Бабуин мадам Блаватской - Питер Вашингтон

В Индии Блаватская и Олькотт сразу же почувствовали себя как дома. Полковник дошел до того, что по прибытии в Бомбей упал на колени и поцеловал пристань. Разумеется, именно такой настрой требовался для того, чтобы завоевать симпатии местного населения. Впрочем, он не помог компаньонам наладить отношения с их корреспондентом Харричандом Чинтамоном, членом "Арья Самадж". В письмах он уговаривал их приезжать в Индию, всячески выражал радушное гостеприимство и обещал устроить грандиозный прием. Прием он действительно устроил, но затем вручил гостям огромный счет за все и в том числе за свою собственную пригласительную телеграмму. Кроме того, он до сих пор держал у себя деньги, которые Блаватская и Олькотт некоторое время назад переслали в "Арья Самадж" как добровольный вклад и свидетельство дружбы. Отобрав у Чинтамона эти деньги, невзирая на его злобные выпады и угрозы, Блаватская и Олькотт покинули негостеприимный дом и обосновались сами в индийском квартале Бомбея Гиргаум Бэк-роуд.

Невзирая на этот конфуз и на подозрения со стороны английского правительства, приставившего к американским гостям комично неуклюжего шпиона по имени майор Хендерсон (который ходил за компаньонами по пятам, пока Олькотт не выразил по этому поводу свой протест), дела стали идти на поправку. В апреле 1879 г. Блаватская и Олькотт открыли журнал "Теософ", который вскоре начал приносить прибыль. За три месяца тираж подписки возрос до 600 экземпляров. Компаньоны начали путешествовать по стране, посещая святые места и Учителей. Они познакомились с еще одним членом "Арья Самадж" — Свами Даянанда Сарасвати, который практиковал йогу и развивал в себе оккультные силы. В число этих способностей входила левитация, способность занимать чужое тело, продление жизни и преображение материи. Свами проводил тщательное разграничение между этими серьезными эзотерическими дарами и фокусами, которые так забавляли европейцев. К примеру, он считал, что умение заставить вещи исчезать и появляться зависит не от основательной религиозной практики, а от ловкости рук; это не наука, а практика ремесла.

Могущество йоги не должно опускаться до подобных трюков, хотя любой йог с легкостью способен проделать такой фокус, если это необходимо для конкретной цели.

Разумеется, ЕПБ тоже была готова выступить в роли Учителя, и подтвердила свою готовность демонстрацией различных феноменов, основанных именно на упомянутой ловкости рук. К концу декабря 1880 г., вернувшись в Бомбей из своих странствий, компаньоны переехали в новый дом — "Воронье гнездо", находившийся в лучшей части города. Тут-то и начались демонстрации. На цветочной клумбе внезапно появлялись брошки; чашки возникали прямо из воздуха; время от времени начинала играть музыка без видимого источника звука. В англо-индийских кругах такие "феномены" весьма ценили, и Блаватская в конце концов получила туда доступ. Однако многие утверждали, что ее демонстрации — именно то, что Свами Даянанда презрительно называет "тамаша", то есть трюк. Возможно, разграничение, которое проводил Свами между проявлением подлинных оккультных сил и обычными фокусами, было слишком трудным для европейского восприятия?!

Со временем такие феномены, как "передача" писем, стали предметом ожесточенных разногласий в Теософском Обществе. Многие сторонники Блаватской допускали, что некоторые производимые ею феномены действительно ловкие трюки, но настаивали на том, что большинство ее демонстраций — подлинные оккультные явления, и что четкую грань между ними провести невозможно. Вопрос не в том, считали они, шарлатанка ЕПБ или нет; вопрос в том, прибегает ли она к дешевым трюкам на потребу публике, компрометируя свои истинные силы? Сама Блаватская в поздние годы выдвигала два предположения: либо что среди ее демонстраций действительно были как истинные, так и фальшивые, и что фальшивые порождала низменная часть ее натуры, а истинные возникали под руководством Учителей; либо что сомнительность некоторых ее трюков была частью некоего общего, недоступного пониманию простых смертных плана. В чем заключается этот план, она не уточняла, и все ее притязания неизменно наталкиваются на опровергающие свидетельства. К примеру, брошка, обнаруженная на клумбе, была отдана в залог неким жителем Бомбея, а ЕПБ выкупила ее.

Хотя Блаватскую обычно не приглашали на большие официальные собрания, поскольку с нее так и не было снято подозрение в шпионаже, мало-помалу она приобрела множество связей и влиятельных знакомств (среди них был и майор Хендерсон, следивший за нею и Олькоттом в первые недели их пребывания в Индии). Блаватской удалось даже завоевать некоторую славу среди англичан и местных жителей. И этой славой она во многом была обязана Альфреду Перси Синнетту (1840–1921) и Аллану Октавиану Хьюму (1829–1912).

Альфред Синнетт прежде работал журналистом в Лондоне и Гонконге, а теперь был редактором главной индийской газеты — аллахабадского "Пионера". Его дом в Аллахабаде был настоящим интеллектуальным салоном, и в числе его друзей был отец Редьярда Киплинга. Синнетт и его жена Пэйшнс были увлеченными спиритуалистами, обожали спиритические сеансы и манифестации духов. Они отличались определенным снобизмом, и Синнетт, любивший представлять ЕПБ как "графиню", с готовностью предоставил ей место в своей газете (по мнению его работодателей, этого места оказалось слишком много, и в конце концов они уволили его за то, что по его вине в газету попадали весьма нежелательные во всех отношениях теории). В декабре 1879 г. Олькотт и Блаватская навестили Брайтлэнд — дом Синнеттов в Симле. Олькотт вел себя сдержанно и любезно, но у Блаватской сложились искренне дружеские отношения с обоими супругами. На протяжении следующего десятилетия она вела с ними переписку и снабжала Альфреда материалами для своей биографии.

А.О.Хьюм также владел большим домом в Симле — внушительным "Замком Ротни". Помимо прочего, он был специалистом по индийской орнитологии. Он был примерным служащим Ост-Индской компании, служил в индийской армии и имел чин полковника. На имперской гражданской службе он также добился высокого поста, став секретарем правительства Индии. Но, будучи сыном английского либерала Джозефа Хьюма, он унаследовал от отца непокорный нрав. Во время появления Блаватской в Индии он серьезно поссорился со своими начальниками, и хотя официальными поводами последовавшей за этим отставки были названы личные конфликты и неспособность выполнять приказы, действительные причины, по-видимому, лежали гораздо глубже. Хьюм, с точки зрения колониального правительства, чересчур симпатизировал местному населению. Он глубоко увяз в националистической политике и способствовал созданию Индийского Национального Конгресса, первое собрание которого состоялось в 1885 г. Менее доверчивый, чем Синнетт (с которым его объединял интерес к буддизму), Хьюм был обидчив, раздражителен и порывист. Но его также заинтриговали Блаватская и ее Учителя.

Хьюм и Синнетт страстно желали довериться своим новым друзьям, но вскоре они поняли, что это нелегко. "Хотя время от времени мне отчаянно хочется сказать себе, что вы — мошенница, — писал ей Хьюм в 1881 г., все-таки, кажется, вы — лучшая среди них всех, и я люблю вас больше всех"[43]. Такое, не особенно оригинальное, отношение к Блаватской породило еще одно ее прозвище — "Старая Леди" (англ. "Old Lady"). Блаватская с удовольствием приняла его и даже стала подписывать свои письма "OL", охотно разыгрывая роль безрассудной, своенравной и непредусмотрительной, но очаровательной старой дамы, склонной ставить других людей в неудобные ситуации.

Кроме того, она потешалась над этими двумя корректными англичанами. Без зазрения совести она смеялась над ними за глаза (и это было действительно опрометчиво), сравнивая, например, Хьюма в письме к Синнетту с "Юпитером, предлагающим себя, словно стадо коз, в жертву богу Гермесу, дабы научить последнего хорошим манерам… Бедная сухая травинка, падающая с пирамиды Хеопса"[44]. Синнетта она характеризовала попросту "простофилей". Исполненная неисчерпаемого запаса насмешек по поводу претензий британского правительства Индии, Блаватская то ставила себя выше королевы Виктории по благородству происхождения, то в шутку собиралась принять британское подданство и украсить себя именем "миссис Снукс или Тафматтон"[45]. Вдобавок она не уставала веселиться по поводу здравого смысла англичан, которые "больше верят в невидимое присутствие русских в Индии, чем в существование невидимых Махатм"[46], но все же одержимы "ненасытной" жаждой видеть психические феномены. Гордясь своим скептицизмом, они безгранично доверчивы, стоит им хотя бы раз убедиться в реальности потустороннего мира.

Судя по письмам Синнетта и Хьюма, им доставляла удовольствие склонность Блаватской к насмешкам: обширная переписка между этими тремя корреспондентами (а также между ЕПБ и Пэйшнс Синнетт) полна разнообразных сплетен и постоянного обыгрывания мысли о том, что в конце концов Блаватская все же может оказаться мошенницей. Она постоянно провоцировала и опровергала эти обвинения, чтобы они появлялись вновь и вновь. Новые друзья ЕПБ переняли у нее фамильярный тон. "Если они все-таки не существуют, — пишет ей Хьюм об Учителях, — то какая же великолепная романистка могла бы из вас получиться! Ваши персонажи на удивление последовательны. Когда наш добрый старый Христос — я имею в виду К.Х., снова появится на сцене? Он наш любимый актер…"[47].