра, написала на листке крупными печатными буквами — на случай близорукости Елены Ивановны, учитывая ее возраст: «Я — частный детектив. Ищу пропавшую девочку. Ее похитили те же, кто причастен к смерти вашего сына. Нас могут подслушивать. Осторожно».

Лишь только после этого я позвонила в дверь. Мне открыла женщина с короткой стрижкой, седая, в возрасте около шестидесяти лет. Я сказала: «Здравствуйте!» — и протянула записку.

Женщина, сощурив глаза и шевеля губами, прочитала ее и, кивнув, ответила:

— Здравствуйте. А вы кто такая будете?

Условия игры приняты. И я, следуя им, ответила:

— Я Таня Иванова. Я хотела бы с вами поговорить.

Мы вошли в квартиру. Хозяйка протянула мне уютные домашние тапочки с помпончиками и указала, где разместить верхнюю одежду.

В ее глазах был немой вопрос — она не знала, как себя дальше вести: говорить или молчать.

Я жестом указала на двери санузла. Мы вошли в ванную. Я открыла на всякий случай кран и сказала хозяйке:

— Разрешите мне осмотреть квартиру. Я выберу, в какой комнате мы сможем поговорить.

Она молча кивнула. Мы занялись обходом. Квартира была двухкомнатной, без особых излишеств, но уютная и чистенькая. Описывать зал, дорогой читатель, скучное и неблагодарное дело, поскольку войди в любую квартиру, где живут люди среднего достатка, и увидишь аналогичную обстановку. Я выключила свет и выглянула в окно — эта комната выходила во двор: я увидела, что «Audi» мирно ожидает окончания моего визита. Эта комната для беседы не годилась.

Я вновь включила свет и жестом позвала хозяйку за собой, теперь уже на кухню. Окна кухни и маленькой комнаты выходили на улицу Огородную, и, слава богу, с той стороны рядом с домом припарковаться возможности нет. Под окнами жильцы дома устроили нечто наподобие приусадебного участка. «Голь на выдумки хитра» — это очень правильно подмечено.

У городских жителей, не имеющих дачных участков, возникает порой острая потребность общения с землей-кормилицей. И тогда в ход идут все подручные средства, которые отыскиваются в самых неожиданных местах, а чаще на помойке. К пресловутым подручным средствам относятся спинки кроватей, ржавые уголки, дырявые трубы, негодные радиаторы отопления, прогнившие насквозь доски, старые шины и прочий строительный мусор, который используется любителями огородничества для обозначения границ владения.

Владения простирались до узкой дороги, на которой парковка невозможна во избежание затора. Шепотом я попросила хозяйку включить в зале телевизор почти на полную громкость, объяснив ей дополнительно, что в этом случае кухня и маленькая комната станут недосягаемыми для спецаппаратуры.

Наконец все меры предосторожности были приняты. Мы окопались на кухне, где хозяйка пообещала напоить меня чаем.

Мы уселись за стол около окна, задернутого плотными шторами.

Я вкратце рассказала Елене Ивановне о похищении девочки, о трех похожих убийствах, о своих предположениях и попросила дополнить мои знания.

— Елена Ивановна, как я поняла, все трое убитых знали друг друга и, кажется, даже учились в одном классе?

— И, к сожалению, дружили, — сказала хозяйка, заваривая чай. — Вам сахар внакладку или вы вприкуску привыкли?

— Давайте вприкуску.

— Понимаете, Таня, до меня до сих пор никак не дойдет, почему мой Витя тянулся к этим ребятам. Я старалась быть для него всем: и матерью, и другом. — Она смахнула набежавшую слезу. — Я его и в музыкалку водила, и на фигурное катание, и на горку даже лет до двенадцати кататься с ним ходила.

Я старалась жить его жизнью. Когда он родился, Николай сразу настоял, чтобы я уволилась с работы и занималась только воспитанием Вити. А я, между прочим, высшее образование имею, инженером на зуборезном заводе работала. А Коля был начальником цеха на том же заводе. Он любил сына до умопомрачения. Когда Витю убили, он слег сразу: три повторных инфаркта, и его тоже не стало.

Витя только из армии пришел, в институт поступать собирался. В тот страшный день он возвращался из центра на электричке: он на подготовительные курсы ходил. А двадцать восьмого мая домой не вернулся.

Слезы, совсем непрошеные, катились из глаз пожилой женщины. Она забыла про свой чай, который уже остыл, и тихо плакала.

— Бедный мой мальчик. Не успел пожить совсем.

Я слушала и пила чай, стараясь делать это беззвучно и пока не перебивая ее. Пусть выговорится. Ее душа болела и протестовала против столь нелепой, жестокой смерти сына.

Допив свой чай, я так же беззвучно поставила чашку на блюдце.

— Хотите еще, Таня?

— Нет, спасибо большое.

— Тогда идемте, я покажу вам Витину комнату. Я все оставила там, как было при его жизни.

Мы прошли в маленькую комнатку.

Там действительно чувствовалось присутствие молодого человека, фотография которого с черным бантиком в левом углу висела на коврике над кроватью. Кровать находилась слева от двери. Перед окном письменный стол, покрытый стеклопластиком, под которым были разложены фотографии модных в конце семидесятых групп, некоторые теоремы, грамматические правила английского языка. Стояла настольная лампа. У правой стены — книжный шкаф и полированное пианино «Токката» со стопкой нот на крышке.

— Я покажу вам сейчас его школьные фотографии, — сказала Елена Ивановна, открывая нижнюю створку книжного шкафа.

Она достала несколько альбомов.

— Садитесь на кровать, Таня.

И, как я ни спешила, мне пришлось пролистать все альбомы, начиная с рождения. При их просмотре я старалась задавать меньше вопросов и листать быстрее. Вряд ли пяти— или шестилетний малыш смог бы насолить так, чтобы его потом убили.

К школьным я отнеслась более внимательно. Ведь Николай Калинин уехал из Тарасова в пятнадцать лет. Именно до этого возраста случилось то, что принесло им потом ужасную смерть.

Я открыла страницу, где была наклеена фотография всего шестого класса, в котором учились ребята. Девчонки и мальчишки, стоящие и сидящие рядом с молодой, приятной женщиной, классным руководителем.

— Это Наталья Александровна Яковлева, очень добрая женщина.

— Не у нее случайно ребята кошелек украли?

Женщина взглянула на меня удивленно:

— А откуда вы знаете про кошелек? Хотя какая разница. Нет, кошелек они у англичанки украли. А Наталья Александровна провела расследование и вывела их на чистую воду. До сих пор не понимаю, как он смог в этом участвовать. Мы никогда его в деньгах не ограничивали. Да он ими не воспользовался даже. Он их в подъезде за батарею спрятал, домой не принес — побоялся: за такие вещи мы строго наказывали. А когда все выяснилось, он эти деньги вернул.

Это все Колина инициатива была. Он, понимаете, отвратительным мальчишкой рос: своевольным, беспардонным. Славка — тот просто без присмотра, никому не нужный. А у этого отец военный, мать нигде не работала. Казалось бы, все в семье нормально. А он вечно грязный, неухоженный и во всех пакостях, которые пацанами совершались, всегда главарем был.