Рассвет 2050 года. Брат теней - Андрэ Нортон

Форс опустился на широкий камень и стащил с себя сапоги, чтобы погрузить горящие ступни в прохладную воду. С озера подул ветерок, он обсушил его мокрое тело и поднял опавшие с диких кустов листья. Форс бросил взгляд на противоположный берег озера. Там, прямо напротив него, находился широкий лестничный пролет с белыми ступеньками, потрескавшийся и покрытый мхом, а дальше было здание, к которому вела эта лестница. Но обследованием его можно будет заняться позднее. Сейчас же он наслаждался отдыхом, прохладой воды. Из озера вышла кобыла и стала щипать сочную траву. Утка закрякала и вылетела прямо из–под ее копыт, села на воду и энергично поплыла в направлении лестницы.

Этим вечером, казавшимся необычайно долгим, сумерки мягко и неспешно обволакивали спрятавшееся среди леса озеро. Пока было еще достаточно светло, так что Форс рискнул произвести разведку того высокого здания с колоннами на верху лестницы и обнаружил, что удача еще не покинула его. Это оказался музей — одна из тех сокровищниц, что фигурировали в самом верху списка наиболее желаемых находок Звездных Людей. Он побродил по помещениям с высоким потолком, и его сапоги оставляли грязные следы в светлой пыли, иссеченной следами мелких животных. Он стряхивал пыль с верха застекленных стендов и пытался прочитать стершиеся надписи на табличках. Гротескные каменные головы злобно или слепо смотрели сквозь мрак, и лохмотья рассыпающихся полотен свисали с изъеденных червями рам в помещениях, некогда бывших картинными галереями.

Но темнота погнала его в укрытие во внешнем дворе. Завтра у него будет время оценить стоимость находящегося здесь. Завтра… да ведь у него сколько угодно времени, чтобы найти и проанализировать все, что находится в этом городе! И он еще даже не начал его исследовать.

Было тепло, и он позволил костру, на котором готовил пищу, догореть, пока не осталась лишь кучка угольков. Лес оживал. Он узнал вой рыскавшей в поисках пищи лисицы, скорбный зов ночных птиц. Когда он шел по городским улицам, ему почти виделись призраки, голодные, задумчивые, собирающиеся вокруг них в поисках того, что исчезло навеки. Но здесь, где никогда не ступала нога человека, казалось, царит мир и покой, как в лесах его родных гор. Форс сунул руку в мешочек Звездных Людей. Что, если Лэнгдон действительно побывал здесь до него, и, может быть, на обратном пути его отец был убит? Форс надеялся, что это предположение было верным, и Лэнгдон успел узнать до смерти и обрадоваться, что его теория верна — что эта карта привела его сюда.

Из сумрака появилась Лура, легко поднявшись по мшистым ступенькам от самой воды. А лошадь даже не нужно было понукать, она сама шла, звеня копытами по сломанному мрамору, и присоединилась к ним. Выглядело это почти так (Форс выпрямился и более пристально вгляделся в сгущающиеся сумерки), словно они настолько были испуганы простиравшимся вокруг них чуждым миром, что искали его компании, надеясь на его защиту. Однако он не ощущал той обеспокоенности, что волновала его среди других руин, — этот кусочек леса не внушал никаких страхов.

Тем не менее он поднялся и отправился собирать хворост, сколько сможет обнаружить, пока не станет слишком темно, чтобы вообще что–то видеть. Он притащил груду сломанных веток и выброшенного на берег бурей плавника и соорудил из него что–то наподобие баррикады. Лура наблюдала за ним, усевшись, словно часовой, на верху лестницы. Кобыла тоже не рискнула выйти на открытое место.

Наконец, когда руки Форса уже начали трястись от усталости, повинуясь какому–то странному порыву к действиям, он натянул лук и положил его рядом, под рукой, потом высвободил меч из ножен. Ветер стих, и он почувствовал духоту. Над водой перестали кружиться птицы.

Внезапно раздался удар грома, и вспышка фиолетовой молнии рассекла южное небо. Больше молний не последовало, но, возможно, сюда приближалась еще одна гроза. Вероятно, из–за этого воздух казался наэлектризованным. Но Форс не стал обманывать себя: что–то, помимо грозы, таилось в этой темноте ночи.

Раньше, в Эйри, во время показываемых зимой представлений с песнями, перед тем как убирали большой занавес и начиналось само представление, его охватывало подобное странное чувство. Взволнованное ожидание — вот что это было. Но тут ожидание было каким–то другим — отчего перехватывало слегка дух. Он поежился. Ох уж это его живое воображение… самое настоящее проклятие для него!

Да, в малых количествах от него был прок. Лэнгдон не уставал повторять, что воображением нужно постоянно пользоваться, без него Звездного Человека нельзя считать полноценным. Но когда его избыток и оно подпитывает самые темные страхи внутри, тогда в любой схватке приходится сражаться с дополнительным врагом.

Но теперь мысли о Лэнгдоне не изгнали этого странного чувства. Там, в ночи, затаилось и следило за ними нечто темное и бесформенное… наблюдало за крошечным Форсом, склонившимся рядом с почти погасшим костром… наблюдало, готовясь перейти к каким–то действиям…

Он со злостью помешал дрова в костре. Он ведет себя так же глупо, как потерявший рассудок в полнолуние лесной житель! Наверное, в этих мертвых городах таится какое–то безумие, ожидающее в засаде, когда мысли попавшего в ее ловушку человека будут отравлены незримым ядом. Но этот яд был намного более тонкий, чем любой из созданных Древними для использования в своих губительных войнах. Он должен выиграть схватку в своем разуме, и как можно быстрее!

Лура следила за ним через пламя костра, и в его отблесках голубые глаза кошки сверкали, как топазы. Она хрипло замурлыкала, ободряя его. Форс немного успокоился. Приподнятое настроение Луры действовало, как противоядие. Он достал из мешочка дневник и начал записывать в него (полностью переключив свое внимание на эти действия, стараясь писать четким почерком) все увиденное в этот день. Если эти записи когда–нибудь окажутся у Ярла, то они будут соответствовать стандарту, принятому для подобных отчетов. Там, куда не доставал свет костра, темнота образовала черный круг.

Глава 6. ЛОВУШКА ДЛЯ ЛЮДЕЙ

Следующий день обещал быть жарким. Форс проснулся с тупой головной болью и смутными воспоминаниями о пригрезившемся ему неприятном сне. Левая нога ныла от боли. Он исследовал заживающую рану и обрадовался, не заметив никаких признаков заражения, чего он так боялся. Ему очень хотелось поплавать в озере, но он решил не рисковать, пока шрам на ране полностью не затянется, решив довольствоваться плесканием на мели.

В музее воздух был мертвящим, и в длинных прохладных коридорах витал слабый аромат тлена. На стенах висели маски, когда же он дотронулся до нескольких выставленных на обозрение мечей и ножей, то они рассыпались на мелкие осколки.