Стратегия психотерапии - Милтон Эриксон

Эти реплики произносились вслед за его выкриками и прекращались, когда он впадал в вышеописанное состояние. Так мы пытались связать во времени и по характеру внутренние переживания Роберта с теми стимулами, которые поступали к нему извне. Мы надеялись установить ассоциативную связь между обоими переживаниями и по возможности обусловить одно другим.

В первую ночь, когда применяли этот метод, кошмар у Роберта был дважды. На следующую ночь он опять повторился дважды. Выждав довольно долгое время, в течение которого мальчик мирно спал, мы снова прибегли к нашему методу и почти сразу же спровоцировали третий кошмар.

На третью ночь, дав мальчику мирно поспать, но, не дожидаясь начала кошмара, мы дважды прибегали к нашему методу. И оба раза, явно благодаря ему, нам удавалось спровоцировать кошмар. Позже, в эту же ночь, этим же методом мы в третий раз спровоцировали у мальчика кошмар. Разница была лишь в том, что, учитывая его желание и чувства, но не искажая реальную ситуацию, ввели новую фразу: «На той стороне улицы есть еще один грузовик. И он тебя не сшибет. Он проедет мимо тебя». Она представляла собой вполне приемлемую идею и в то же время не искажала реальности подлинного события. Будучи принятой, она прокладывала дорогу для новых положительных интерполяций в будущем.

На следующую ночь во время непроизвольного кошмара у Роберта мы снова применили этот модифицированный прием. Позже этой ночью у него уже спровоцировали кошмар, а прием снова модифицировали, добавив реплику: «И все будет хорошо, все хорошо, все хорошо». И затем, ночь за ночью, когда у ребенка начинался непроизвольный кошмар, мы прибегали к этому общему методу. Вслед за выкриками и репликами мальчика автор произносил свои реплики, постепенно видоизменяя их, пока они не приняли вид: «Вот едет грузовик. Это очень плохо, он тебя сшибет. И ты поедешь в больницу. Но все будет хорошо, потому что ты вернешься домой. И ты поправишься. И на улице ты теперь всегда будешь замечать все машины, все грузовики и будешь уступать им дорогу».

По мере того как реплики автора постепенно менялись, характер и острота кошмарных видений Роберта спадали, и он, по-видимому, просыпался и спросонья слушал, что ему говорят.

Лечение длилось один месяц. В последние три ночи беспокойство малыша проявлялось лишь в том, что он разок просыпался, словно для того, чтобы убедиться в присутствии автора. С тех пор и поныне, а ему уже четырнадцать лет, он спит нормально, и кошмары ни разу к нему не возвращались.

Следующий метод овладения поведением основан на том, что в нем исходят из якобы нелогичных и не имеющих к делу соображений и пренебрегают явными и имеющими прямое отношение к делу вещами или недооценивают их.

Случай 14. Пациентка в возрасте семидесяти лет, родилась в деревне. Ее родители, не верившие в женское образование, не разрешили ей в детстве посещать школу. В возрасте четырнадцати лет она вышла замуж за шестнадцатилетнего парня, все образование которого сводилось к тому, что он умел расписаться на чеке и знал счет. Молодая женщина была в восторге от образованности мужа и хотела, чтобы он и ее обучил всему, что знает. Но мечты ее не осуществились. Первые шесть лет у нее были заняты хлопотами по хозяйству и беременностями.

Она научилась прекрасно считать, но только в уме. Ей никак не удавалось научиться писать цифры. Не научилась она и расписываться.

Когда ей исполнилось двадцать лет, она решила сдать комнату с пансионом сельскому учителю, который взамен за пониженную плату обучит ее письму и чтению.

В течение последующих пятидесяти лет она заключала такой договор со школой и выполняла его. Каждый учитель охотно начинал с ней заниматься, но, один раньше, другой после долгих попыток, отказывался от этой невыполнимой задачи. Население поселка росло, учителей становилось больше, и многие годы у нее жили и столовались четыре учителя сразу. Но никому из них, несмотря на все их усилия и искреннее желание с ее стороны, не удавалось научить женщину читать. Ее дети закончили начальную, потом среднюю школу, университет. Они тоже пытались научить ее чтению, но тщетно.

Каждый раз, когда с ней начинали занятие, она неизменно вела себя как насмерть перепуганный маленький ребенок, или начинала бешено суетиться, чтобы угодить учителю, и заниматься с ней в таком состоянии было невозможно.

Нельзя сказать, что Ма (так ее называли знакомые) была глупа. Она обладала прекрасной памятью, критично и здраво судила обо всем, хорошо умела слушать и была достаточно осведомлена о разных вещах. На людей посторонних, несмотря на жуткую свою безграмотность, она производила впечатление человека, получившего университетское образование.

Когда автор с ней познакомился, она с мужем несколько лет была на пенсии. На пансионе у нее в то время жило три учителя. Эти трое совместными усилиями в течение нескольких месяцев пытались научить женщину элементарному чтению и письму, но, в конце концов, были вынуждены отказаться от своей затеи. Они сказали: «Всегда происходит одно и то же. Она приступает к уроку полная энтузиазма и надежды, и вы чувствуете то же самое. Но через минуту можете клясться, что говорите с ней на иностранном языке, потому что она не понимает ни слова. Что бы вы ни говорили или ни делали, она сидит и смотрит на вас перепуганными глазами и очень старается понять что-нибудь из той бессмыслицы, которую вы, по всей видимости, несете. Мы испробовали все. Мы советовались со своими друзьями, которые тоже с ней занимались. Она похожа на страшно перепуганную девочку, но она не испугана, она просто отключается. Она очень умна, и трудно поверить, что она так бездарна к обучению».

Сама женщина дала такое объяснение: «Мои сыновья, которые выучились на инженеров, говорят, что шестеренки у меня в голове есть, но они разных размеров, поэтому не цепляются. Вам придется подточить их и подогнать по размеру, потому что мне надо научиться читать и писать. Я обслуживают трех учителей, варю им, пеку, стираю и глажу, но работы мне мало. Сидеть и ничего не делать – это очень утомительно. Можете вы научить меня читать?».

В этом случае, как и во многих подобных, мы имели дело с давней устойчивой блокировкой, которую можно было снять с помощью гипноза. Поэтому мы отнеслись к женщине как к больной и пообещали, что через три недели она будет читать и писать, и для этого ей не придется учиться чему-нибудь такому, чего бы она уже не знала или не умела.

Такое заявление сильно озадачило пациентку. Но желание научиться читать было так велико, что она согласилась во всем сотрудничать с автором, даже если он и не научит ее ничему, чего бы она уже не знала.

Затем простым и прямым внушением предстояло индуцировать у нее состояние транса, от легкого до среднего. При этом, исходя из ее уникальных особенностей невротика, женщине объяснили, полагаясь на полное ее понимание, что это нечто далекое и не имеющее отношение к проблемам ее обучения; что ее не будут учить чему-нибудь, чего она уже не знает; что в трансе ей придется делать лишь то, что она умеет делать, и любое действие, которое будет заявлено, уже очень давно ей известно.

После этого ей пододвинули бумагу и карандаш и сказали, чтобы она не писала, а просто взяла карандаш любым привычным способом. «Держите его в руке любым старым способом. Вы и я, оба мы знаем, что вы можете это сделать. Любой ребенок может взять карандаш любым старым способом».

Затем, одобряя ее действия, автор говорил следующее:

"Хорошо, теперь проведите карандашом по бумаге; нарисуйте каракули, как ребенок, который не умеет писать. Просто какую-нибудь загогулину! Этому ведь не нужно даже учиться.

Хорошо, сделайте на бумаге черточку, сделайте так, как вы проводите по доске ногтем, когда хотите ее перепилить, или колышком по земле в саду, когда проводите борозду. Можете сделать ее короткой или длинной, вертикальной или горизонтальной.

Хорошо, теперь нарисуйте закорючку, как дырку в бублике; теперь сделайте закорючки, как половинки бублика, когда вы разламываете его пополам.

Хорошо, сделайте два косых штриха; один как левый скат крыши вашего амбара, другой – как правый скат.

Хорошо, а теперь ткните карандашом в бумагу и сделайте маленькое пятнышко.

Хорошо, теперь все эти значки, которые вы сделали, вы можете сделать разных размеров, в разных местах бумаги, в любом порядке, даже один над другим или один рядом с другим. Не так ли?

Все эти знаки, что вы сделали и можете сделать в любое время, – это письмена, только вы не знаете, что это и есть письмо. Вам не обязательно верить, что это письмо, – вы только должны знать, что умеете делать эти значки. Знать это нетрудно, потому что вы давно это знаете. Теперь я собираюсь вас разбудить. Все, что мы тут делали, сделайте еще раз. Я хочу, чтобы дома вы практиковались в написании этих значков. Хорошо?"

Затем все, что делала пациентка в состоянии транса, повторили с ней и в состоянии бодрствования, причем ей давались те же указания. Ее отпустили и предложили прийти на следующий день. Женщина ушла не совсем довольная, но в какой-то мере заинтригованная. На следующий день у нее индуцировали состояния транса разной глубины, от среднего до глубокого, и выяснили, что она потратила около двух часов на «делание закорючек». Затем ей была высказана такая мысль: единственная разница между кучей строительных материалов, приготовленных для постройки дома, и готовым домом заключается в том, что дом – просто материалы, собранные вместе. К своему собственному удивлению, она с этим согласилась. Затем ей показали прямоугольник и сказали: «Это грубый план стены амбара сорока футов длиной». Затем прямоугольник рассекли линией поперек и сказали: «Теперь это грубый план двух амбаров в двадцать футов длиной, торец к торцу». И опять, в смятении, она согласилась.