Узник острова Кос. Греческий дневник - Егор Шевелёв

…

Среда 17 сентября 2008.

Вот он, долгожданный день суда. Нас (тех, кто идёт на суд из нашей камеры) будят в 6:00 утра. На улице ещё абсолютно темно. В голове стараюсь прокрутить свою сегодняшнюю речь. Пакую её в пакет, чтоб не забыть. Иду, делаю прическу, как могу, чищу зубы. Начинаю одевать свой костюм: новые носки, брюки, рубашка, туфли, пояс… хм, а как бы завязать этот галстук. Оказалось, в камере из 11 человек никто не знает. Бросаю его в пакет, а может опять какой мент по дороге завяжет, как это было на Родосе. Выхожу в коридор, народу уйма и это только с нашего крыла. Все парадно одеты и ждут милости сегодняшнего суда. Толпа начинает двигаться длинными запутанными коридорами к выходу. К нам присоединяются люди с других отделений тюрьмы Курдало. Вот мы доходим к окну, где выдают деньги. Беру свои 20 евро, на всякий случай. После этого ожидание в тесной комнате с несколькими скамейками и окнами с вертикальной решёткой во двор. Сажусь и смотрю в окно. Подъезжают с интервалом в 5мин такси, из них выходят люди и постепенно неспеша идут к проходной. Сотрудники тюрьмы. Начинает рассветать.

С первыми лучами солнца отключается подсветка таблички с названием тюрьмы. Во дворе большая пальма на круге, флаг Греции, газоны, кустарник, как будто отель с виду. Вокруг главного входа 3-х этажные административные здания, опять же с решеткой и колючей проволокой. Спустя 30—50 минут приехали 3 автобуса – большие, которые с трудом поместились на территории. Началась посадка, меня вызвали третьим. Сверились по фотографии, проверили содержимое карманов и пакета. Пошёл через рамку металлоискателя: мой пояс пищит, а дальше автобус. Снаружи он выглядит вполне нормальным, а вот внутри… Узкая дорожка, по сторонам маленькие клетки. Теоретически, там должно уместиться, ну максимум 2 человека, а сидело 4. Всё сделано из стали: лавка, стены, даже тусклый светильник закован в стальную толстую решетку. Грязно и душно. Стены представляют собой стальные листы с разбросанными по всей площади отверстиями диаметром около 2-х сантиметров, как монета. Током ничего не видно, негусто они посажены. Окно высоко, 20 на 20, закрыто аналогичным листом стали, отверстий штук 20, что там творится снаружи – не разобрать. По полу перекатывается разнообразный мусор, дышать нечем – все курят. Загрузились, подождали минут 15, будем ехать эскортом.

Со мной в клетке сидят (кстати, без наручников все): справа албанец в белой рубашке, мелкий по габаритам, благодаря этому хоть как-то умещаемся с ним на лавке. Напротив офисный клерк в рубашке, очках и дорогих часах. Постоянно читает свои документы и нервно подёргивается. По диагонали – колоритный крупный негр в пёстрой тенниске с яйцевидной морщинистой головой. Дядюшка Том или кубинец, как кому угодно. Едем. Ремней безопасности нет, поэтому при каждом торможении, я уползаю по гладкому металлу вперёд в своих скользких брюках. Кортеж сопровождают мотоциклисты: они перекрывают движение боковых улиц, чтоб мы могли проехать эти утренние пробки. Вдруг наш автобус резко тормозит. Против своей воли я и мой сосед стремительно улетаем в колени соседям напротив, как впрочем, и остальные пассажиры в клетках. Слышится отовсюду неодобрительные возгласы. Путешествие заняло целую вечность. Финиш поездки стал ясен лишь тогда, когда автобус заглушил двигатель. Трясучка прекратилась, как и подача свежего воздуха.

Выводят по два человека, предварительно сцепив их наручниками. Вокруг автобуса человек 30 ментов, многие из них носят бронежилеты. Вереницей направляемся в здание суда через черный ход. Длинные коридоры, мрачно и тоскливо. Доходим до двух здоровенных клеток из проволоки, многослойные клетки. Заводят вовнутрь, сняв наручники, 4 лавки, 1 туалет и куча людей, которые всё прибывают и прибывают. Пообщался с соседом напротив: он великолепно знает английский язык, компьютеры и пойман за перевозку наркотиков. Солидный с виду, а галстук завязывать не умеет. В конце концов, мне завязал галстук пожилой мужчина, который и сам был в галстуке и костюме. Не успел я привыкнуть к галстуку и поправить его как следует, как меня вызывают на суд.

Быстро, однако. Немного нервничаю и пытаюсь настроить себя на рабочий лад. Прошло около 5-ти часов, и я уже чувствую себя чертовски уставшим, а впереди – самый важный суд моей жизни. Ведут тем же коридором, 4 заключенных попарно гуськом, между нами охрана. Выходим на улицу и заходим в суд через парадный холл. Дышу на улице на полные лёгкие, в клетке воздуха практически не было. Как же хорошо на улице было! И вот мы в помещении, идём к лифту, подъём на 4-й этаж, два поворота налево – вот и он зал Верховного суда. Стены обшиты деревом, над судьёй по центру висит портрет святого, большой и старинный. По бокам – древние масляные холсты с изображением уважаемых людей века эдак 18-го, с медалями и пр. Народу куча. У всех в зале мягкие лавки, кроме подсудимых. Усаживают нас в ряд, не сняв наручники, я оказался сидящим с краю. Замечаю своего одного адвоката с Афин. Здороваюсь, обмениваюсь приветствиями. Михалиса, мамы и людей с посольства не вижу. Там как в пчелином улье: все суетятся, шебуршат бумажками, переговариваются. Впереди меня сидят непонятные старики лет под 80—90! У нас столько не живут, а тем более не работают.

