Дни барабанного боя - Филип Шелби

— Побыстрее, Фрэнк, — прошептала она. — Пожалуйста.

12

Посторонним старая библиотека сената казалась лабиринтом узких длинных коридоров с множеством зигзагов, тупиков и поворотов, где легко было запутаться. Фрэнк Шуресс осуществлял связь между секретной службой и сенатским Комитетом по разведке, поэтому прекрасно знал здесь все ходы.

В конце как будто никуда не ведущего коридора была дверь, десятки раз перекрашенная, за которой, казалось, находился чулан уборщицы. Но она была обита листовой сталью и снабжена электронным замком. Шуресс вставил кодовую карточку, набрал нужный номер, и замок с жужжанием открылся.

По винтовой лестнице Шуресс поднялся этажом выше, в круглую комнату с куполообразным потолком, которую можно было принять за библиотеку какого-то чудака или миниатюрную обсерваторию.

Она не была ни тем, ни другим. В эту комнату, изыск архитектора, получившую название «Тауэр», являлись в течение последних пятидесяти лет наиболее значительные шпионы и перебежчики, здесь они сообщали добытую информацию избранным представителям, работающим рука об руку с разведслужбами страны.

Шуресс окинул взглядом старые, но удобные диваны, столы с подпалинами от сигарет и единственный большой стол, на котором стояли компьютер и несколько телефонных аппаратов. Здесь он всегда нервничал. Каким бы чистым ни был воздух, Фрэнку всякий раз чудился запах боязни, подозрительности, предательства.

— Добрый день, Фрэнк.

Это произнес Джеймс Крофт, влиятельный член сенатского Комитета по разведке. Как и Шуресс, он был подтянутым, жилистым, словно боксер-легковес. Фрэнк полагал, что в юности Крофт умел работать кулаками. Лицо сенатора было на редкость неприятным, и Шуресс невольно задумывался, какие жестокости выпали в прошлом на его долю.

— Спасибо, что сразу согласились принять меня, сенатор, — сказал молодой агент, снимая куртку.

Крофт махнул тщательно наманикюренной рукой:

— Как долго мы уже сотрудничаем, Фрэнк?

Три года? Больше? Я считаю, из нас получились хорошие напарники.

Шурессу приятно было это слышать. Крофт всегда относился к нему дружелюбно. Внимательно слушал, задавал дельные вопросы, вступался за секретную службу, когда находил, что это справедливо, а не политически выгодно.

— Ну так что у тебя? — спросил Крофт. Голос его звучал беззаботно, но в глазах светился жгучий интерес.

Шуресс сделал глубокий вдох:

— Сенатор, вы знакомы с ирландцем по фамилии Кокран?

— С Робертом Кокраном? Разумеется. У британцев он бельмо на глазу, но мы с ним ладим.

Изуродованные губы Крофта скривились в единственной разновидности улыбки, на какую он был способен.

— Фрэнк, теперь я слушаю тебя с полным вниманием.

Шуресс заговорил:

— Насколько я понял, Кокран шесть дней назад звонил вам из Ирландии.

Глаза Крофта сузились.

— У тебя очень точные сведения, Фрэнк. Да, звонил.

— Тогда он сказал вам, что, по его мнению, эти двое террористов, Макналти, не представляли угрозы никому в Соединенных Штатах, включая Чарльза Уэстборна?

Крофт слегка подался вперед:

— Мы вступаем в запретную зону, Фрэнк. Подробности того разговора огласке не подлежат. Однако могу сказать вот что: разведка сообщила, что некоторые террористические группы весьма интересовались местонахождением и планами передвижений нескольких высокопоставленных лиц, в том числе и двух сенаторов.

— Одним из которых был Уэстборн?

— Да. Из сообщений, которые мы получали, следовало, что определенные силы в ИРА были недовольны попытками Уэстборна ужесточить наши банковские законы, что прижало бы американских жертвователей их делу. Меня это обеспокоило, и я связался с Кокраном. Он утверждал, что подобные акции даже не обсуждались, тем более не планировались.

— Вы ему поверили?

— Не имел причин не верить. Кокран не так глуп, чтобы пытаться обмануть меня.

— Вы до сих пор верите этому, сенатор, хотя на месте убийства обнаружен отпечаток ладони одного из Макналти?

Крофт достал пачку сигарет и протянул Шурессу, но тот отказался. Закурил сам.

— У тебя все? Я не могу представить, что Кокран стал бы обманывать меня или вводить в заблуждение. И все же, боюсь, зря поверил ему...

— Нет, сенатор, не зря.

Крофт задумчиво посмотрел на собеседника:

— Почему, Фрэнк?

— Потому что я видел свидетельство, о котором Кокран, возможно, упоминал.

— Не может быть! — прошептал Крофт.

Шуресс понимал, что у него осталась последняя возможность хоть отчасти оправдать доверие Джонсона. Можно было сказать Крофту только самое главное — о фотографиях и некоторых деталях, касающихся Макналти. Однако начав, Фрэнк не смог остановиться. Он нуждался в помощи Крофта, и каждая подробность являлась платой за нее.

Крофт слушал, не перебивая. Пока Шуресс говорил, он выкурил еще одну сигарету.

— Просто не верится, — пробормотал сенатор. — Кокран прилетает с фотографиями, делится информацией... Говоришь, Джонсон поверил ему?

— Не поверить было трудно, сенатор.

Крофт поднялся и стал мерно расхаживать по окружности небольшого зала.

— Ты сознаешь, что говоришь, Фрэнк? — спросил он, не поворачиваясь лицом к собеседнику.

Шуресс кивнул и поднял взгляд:

— Да, сенатор. Кто-то имел наглость — не говоря уж о времени и средствах — сфабриковать улики против двух террористов. На след настоящих убийц мы еще не вышли. — Он помолчал. — Вот почему я приехал к вам, сенатор. Кокран сказал, вы знали, что Макналти не представляли собой опасности. И в довершение всего снабдил нас доказательством. Сенатор, мы охотились не за теми людьми.

— Фрэнк, кто еще знает о Кокране?

— Только Арлисс Джонсон.

Крофт взялся за углы стола:

— Хорошо. Постараюсь выяснить — предельно осторожно, — кто вводит нас в заблуждение и почему.

— Сенатор, возможно, тут я смогу быть вам полезен.

— Слушаю тебя, Фрэнк.

Шуресс заколебался. Он так спешил, когда позвонила Холленд, что едва слушал, стараясь успокоить ее и ободрить.

— Подробности обрывочны, сенатор, — сказал Фрэнк и затем передал содержание разговора с Холленд. — Агент Тайло сказала, что на дискете документация о медицинских экспериментах на людях, которые вел Пентагон, со ссылками на сенатора Болдуина, — завершил Шуресс. — Похоже, Уэстборн собрал улики, способные погубить немало карьер и репутаций.

Крофт потряс головой:

— Ты понимаешь, как дико это звучит?

— Тайло не стала бы поднимать ложную тревогу, сенатор, — твердо ответил Шуресс. — Нет оснований полагать, будто она что-то выдумала. Я ей верю.

— И что собираешься предпринять, Фрэнк?

— Если материалы на дискете столь компрометирующие, как утверждает Тайло, то, возможно, мы обнаружим мотив убийства. А там выйдем и на убийц.

Крофт задумался:

— Дискета у нее?

— Да. Тайло отстранили от работы до окончания расследования. Она сейчас дома, ждет моего приезда.

Крофт немного помолчал.

— Встретимся у меня в кабинете, — произнес он наконец. — Потом совершим небольшую поездку.

— То есть?

— Посмотрим, что покажет нам агент Тайло. Судя по тому, что содержание дискеты привело ее в ужас, она заслуживает нашего внимания. Согласен?

Шуресс покинул «Тауэр». Крофт немного подождал, потом вышел в коридор и, миновав две двери, вошел в третью.

Трое находившихся там Кардиналов сидели на возвышении за столом в форме подковы. Внизу стояли два стола и несколько стульев, будто в зале суда. Дальше три ряда скамеек. В этой комнате более двадцати лет назад высокопоставленные уотергейтские заговорщики давали показания, пытаясь спасти свою шкуру. На тех секретных заседаниях председательствовали двое из присутствующих здесь Кардиналов.

Крофт убедился, что дверь за ним заперта. По застывшим выражениям лиц он убедился, что с помощью чувствительных микрофонов, спрятанных в «Тауэрс», Кардиналы слышали каждое слово Шуресса. Тем лучше. Это сбережет время.

— Джимми, похоже, эта девчонка из секретной службы устроила нам кучу неприятностей, — сказал Хьюберт Болдуин с сильным теннессийским акцентом.

Рослый, грузный человек с будто высеченным из камня лицом, Болдуин представлял собой живую сенатскую легенду. Ему исполнилось семьдесят два, он ходил, опираясь на трость с серебряным набалдашником, любил хорошее виски и сигары, жил с третьей женой, на сорок лет моложе его. Безжалостный, когда дело доходило до политических стычек, и с виду несокрушимый, он погубил немало политиков и мог погубить еще многих.

— Похоже, что так, — уважительно ответил Крофт. Из осторожности он не хотел подчеркивать, что Шуресс упоминал его фамилию, притом в убийственном контексте.

— Кажется, дело принимает дурной оборот, — заметил Пол Робертсон. — Интересно, Хьюберт, почему всплыла твоя фамилия. Может, просветишь нас относительно тех «медицинских экспериментов»?