Путь. Книга 1 - Сергей Сироткин

– Я тот, кто есть! – спокойно и чуть ли не шёпотом ответил ангел. – Имя мне Люцифер, первый ангел, созданный Творцом в Свете. Тебя я не оскорблял, Ярга, а справедливо охарактеризовал нынешнюю твою сущность и таких же подобных тебе божков, которые погрязли в пороках. А по поводу наказать меня… Попробуй, если сможешь! – уже прогремел, а не прошептал он последнюю фразу, как вызов на битву, и, расправив крылья, обнажил клинок.

Сражаться со Светоносным в планы Ярги не входило. Причём мастерства в битвах занимать Люциферу не приходилось. Да и клинок первого ангела Света, известный сокрушающей разительностью по всему Сущему, мгновенно остудил пыл Ярги и заставил его вместе с Гавриилом отойти подальше от разъярённого соплеменника. Не хватало вернуться обратно без столь нужных ответов, да и ещё, скорее всего, потерпеть поражение от ангела, которого большая часть совета считала сумасшедшим. Поэтому Ярга был вынужден отступить и сглаживать возникший конфликт.

– Люцифер, извини, что не слушали тебя раньше. Пойми! Нельзя нам возвращаться с пустыми руками.

– Всё одно! Говорить с вами не желаю! – отрезал Люцифер, давая понять, что они ничего не добьются. – Ступайте в Мир Богов, там найдёте пророка. От него пророчество и услышите.

– Ну, что ж! Не хочешь – не надо. Световиду не понравится, что ты отказал ему! – решил пригрозить Ярга верховным богом.

– Ты меня Световидом не пугай! С ним уж как-нибудь без тебя слажу! – жёстко ответил ангел.

– Воля твоя! Придёт время – сочтёмся! – пригрозил бог, отправляясь с Гавриилом обратно в Свет.

– Верно! Воля только моя! – кинул вслед богу Люцифер и снова взгромоздился на пик скалы.

Ангел испытывал неприязнь к оступившемуся богу, и после разговора с ним чувствовал себя так, будто испачкался. Проснувшаяся ярость лишала покоя, не позволяя обрести контроль над мыслями и эмоциями. В сердцах Светоносный ударил кулаком по скале, отколов кусок кристалла, который покатился вниз, создав небольшой обвал. Взгляд ангела остановился на оставшемся треснутом обломке прозрачного камня, который уже никогда не станет столь же красивым, как был до разрушения. «Всего одна несдержанная эмоция может погубить не только красоту, но и породившую её жизнь», – промелькнула мысль в сознании Люцифера. Он немедленно успокоился и уже полным умиротворения взглядом проводил удаляющихся в Свет визитёров.

Дождавшись, когда Ярга с Гавриилом покинут границу и окончательно скроются в Свете, ангел, взмахнув крыльями, стремительно взмыл ввысь. Сделав пару кругов над долиной, усыпанной чёрными валунами, он ринулся вниз, к тверди, подобно соколу, падающему камнем на жертву. На мгновение показалось, что он хочет разбиться, но внезапно один из огромных валунов разверзся, являя в чреве бурлящую лаву, которая вмиг поглотила воина Света. Чрево также стремительно захлопнулось, и Люцифер исчез, будто его вовсе и не было.

Спустя некоторое время из Света в сторону Тьмы промчался могучий Перун, который пересёк равнину среза Сущего, заметив, как на пике скалы восседает Люцифер, охраняющий равновесие. Ангел не двигался и безучастно смотрел в одну точку, словно покинул разумом тело. «Надеюсь, он меня не заметил», – подумал Громовержец, стараясь избегать постороннего внимания к своей персоне, следуя в стан Тьмы по поручению совета, и через мгновение растворился в бескрайних просторах Тьмы.

Я был опустошён неожиданным для меня предательством и попыткой родственников избавиться от меня. Словно из меня вырвали какую-то часть души, и образовавшуюся пустоту заняли разочарование, гнев и желание отомстить. Шквал чувств захлестнул и терзал меня, не давая трезво оценить произошедшие события. В непонятном душевном состоянии я и летел за Вельзевулом в его огненные владения. На миг мне показалось, что я, как преступник, виновный в том, что посмел родиться, следовал к месту заключения, где хозяин ада придумает самое страшное наказание, и мне придётся вечно осознавать свой проступок, испытывая вечные муки. Забавно! Наверное, Князь был бы очень доволен, если бы случилось именно так. Возможно, и Тьма… Нет! Я всё же не хотел верить, что мать желала мне смерти.

Сразу вспомнилась аллея каменных статуй, где страдали, по моему мнению, несправедливо осуждённые мученики. Их не убили, а предали забвению. Хотя, наверное, лучше бы убили. Ведь муки, которые они испытывали, ужасны. Я вспомнил невыносимую боль того окаменевшего существа, до которого имел неосторожность прикоснуться, и меня передёрнуло, словно она вновь меня пронзила. Мученик тогда щедро поделился страданиями, и моё тело их прекрасно помнило, а вместе с ними память явила и причину, приведшую несчастного изобретателя на аллею каменных изваяний. Его судьба была похожа на ситуацию, в которой и мне пришлось оказаться. Он своим творением представлял угрозу для власти бога его мира, а я сам по себе, только родившись, уже мешал, как минимум, Князю. Только мне, в отличие от изобретателя, посчастливилось бы стать личной каменной статуэткой самой Тьмы. «Это честь!» – ухмыльнулся я, пытаясь пошутить.

Но то ли шутка была плохой, то ли шутник из меня не очень хороший, но разочарование не собиралось меня оставлять. Мысль о предательстве матери меня просто изводила, и, чтобы не сойти от неё с ума, я решил гнать горькие думы как можно дальше, потому как во мне ещё теплилась надежда, что я ошибаюсь на счёт породившей меня Тьмы. Тем не менее, я твёрдо решил для себя: во что бы то ни стало разрушить аллею во владениях Вельзевула, освободив всех пленников, даже если брат будет против. Иначе она не даст мне покоя.

Окунувшись в неприятные размышления, я летел за огненным братом и надеялся, что он никогда меня не предаст. Почему-то я чувствовал, что на него я могу положиться. Чего бы ему ни стоило, он всегда меня поддержит и поможет. Мысль об этом согревала и немного утешала. Откуда возникла эта уверенность? Не знаю. Может, кто-то её в меня незаметно поселил. Например, тот же Хаос, чьё повсеместное и незримое присутствие я теперь ощущал в полной мере. Он был действительно повсюду, являясь неотъемлемой частью Сущего, и на чьих основах оно зиждилось. Или Тьма вселила в меня веру, что Вельзевул никогда не предаст, чтобы потом, когда я не буду ожидать, уничтожить меня его руками? Ведь она может нанести удар, завладев разумом Вельзевула. Моё же сознание ей практически удалось растворить в себе!

Мысли и подозрения становились навязчивыми, и всё оттого, что мне не давало покоя предательство и бесцеремонное поведение со стороны Тьмы. Она, скорее всего, уверена, что поступала в интересах всех сразу, и так было бы лучше, в том числе и для меня, если я сгину в её чреве. Только почему она меня не спросила, хочу ли я стать её безвольной частью?! Это бесило!

Сейчас я ощущал всю сущность Тьмы, будто был ею. Мог мгновенно обнаружить всё происходящее в ней и оказаться в любой её части. Вернувшись в демоническую ипостась, я почувствовал, как наложенные на меня ограничения пали. Именно они, лежащие на плечах каждого отпрыска Тьмы, определяли его безоговорочную принадлежность этой части Сущего, и он был обязан беспрекословно ей подчиняться. Вырвавшись из любящих объятий матери, я был предоставлен теперь только самому себе, перестав быть чьей-либо собственностью. Но, что меня настораживало, так моё разное восприятие Тьмы, которую я чувствовал в себе, будучи её частью, и той, что назвалась моей матерью, продолжающей неустанно следить за мной. Её пристальный взгляд чувствовался постоянно, будто она ждала удобного случая для расправы. Хотя сейчас я её присутствия не ощущал, словно она потеряла меня из виду.

Я постарался отбросить мысли о предательстве и сосредоточиться на том, где искать Творца, который, наверное, смог бы ответить на не дающие мне покоя вопросы. Обыскать Сущее не представлялось возможным, так как на это не хватит и вечности. Отыскать его через Хаос тоже не получится. Там было только эхо его гласа. А, осознавая колоссальность масштабов его творения, я понимал, что о месте его нахождения действительно, как и сказал дракон, знает только он сам. Где его искать? Ничего толкового на ум не приходило.

Поглощённый мыслями, создавшими путаницу в голове, я не заметил, как вновь оказался в огненном мире Вельзевула. За всё время полёта в Пекло мы не проронили ни слова. Брат, наверное, из тактичности, заметив мой задумчивый вид, меня не беспокоил. Поэтому я даже не заметил, куда мы летим, слепо следуя за его огненным силуэтом. Только когда мы остановились посреди безбрежных просторов мерно текущей лавы, я спросил:

– Где мы? Почему не в твоих покоях?

– Здесь рождается кровь Сущего, и здесь она умирает, – объяснил Вельзевул с явно выраженным к ней уважением.

Перед нами простирался бесконечный огненный пейзаж, на котором была только лава, всё также завораживающая немыслимыми формами, образующимися от её течения в разные стороны. Раскинувшееся бескрайнее огненное море то вспучивалось, то проседало. Местами из него вырывались внушительного размера фонтаны, которые падали на огненную гладь, создавая огромные впадины, стремящиеся сразу затянуться. Иногда лава замирала, но затем снова вздрагивала, и по её поверхности пробегали волны. Она словно танцевала поражающий своими па танец, в котором порождала саму себя и несла жизнь всем мирам Сущего. Зрелище умиротворяло и приводило в полное оцепенение. Было страшно пошевелиться, чтобы не нарушить невыразительными движениями огненную красоту танца.