Входят судьи: 5 человек + прокурор. Все встают, приветствуют, самому молодому из них лет 50, седые, в очках, морщинах. Вряд ли они вообще понимают, что такое компьютер. Перекличка заключённых. Называют мою фамилию, стараюсь придать себе самый беззаботный вид и приподнимаюсь. Смотрю на судей, они смотрят на меня секунду-полторы, потом очередной заключённый. После краткой переклички они уходят, возвращается шум. Вижу Михалиса, Лесю и еще трёх незнакомых людей. Он в темпе напоминает ключевые аспекты речи, объяснения ответов и другие моменты. Обмениваюсь позитивными репликами с Лесей. Мне представляют нового посла (он разговаривает на украинском языке забавно и неожиданно) и переводчика (седой дядька живчик, который сам в шоке от дела Интерпола). Пожелание успехов, напутствия и вот все рассаживаются, Михалис сует мне 2 телефонные карты, так что после суда смогу звонить, не ограничивая себя. Опять входят судьи в своих дурацких чёрных шапках-коронах и развевающемся одеянии. Главный судья сидит на самом большом стуле посередине, одетый в мантию. Невольно на губах всплывает улыбка от происходящего. Пять напыщенных гордых старичков, одетые в индивидуальные одеяния (чтоб психологически отделить себя от челяди), играют судьбами и жизнями четырёх сидящих здесь людей. Вот она – абсолютная власть! Первым вызвали албанца (альбинос), выступили адвокаты, прокурор и ещё несколько непонятных людей. Тем временем я изучаю судей, сколько из них и кто может мне симпатизировать, кто из них самый нормальный и адекватный, кто не боится Америки, и действительно будет отстаивать справедливость, а не право просиживать рабочий день в рясе, поддакивая главному судье. Судьи во время слушания перешептываются, прикрываясь листами бумаги, чтоб не было видно.

Вот и приходит моя очередь. Перемещают меня на край скамьи. Вызывают по имени. Поднимаюсь, речь готова, держу в руках вместе с блокнотом. Традиционный судейский вопрос: как меня зовут, как в паспорте или как Интерпол обозвал, уточняем. А вот следующего вопроса я никак не ожидал: «Если вы невиновны, то почему боитесь ехать в Америку, судиться там?». Чертовски интересная постановка вопроса – а что я там забыл, когда у меня обвинений на 300 лет тюрьмы, украинское гражданство и я там ни разу не был. Затем спрашивают про никнейм Эскалибур? С задних рядов все советуют идти в несознанку и всё отрицать. Так и делаю. На этом поток вопросов неожиданно закончился. Речь осталась у меня. Вызвали к трибуне… Лесю. Хм, интересный поворот событий. Вопрос о вероисповедании, клятва на библии.

– У вас один ребёнок в семье?

– Ах, один, у-у-у.

– А какое у вас образование? У мужа, родителей, сына? Какой достаток в семье? – и резкий вопрос.

– Ваш сын принимал участие в преступной группировке из 17 человек (ну и какого ответа он ждал)? Он ходил на курсы информатики? Умеет профессионально пользоваться компьютером? (опа, а вот и подвохи. Ламеры мы, ничего естественно не умеем).

– У вас дома есть Интернет?

– Ах, есть, а зачем он вам нужен? (Мужу по работе).

– А ваш сын говорил с кем-нибудь из друзей об Интернете? (ни больше, и ни меньше, как-будто само понятие Интернет носит исключительно криминальный характер и за одно использование надо сажать). Логика железная – есть Интернет, мог все сделать (как в анекдоте: так инструмент же имеется). Но вот незадача – членского билета участника преступной группировки при обыске не обнаружилось, улик совсем нет. На этом допрос мамы заканчивается, и начинают выступать адвокаты. Не так долго, не так много, но оба. Мой последний оплот защиты. Кончилось всё быстро и неожиданно, не успел даже речь зачитать. Адвокат всё советовал рассказать им про электронную почту, Интернет на базовом уровне. Но такого рода вопросы они не задавали. От Интернета и прочих современных благ цивилизации они равно удалены, например, с пигмеями Галапагосских островов, а само понятие Интернет внушает им страх. Естественно бояться того, чего не знаешь, не понимаешь, и в силу своего возраста уже не способен понять. В воздухе витает обреченность моего дела. Интересно, а в Америке судьи тоже такие же тупицы будут или нет? Тем временем моё слушание неожиданно закончилось. Дела двух оставшихся пролетели ещё быстрее моего. Чувствовалось, что судьям поскорее хочется всех осудить и отдохнуть. Тем временем адвокат передаёт мне пару телефонных карт. Нас опять сцепляют наручниками и уводят из зала суда. Уже в коридоре, на ходу мне переводчик говорит, что результат суда будет известен через две недели. Они ждут, может Америка ещё какие документы пришлёт, что есть очень хорошо, появился шанс на успех. Родня остальных заключённых, включая мою маму, пытаются переброситься хоть несколькими фразами с нами, но менты очень быстро нас уводят, так что успеваем переброситься лишь несколькими взаимно ободряющими фразами.