Воспоминания Калевипоэга - Энн Ветемаа

Колдун подошел поближе. Весьма своеобразная личность, ничего не скажешь! Где у меня меч висит, у него был бубен привязан, непонятными закорючками испещренный; шею украшал красный шнурок, на коем висели ржавый ключ, рыболовный крючок и маленький молоточек. А из набитых карманов вываливались пучки каких-то трав. Что это за придурок, подумал я, у него явно чердак не в порядке. Но зеленоватые глазки мужика смотрели на меня спокойно и уверенно, так что свое предположение я отбросил.

— Ты прости меня, о мудрый муж, хочу спросить: что за диковинные вещички на тебе навешаны? — вежливо осведомился я.

— Спрос не беда, — дружелюбно ответил колдун. — Сия нить с чародейскими узелками кровь остановить может и боль утишает, ключ, что на вые подвешен, вора обличит и краденую вещь отыщет, а молоточком по бубну постукивая, я, король, ворожу, добрых лесных духов призываю и мысли их узнаю. — Тут колдун, насмешливо улыбнулся. — Только ты, повелитель мой, небось в добрых духов-то не веришь?

Этот нахал разговаривал со мной, своим королем, как с малым дитем!

— Ну да, не верю, — рассердился я, — а если б и верил, так на ихние мысли мне наплевать, пускай мои мысли и желания исполняют.

Он сии гневные слова без внимания оставил. Только прищурился на меня и сказал, что молодой наш король, видно, задиристый.

— А синие закорючки на твоем бубне что означают?

— Кабы ты, король, более просвещенным был, разобрался бы, что закорючки сии суть магические знаки, кои математики из южных стран именуют пента-, гекса— и октаграммами, в них могущественная сила заключена. Вот волшебный квадрат, а это гаммированный крест, — вежливо разъяснял мне колдун. — Ежели случится, что ты, мой повелитель, или другой кто разгневается сильно либо убоится чего, могут у него в разных местах красные пятна выступить. Таковой недуг при помощи магических сих знаков излечивается.

Я чуть было не разгневался, но взял себя в руки. Неудобно же сердиться на любезного и доброжелательного собеседника. Я только спросил, какая причина побудила столь мудрого эрудита поперек моего пути становиться.

— Беспокойство о тебе, король, — серьезно и взволнованно ответил колдун.

— Скажи на милость, надо же!

— Отдай мне меч свой. Проклятье на нем, проклятье! — И добавил тихо: — Сей меч тебе погибелью грозит, если ты с ним не расстанешься.

Я вздрогнул. Откуда известна ему история моего меча? И уже тянулась рука моя к рукояти, чтобы его… ну, не знаю точно, с какой целью; только вспомнился мне верный Алевипоэг, сейчас поспешающий с долгом моим за меч расплатиться. Опустил я руку и молча от колдуна отошел.

— Видать, не отдашь ты добром, — сказал он грустно. — Тогда я сам возьму.

— Ишь какой шустрый! Да ты что, ты за кого меня принимаешь-то? — Я уже не мог больше сдерживаться. — Интересно, как это у тебя получится!

— О том узнаешь ты, — кратко ответил колдун и, слегка согнувшись, медленной поступью пошел прочь.

Я поплелся к озеру и вошел в воду, настроение у меня было испорчено. Вот дурак, псих ненормальный, воображает невесть чего, тут таких шарлатанов, вроде этого, из-под Алатскиви, много шатается, пытался я себя успокоить, но какая-то неясная тревога терзала мне сердце.

В мрачной задумчивости брел я к белым стенам и крутобоким луковкам псковских храмов.

Следует отметить, что славяне приняли меня с распростертыми объятиями. Не успел я на берег выйти, несколько почтенных бородачей, низко кланяясь, кинулись мне навстречу и поднесли на вышитом полотенце огромный каравай, на котором стояла маленькая солонка. Я здорово проголодался и, склонившись над караваем, откусил изрядный кус. Это вызвало бурное ликование представителей дружественного народа.

Потом мне подвели прекрасную белую кобылу, и еще с двумя всадниками, не спеша, с королевской величавостью, направился я к центру города. Всадник, что ехал слева от меня, мощью и дородством мне не уступал, а в имени его было что-то знакомое, где-то я его слышал, не то Муруметс, не то Мурумютс. А справа гарцевал некто Иван Колыванович, тоже весьма крупная фигура, так по крайней мере утверждает П. Йохансен (см. «Нордише Миссион», стр. 57).

