Белый хрен в конопляном поле - Михаил Успенский

На первой из них сам бастард Полироль (его легко узнать по уполовиненному гербу на щите) изображен на вершине страшно высокого дерева, произрастающего почему-то в непосредственной близости от крепостных стен. Из уст героя происходят звуки «Бу-бу-бу!» — должно быть, хитрец догадался замаскироваться под филина.

Дальнейшее мы видим глазами самого юного разведчика с изряднейшей высоты.

Горделивый Чизбург живет обыденной жизнью. Не слишком обременительная осада снята, горожане празднуют победу. Их жалкие пестрые фигурки кружатся в подлинно народном танце. Комендант Кренотен в черной хламиде стоит на крепостной стене и, задрав полы одежды, показывает бонжурскому королю всю тщетность бонжурских притязаний на мировое господство.

На городской площади кого-то казнят, но кого именно, различить невозможно из-за ликующей толпы. Казнью руководит все тот же комендант Кренотен, ухитряясь быть разом в двух местах. Неподалеку свалены кучей боевые трофеи, и на порубленных щитах знаток с прискорбием видит знаки знатнейших семей Бонжурии.

У подножия дерева стоит Пистон Девятый и скорбит о потерях. Слезы катятся по телу виконта дю Шнобелле и со звуком «Кап-кап-кап!» капают прямо на копье, заботливо подставленное пажом. Бастард Полироль с высоты подбадривает своего сюзерена боевым кличем «Шухер!».

Далее действие вновь переносится в смотровое гнездо на вершине дерева. Незаконнорожденный герой обращает взор к небу, откуда спускается к нему на крыльях сочувствия добрая фея Деррида. Фея настолько поражена красотой и доблестью младого Полироля, что готова в обмен на его любовь исполнить любое желание юноши.

Следующая страница переложена не полупрозрачной папиросной бумагой, но черным картоном, пришпиленным булавкой — на тот случай, если книгу станут листать дети.

Снова вершина дерева. Усталая, но довольная фея Деррида протягивает своему избраннику волшебный арбалет, принадлежавший некогда легендарному Оливье Салату, более известному под именем Салат Столичный. Несмотря на то, что снизу доносится возмущенный вопль короля: «Ты что там, уснул, ублюдок?» — благородный бастард хладнокровно изучает смертоносное оружие.

И вот уже стрела несется навстречу вражеским укреплениям, при этом она на лету увеличивается в размерах. Рисовальщику для необходимого эффекта пришлось изобразить несколько стрел, каждая из которых больше предыдущей.

Очередная картинка являет собой подлинный шедевр. Мы видим, как по неприступной стене бегут трещины, как вылетают из нее отдельные камни — и, наконец, как солидный ее участок превращается в груду камней, катящихся вниз по склонам. Художники тех времен умели передать движение — не то что нынешние.

В пролом тотчас же устремляются бонжурские воины, исторгая из себя различные грозные звуки. Кто же первым ворвется в крепость? И каким образом смельчаки надеются избежать гибельного камнепада?

Но фея Деррида продолжает покровительствовать своему избраннику. Подхватив бастарда под микитки, она пролетает над атакующими и приземляет Полироля, потрясающего обнаженным мечом, на самое острие прорыва.

Далее следует бесконечная череда подвигов бастарда. В правой руке его меч, в левой топор, между ног зажато копье. Вот он одним ударом меча срезает пять голов у защитников Чизбурга, вот он топором проламывает шлемы у семерых, а уж на копье нанизывает целый десяток. Не остаются без дела и его шипованные налокотники и наколенники.

Но что это? Пистон Девятый в боевой горячке намного опередил своих спутников и теперь окружен со всех сторон лютыми врагами! Его погибель неминуема! «Первомай! Первомай!» — издает король старинный тревожный клич. Полироль устремляется к сюзерену, и вот уже спасенный владыка отечески обнимает юношу, благодаря за выручку.

Правда, битва еще не кончена. Неведомо откуда появляется дракон такой величины, что даже непонятно, как он мог уместиться в Чизбурге и уж тем более найти там пропитание. Но добрая фея Деррида продолжает покровительствовать храбрецу. С помощью незамысловатого чугунного дискурса дракона подвергают полной деконструкции — так, что от него не остается практически ничего.

Чизбург повержен. Из развалин торчат тощие ноги коменданта Кренотена. Грамотные пехотинцы пишут на стенах уцелевших городских зданий: «Мы из Тартарена», «Здесь были Пьеруха и Зяма из Сан-Суси», «Вот мы какие!». Неграмотные рыцари вынуждены довольствоваться неприличными рисунками.

На последней странице король Пистон Девятый осыпает самоотверженного бастарда всяческими милостями, званиями и угодьями, причем к каждой милости прилагается бирка с указанием ее стоимости.

Мало того: наблюдательный человек может заметить, что по мере боевых достижений нос у нарисованного Полироля неукоснительно удлиняется и, в конце концов, достигает размера виконта дю Шнобелле. Да, кабы не корона, бастарда было бы и не отличить от короля.

Где-то в сторонке мгновенно забытая неблагодарным любовником фея Деррида играет с солдатами в шарады на раздевание…

Немудрено, что сей цветистый мемуар смог стать достоянием общественности только после смены династии. Но все-таки одну непреложную истину из него извлечь можно.

Чизбург пал.

ГЛАВА 17,

в которой Стремглав покидает бонжурскую армию, получив вместо одной обещанной награды совсем другую, а также рассказывается о Великом Уговоре Агенориды

— Вот как было дело, ваше величество, — закончил Стремглав свой рассказ.

Капитан и король стояли у стрельчатого окна башни городской ратуши. Под ногами лежал поверженный город. В воздухе висела жирная черная копоть — тушить пожары никто не пытался, и грабеж был неостановим, поскольку к бонжурскому воинству в этом деле охотно присоединились окрестные мирные земледельцы и члены их семей.

— Невероятно, — сказал после долгого молчания Пистон Девятый. — Вы и в самом деле совершили сверхчеловеческий подвиг. Но я вас искренне прошу забыть о том, что вы мне сейчас поведали. Ничего этого не было.

— То есть как?

— А вот так. Все было иначе, совершенно иначе. И не спорьте — этого требуют интересы Бонжурии.

— Я ничего не понимаю, ваше величество, — с этими словами капитан Ларусс завел руку за спину и оборвал наконец-то все еще болтавшийся за спиной ненавистный палаческий капюшон.

— Мне было трудно принять это решение, — сказал король. — Но наша победа настолько зыбка и уязвима, что ей нужно надежное и легитимное прикрытие.

— Государь, что может быть надежнее оружия, тайну которого мне почти удалось раскрыть?

— Тайна никуда от нас не уйдет. Но все было не так, мой друг. С самого начала — я разумею наш первый катастрофический штурм. Слушайте внимательно, капитан, и вы со мной согласитесь. Во-первых, я не хочу, чтобы вообще шли разговоры о каком-то новом оружии. Мало того, что оно изменит сам облик войны, — его могут изобрести еще где-нибудь. Не в Бонжурии. Только потому, что узнают о самой возможности его существования. Поэтому я вынужден потребовать от вас молчания. Никому ничего не объясняйте. Сошлитесь на потерю памяти во время этого… — король не нашел слов тому, что произошло.

— Я-то смолчу, но прочие…

— Прочих осталось не так уж много. И они, мон блин, будут у меня молчать! Во-вторых, поклянитесь мне, что никогда, ни при каких обстоятельствах вы не попытаетесь сами изготовить эту громобойную смесь.

— Я не ученый, ваше величество, — хмыкнул Стремглав. — Долгонько бы мне пришлось возиться…

— Придется. Вы сами собираетесь стать королем.

— Ну, это еще вилами на воде писано…

— И тем не менее. Помните: не было никакого зелья, не было бочек в подземелье под стеной, не было смельчака с огарком свечи. Вы, как и полагается доброму рыцарю, поразили дракона, и он, издыхая, своим внутренним пламенем разрушил неприступную стену. Ну да наши трубадуры это все объяснят гораздо лучше.

— Государь, я понимаю разницу между ложью и военной хитростью, но ведь нет же никаких драконов! Уже не одну сотню лет!

— И тем не менее, мой бедный друг, гнусные и коварные жители Чизбурга во главе с мерзопакостным чернокнижником Примордиалем и предателем короны Кренотеном в течение помянутых сотен лет укрывали в своих подземельях именно дракона, запомните. Именно его они использовали против нас, вероломно нарушив Великий Уговор Агенориды и поставив тем самым себя и свою землю вне закона…

Великий Уговор Агенориды действительно был заключен давным-давно, и, поскольку он никем не нарушался (да и не мог быть нарушен), о нем с течением лет и вовсе позабыли.

Договор, подписанный уже почти сказочным императором Кавтирантом Багрянорожим и многочисленными в ту пору мелкими владыками Агенориды, запрещал использовать каких бы то ни было драконов во время боевых действий и вообще с целью давления на противника. Более того, драконы всех видов, встречавшихся тогда на свете, подлежали обязательному и немедленному уничтожению.