Странник по духовным мирам - Гвидо Франчецце

___________________

Из Страны Скупцов я направился вниз в темную сферу, которая располагалась гораздо ниже земной поверхности в том смысле, что обитатели её были духовно ещё ниже, чем обитатели уровня земной поверхности. Здесь всё напоминало Страну Не-Знающих-Покоя, только духи, обитатели этой земли, выглядели ещё хуже, ещё более опустившимися, чем там. Они даже и не пытались что-либо возделывать, а небо у них над головой было темно, словно ночью, света было ровно столько, чтобы они могли видеть друг друга и окружающие их предметы. В то время как в Стране Не-Знающих-Покоя временами начинались ссоры и вспышки недовольства и зависти, здесь происходили дикие схватки и жестокие драки. Тут собрались игроки и пьяницы, спорщики на пари, карточные шулеры, нечестные на руку торговцы, растратчики и воры различных категорий — от вора из трущоб до его прекрасно образованного собрата, который в свои былые времена вращался в высших кругах земного общества. Все, кто по своему инстинкту был хулиганом или расточителем, кто был себялюбцем, обладал извращённым вкусом, — все они были здесь, так же как и многие другие, которые могли бы быть на более высоких уровнях духовного мира, если бы не их постоянная связь на Земле с определенным классом людей, которая принизила их до такой степени, что они сравнялись по уровню со своими приятелями, и после смерти спустились в эту тёмную сферу, затянутые туда крепкими узами своих сообщников. Именно к этим, низшим из низших, я был послан, поскольку оставалась надежда, что в них ещё сохранилось чувство доброты и праведности, что голос тех, кто взывал к ним, в дебрях их отчаяния, будет услышан ими и поведёт их в более благоприятные земли.

Жалкие дома, или обиталища, этой сумрачной Страны Горя были в основном большими и просторными, но захламлёнными все тем же призраком нечистоты, гниения и разложения. Они напоминали собой большие дома, из тех, что встречаются в трущобах на Земле, некогда красивые и роскошные дворцы, приют роскоши, превратившиеся в пристанища отверженных изгоев общества и преступников. То тут, то там проходили одинокие сельского вида тракты, по сторонам которых теснились жалкие домишки, обычные лачуги. В других местах здания и люди сбивались в одну мрачную массу, похожую на катакомбы в огромных земных городах. Повсюду царили запустение, грязь и разруха; ни одно яркое, прекрасное или грациозное очертание не радовало глаз, не на чём было отдохнуть взгляду в этом запустении, которое стало таким из-за духовного влияния, исходившего от мрачных фигур, населявших это пространство.

Среди этих жалких созданий я бродил, неся перед собой крошечную звездочку чистого света, которая была так мала, что была похожа больше на яркую искру, мерцающую в темноте по ходу моего движения, тем не менее, вокруг меня она разливала мягкий бледный свет, как звезда надежды, которая светит тем, кто, не ослепнув от своекорыстных и злонамеренных страстей, ещё мог воспринимать его. Я натыкался на отдельные фигуры скорчившихся в дверном проеме, или прислонившихся к стене, или укрывшихся в жалкой комнате; они приподнимались, чтобы взглянуть на меня и на мой свет, прислушивались к словам, которые я говорил им, в них возникало желание улучшить свою участь, отыскать утраченные ими пути в высшие сферы, с которых они так низко пали по причине совершённых ими грехов. Мне удавалось уговорить некоторых из них включиться в мою работу и помогать другим, но, как правило, они не могли думать ни о чем ином, кроме своих мучений, и были способны лишь ностальгически желать возвыситься над окружением, в котором они пребывали. Но даже это чувство, каким бы малым оно ни казалось, было уже первым шагом, за которым мог последовать следующий шаг, наталкивающий на мысли, как помочь другим.

Однажды, во время странствий по этой стране, я забрёл на окраину большого города посреди широкой голой равнины. Почва там была черная и сухая, более всего, на мой взгляд, напоминавшая кучи сажи, которые обычно скапливаются рядом с плавильнями, где варят сталь. Я находился среди нескольких полуразвалившихся и перекошенных крошечных домиков, которые выстроились как заграждение, отделявшее несчастный город от оголенной равнины, когда внезапно услышал шум ссоры и крики дерущихся. Любопытство побудило меня подойти и посмотреть, о чём шел спор и нет ли там тех, кому я смог бы помочь.

Помещение напоминало скорее сарай, чем дом. Огромный квадратный стол занимал всю длину комнаты, вокруг него на грубых деревянных скамейках сидела примерно дюжина мужчин. Но что это были за мужчины! Они были недостойной и жалкой пародией на мужчин, более похожие на орангутангов с элементами свиней и волков или хищных птиц, судя по их грубым искаженным чертам. Такие лица, такие нелепые тела, такие уродливые конечности, что я даже не могу описать! Они были одеты в гротескные лохмотья, отдалённо напоминающие их прежние великолепные одежды; некоторые были одеты по старинной моде, которая царила много веков назад, другие — в более современном наряде, но такие же оборванцы, грязные и неухоженные, с растрепанными волосами, с дикими и наглыми глазами, которые светились неукротимым огнём страстей, порой сменявшимся мрачным пламенем отчаяния и мстительной злобы. Мне тогда показалось, что я достиг самого дна Ада, но потом я узнал, что существуют уровни, ещё ниже этого, чернее, ужаснее, которые населены ещё более дикими существами, ещё более примитивными, такими, что по сравнению с ними эти показались бы просто ручными и человечными. Позднее я подробнее опишу этих существ, когда дойду до той части моих путешествий, когда я забрёл в их царство нижних слоев Ада. Духи же, которых я тогда увидел перед собой и которые устроили потасовку в том здании, ссорились из-за мешка с монетами, лежавшего перед ними на столе. Один из них нашёл этот мешок и предложил разыграть его между всеми компаньонами. Спор возник из-за того, что каждый из них желал завладеть мешком, отказываясь делиться его содержимым с остальными. Спор мог выиграть лишь тот, кто сильнее, и они уже подступали друг к другу, угрожающе жестикулируя. Тот, кто нашёл деньги или то, что было в духовном мире эквивалентом наших земных денег, был молод, моложе тридцати лет, по моей оценке, и, если бы не печать разгульной жизни на его лице, можно было бы сказать, что он не вписывался в окружающую его обстановку и не мог быть частью компании его деградировавших спутников. Он кричал, что деньги принадлежат ему и, хотя он пустил их в честную игру, он не желает, чтобы его обокрали. Я решил, что