Славный город построили эти русские на берегу озера — крепкие стены, позолоченные крыши башенок, любо-дорого смотреть! И народу на улицах немало. И девицы недурны — в длинных пестрых юбках, пригожие, румяные, сдобные, глаз не оторвешь! Я с несколькими перемигнулся, причем улыбались они весьма игриво и соблазнительно. Не будь их язык сплошным шипением и всплесками, в которых сам черт ногу сломит, не одна наша Юта либо Меэли в старых девках осталась бы. Слишком долго описывать все почести, кои мне воздавали. И кланялись, и ублажали, и веселили меня. Пытался закинуть удочку насчет покупки досок, да ничего не вышло, и слушать не стали, привели в богатый дом с башенками, кутил там трое суток, сало ел, орехи грыз, медовухой запивал.

Только на четвертый день свели меня с дельными людьми, кои в сем городе рубкой, колкой, пилкой и прочей обработкой древесины ведали. Показали мне склад лесоматериалов, и удостоверился я, что истинна народная молва о выдающихся успехах славянских братьев в части лесо-пило-деревообделочных производственных объединений. Доски здесь пилили при помощи мудреного снаряда, водяной сохой называемого. Почему-то посмотреть вблизи сей снаряд меня не допустили.

Набрал я себе досок, и уселись все снова выпить да закусить. Поскольку доски я через озеро на своем горбу переть собирался, то на медовуху не дюже налегал. Договорились за чаркой, что и впредь буду я доски только во Пскове покупать. Тут же договор на золотом блюде поднесли, и скрепил я его своим перстом, в дегте смоченным.

В трапезе сей именитые мужи соучаствовали, коих пригласил я в удобное для них время ответный дружественный визит на Эстонскую землю нанести. Сие предложение с благодарностью принято было. А затем из-за штабелей досок вылезли гусляры и дудошники. Под благозвучную их музыку взвалил я себе на спину доски и направился в обратный путь. Сотрапезники мои долго махали мне вслед, а сопровождающая музыка еще посередке Чудского озера слышна была. Плелся я через озеро, голова легким хмелем одурманена и приятных мыслей полна. Славная штука мирная торговля! Небо было ясное, озеро тихое. И вдруг нежданно-негаданно буря поднялась, да какая! Ни с того ни с сего, внезапно, я даже Дуйслара вспомнил. Да, вспомнил я старого Дуйслара, а потом этого чудака из-под Алатскиви — колдуна или кудесника, как его там звать. Не он ли это собрался свою мощь показать и колдовством блеснуть?

Страсть как я разгневался! Нашел, сукин сын, время для похвальбы! Я тут пру доски, тесовый товар для своего маленького народа, руки у меня заняты, тяжесть несусветная, черт бы его побрал, разве это подходящий момент дурака валять! Может, он воображает, что я доски в воду брошу? Доски, на государственные деньги купленные! Я король, но в шутках разбираюсь, и этот тип со своими дурацкими шуточками у меня дождется! Ну, погоди!

А вода вокруг кипела, волны с ревом бросались на мой меч, казалось, разбушевавшаяся водная стихия проявляла интерес именно к моему мечу, ибо огромные валы, с силой ударявшие по ножнам, уже до половины выплеснули, вытащили из них меч. Ах, вот в чем дело! Ведь Колдун-то меч у меня выпрашивал! Нет, этот номер не пройдет!

Гнев удвоил мои силы, а беда — ловкость, и я исполнил акробатический трюк высшей категории сложности: присел глубоко (при этом доски чуть не свалились со спины) и выхватил зубами меч из ножен.

Что тут началось! Маленькие злые барашки набросились на меня сверху, словно стая крыс, а тяжелые валы били меня сзади, пытаясь опрокинуть. Но я не сдавался. Да неужто какая-то Чудская лужа одолеет сына Линды и Калева! Как бы не так! С трудом пробивался я к берегу, и с каждым шагом возрастало мое упорство.

Очень мне хотелось обложить крепкими словами и волны, и их повелителя, но пришлось воздержаться: не мог же я повторить ошибку вороны, не сумевшей пред лисьей лестью устоять и при ответе вкусный кусочек из клюва уронившей. Я, напротив, еще крепче зубы сжал, но сумел все же процедить:

Ой, смотрите! Поглядите!Ну и умник, ну — затейник!Хо-хо-хо! — он в этой лужеУтопить меня задумал!Наконец добрался я до берега.

Скинул на песок тяжкую свою ношу, вынул меч из зубов, покрутил его, готовясь с Колдуном счеты свести. Но сквернавец этот куда-то сгинул. Видать, схоронился в кусты и отсиживается там. Постой, доберусь я ужо до тебя, ракалия!

Одначе переход через взбесившееся озеро изрядно меня умаял. Пожалуй, расправу и завтра учинить не поздно. Устроив себе возле досок песочное ложе, прилег я отдохнуть. Уже начал смежать мои вежды сладостный сон, да пришлось погодить: как бы беда не приключилась, ведь Белогривого-то своего я проспал. Нет, надо озаботиться, чтобы и оружия во сне не лишиться. Положил я свой меч поблизости, поверх доски навалил. А досок-то было: