Сердце пацана (СИ) - Благосклонная Ядвига "Bambie"

— Сынок, — раздалось вдалеке, но затем реальность обрушилась на меня и я резко разлепил веки. — Тебе куда дальше?

Нахмурившись, посмотрел в окно. Мой дом находится несколько дальше.

— Здесь, давай, — пораскинув мозгами сказал. Из заднего кармана достал смятую купюру и хмуро взглянул на мужика. — Сколько с меня?

— Та ты что, сынок, какие деньги! — воскликнул он возмущенно. — Я тут рядом живу. Прям за тем поворотом, — указал на соседний двор. — Мне не в тягость. Считай соседи.

Но я не слушая его протестов, сунул крупную купюру в руки, и прежде чем выйти с доброй усмешкой изрек:

— Чтоб жена с невестой за кастрюли не воевали.

На улице снег хлопьями кружился под фонарями, что освещали небольшое пространство вдоль дороги. Несколько окон полуночников еще озарялись светом, а где-то на третьем этаже раздавались крики. Обычный спальный район, которые раскинуты по всему миру.

Зачастую я ходил другой дорогой, но сегодня мой путь проходил через один дом, в котором маленькая мышь не спала, судя по тусклому свечению исходящего из её окна. Удостоверившись что мисс неприятность дома в своей кроватки, наверняка в пижамке с мишками, я уже засобирался домой, как вдруг в окне мелькнула тень. Прислонившись к столбу, стал наблюдать за тощей, но изящной фигуркой, что мельтешила из одного конца комнаты в другой. Достал сигареты, подкурил, искренне наслаждаясь зрелищем открытым передо мной.

Мышь и не подозревала, что у нее появился невольный зритель. С книжкой в руке она остановилась у окна. Отсюда выражение ее лица было не разглядеть, а уж в такой дремучей темени и подавно, но то как она соблазнительно провела рукой по шее, опускаясь медленными движениями вниз, затем вернулась и механически поправила тонкую лямку бледно-розовой шелковой рубашки, дало мне почву для недетской фантазии.

Сглотнув слюну, перевел взгляд вниз. Туда, куда так пристально таращиться было дурным тоном.

Черт!

Сквозь зубы втянул в себя воздух, тем самым затягиваясь дымом, но с выдохом напряжение в паху не ушло. Бобриха точно задалась целью меня или убить, или соблазнить. Я, конечно, и сам был бы рад соблазнятся.

Девочка выросла. Когда-то нескладная фигурка, приобрела изгибы. Однако, очарование было в другом. Что я баб смасзливых не видел?

Мышь была запретным плодом. Слишком хороша для шушуры, подобной мне. Чистая как родник, в то время как я  болото.

Закинув голову, она расхохоталась, открывая вид на тонкую лебединую шею. От этого атласная ткань натянулась, четко повторяя контуры ее по-женски стройного тела и упругой груди. Может, я и должен был отвести взгляд, стушеваться и давно отвалить на все четыре известные, но не мог. Не мог и не хотел. Она зазывающе поиграла плечиком, испытывая меня на прочность, и тут же резко задернула шторы. Так резко, как выливают холодную воду на спящего. Это меня остудило и, вместе с тем, разочаровало. Как и много лет назад я на нее не налюбовался. Моим глазам было мало.

Первая встреча. Детство.

Это был обычный летний день. С улицы доносились детские оживленные крики и радужный смех.

— Давай, Серый, давай! Бросай мяч! — Вовка из соседней квартиры и Серега с пятого этажа уже учились во втором классе, а я завистливо зырил на них из окна.

— Да подожди ты, Вовчик! — махнул рукой Серый и, перебежав небольшую дорогу к подъезду, стал под окнами. — Гера, выходи! Будем в мяч гонять!

Поджав обиженно губы волчьим взглядом впился в бабку, что кашеварила рядом.

— И не зыркай своими зеньками, волчок! — строго брякнула она, помешивая зажарку. — Нечего тебе там делать. Не дорос! Вот, папка с мамкой придут и скатертью тропинка!

Клацнув рассерженно зубами, высунулся в окно, под бабкино ворчливое:

— Куда?! Щас вывалишься непутевый!

Но я не обращая на нее внимания, крикнул Сереге:

— Не могу!

— Что, не пускают? — с некой усмешкой и жалостью бросил.

— Ага, — выдохнул.

— Хулиган! А ну бегом слезай! — орала как оглашенная бабка. И чего ей в своем захолустье не сиделось?!

— Ну ладно, малой, если что, мы на площадке!

Серый умчался. Они с Вовкой были на два года старше моего, но не гнушались со мной играть.

Старуха добилась своего и, за ногу стащив меня на пол, свирепо на меня уставилась. Однако я, в силу своей твердолобости, на стал отводить взгляд, глядя прямо в упор.

— Чем только твои родители занимаются?! — пожурила она. — И эти тоже такие бесхозные! А ну-ка брысь в свою комнату! Тебе к школе готовиться надо, а-то будешь как твой папка пропащий…

Топнув ногой и назло старой плесени пнув стол, с которого тотчас же упала мука, дал деру в комнату.

— Паршивец мелкий! Мало тебя пороли по задница твоей! А теперь распишите-с получите! Не-го-дяй!

Престарелая ведьма еще долго бранилась, дескать, совсем ни капли уважения к старшим, а затем ее жертвой стал ни в чем не повинный телевизор.

— Власти обещают, что сделают все возможное, — вещал ящик.

— Как же! — ехидно ответила ему Клавдия Семеновна. — Сделают они! Унитазы они себе золотые поставят, чтоб говно светилось! — Семеновна не выбирала выражений.

Человек она в силу своей неграмотности была узколобый, недальновидной и культурой не отличалась. Выросла на опушке деревни. С людьми дел имела крайне мало. Те старуху остерегались, старую покосившуюся избу стороной обходили и нарекли «Ведьмой».

— Чтоб вы все сдохли! Ироды!

Хмыкнув, я покосился на книжки. И чего там интересного?! Такая нудятина… Мамка читала иногда, так я от скуки засыпал.

— Школа, школа. Тьфу ты! — передразнил и покрутил пальцем у виска в отражении зеркала, висящего на совдеповском шкафу, на внутренней стороны дверцы. — Эх, а вот Витек с Серым гоняют… А ты тут сиди в четырех стенах, — пнул шкаф и он с хлопком захлопнулся, но тут же открылся. Замки уже давным-давно были сломаны, и как говорила мамка, починить-то некому. Мужика у нас в доме нет! Только его пародия!

Ловко запрыгнул на подоконник и с ногами на него забрался. Витек с Серегой гоняли по всему двору.

Вот же сталинская реликвия! Всех пускали! Всех! Вон, Олежка на год младше! Хилый, как девчонка, и таскался с девчонками, но даже его пускали…

У бабки моей было извращенное представление о воспитании. Всякий раз когда она приезжала, а это, к моему счастью, случалось крайне редко, пару раз в году, то начинала качать свои права. То не ешь, там не сиди, тут не играй, туда не ходи… А мамка меня пускала, между прочим! Да, и папка тоже! Правда ему, кажется, вообще было до лампочки.

— Рыжик, ну слезай! Ну миленький, ну хорошенький, — услышал я тоненький голосок. Это отвлекло меня от дум о вселенской несправедливости, и я посмотрел вниз.

— Ну, давай же, — всхлипнула девчонка.

В её глазенках блестели слезы, а лицо выражали тоску и отчаяние. Сперва я не просек что ее так расстроило, но, услышав звучное и, как мне показалось, протестующее «Мяу!», перевел взгляд на дерево.

Буквально напротив меня на дереве сидел котенок. Маленький, рыжий, щуплый, да с шарами на выкате. У него не было гладкой шерсти, да и сам он был далек от породистого красавца, но голос девушки дрожал. Ей было его жалко, а мне всего на секундочку стало жалко ее, глупую.

И чего она ревет дура? Он же кот! Он должен лазить по деревьям. Однако, свои мысли я почему-то не озвучил, продолжая тайно за ней наблюдать.

Блики солнца играли на ее пшеничных волосах. Не длинных, но шелковистых. А глаза точно аквамарины! Мне дядь Леша, мамин брат, такой подарил, но строго-настрого запретил показывать бате.

Вообще-то, мне по-приколу было дразнить девчонок. Например, Ленку из соседнего дома или Алку, ее подружку. Девчонки вообще всего боялись. И лягушек, и пауков, и даже летучих мышей, которых мы ловили. Они так смешно верещали, что мы не могли с пацанами упустить возможность их позадирать. А еще эти противные дуры постоянно жаловались родителям. Ябеды! Мы просто обязаны были им отомстить. Ну вот кто тянул Алку своим языком трепаться? Сдала нас с пацанами. Злыдня! А мы-то и всего слазили на крышу. Завидно стало небось! Как говорил папка: «Бабье, что с них взять?!». Однако с этой будто язык проглотил.