Александр Лукашенко. Контуры белорусской модели. - Неизвестно

Вопрос о символах Беларуси как суверенного государства стал в 1990-1995 гг. предметом весьма острой политической борьбы, и поэтому следует остановиться на нем более поробно. Новым государственным флагом Республики стало прямоуголь­ное полотнище с тремя горизонтальными полосами одинаковой ширины: сверху и снизу - белого цвета, посередине - красного. Государственным гербом Беларуси должен был стать древний знак «Погоня», заимствованный из геральдики Великого княже­ства Литовского. Согласно преданию, под бело-красно-белым флагом белорусские воины сражались 15 июля 1410 г. в составе большой по тем временам 40-тысячной польско-белорусско- литовско-татарской армии близ деревни Грюнвальд с армией германского Тевтонского ордена. (Белорусские земли входили тогда в состав Великого Княжества Литовского; летописцы чаше всего их называли «русскими».) Эта битва, возвысившая князя Витовта и Литовское княжество, положила конец продвижению Тевтонского и других рыцарских орденов на Восток. Согласно хроникам и летописям, Грюнвальдская битва началась с успеш­ных атак тяжеловооруженных германских рыцарей против поль­ских и литовских конников. В одной из хроник говорилось: «В этом сражении одни лишь русские из Смоленской земли, построенные тремя отдельными полками, стойко бились с вра­гами и не приняли участия в бегстве. Тем заслужили они бес­смертную славу. И если один из полков был жестоко изрублен, и даже склонилось до земли его знамя, то два других полка, отваж­но сражаясь, одерживали верх над всеми мужами и рыцарями, с какими сходились врукопашную, пока не соединились с отря­дами поляков». В сознании же и идеологии радикальных нацио­налистов Смоленские земли - это часть древних белорусских земель. С легендами о Грюнвальдской битве связан и древний знак «Погоня», на котором изображен всадник с копьем. Считалось, что это изображение белорусского рыцаря.

В Российской империи белорусский национализм был почти незаметен, особенно на фоне польского национально-освободи­тельного движения. И все же он не исчез полностью. В 1918 г., когда отряды красногвардейцев, защищавших только что образо­вавшуюся советскую власть, отступили из Минска, а германские войска еще не вошли в город, несколько групп из возникших в то время национально-демократических и социалистических партий попытались провозгласить независимую Народную Республику Беларусь. В апреле 1918 г. образованный в Минске Народный секретариат БНР объявил символами нового государства бело- красно-белый флаг и герб «Погоня». Но население города и окрестных деревень мало что понимало тогда в стремительно развивавшихся событиях и не поддержало химерическое образо­вание, которое пыталось опереться на создаваемую в Минске немецкую оккупационную администрацию. Когда германские войска осенью 1918 г. ушли из Белоруссии, с ними ушли и нацио­налисты.

В эмиграции белорусские националистические группы были мало активны, хотя и поддерживали между собой связь. Некоторые их лидеры и созданные ими структуры дожили в Европе до Второй мировой войны и попытались легализовать­ся в оккупированной фашистами Белоруссии. Их претензии были поддержаны оккупационными властями только в 1944 г. Терпящие поражение гитлеровцы попытались создать в Минске марионеточное белорусское правительство. В июне 1944 г. здесь снова появился бело-красно-белый флаг и герб «Погоня», состоялось сборище разнородных профашистских групп и полицейских отрядов, которые объявили себя «всебелорусским конгрессом» и «полноправным и высшим представителем бело­русского народа». Президент Центральной Рады Родослав Островский отправил из Минска телеграмму Гитлеру Однако именно в эти дни и недели германские войска проиграли гран­диозное сражение на белорусской земле. Они были разгромлены Советской армией и бежали на запад. Участники «всебелорус- ского конгресса» тоже бежали в Германию.

Утверждая в 1991 г. в спешке новые государственные симво­лы Республики Беларусь, ее Верховный Совет просто не знал всех этих событий и обстоятельств. Положение дел тогда в стра­не было исключительно тяжелым и запутанным. Н. Лементей, которому приходилось подписывать все постановления Верховного Совета, а также принимать решения, на которые он не был уполномочен Конституцией БССР, попросил об отставке. Только теперь (в сентябре 1991 г.) председателем Верховного Совета Республики Беларусь стал Станислав Шушкевич. Формально он стал главой государства, но у него не имелось никаких рычагов, никакого аппарата и команды для реального руководства страной, а управлять одними декретами нельзя. Не было у него и какой-либо ясной программы. Не будучи в прошлом лидером оппозиции, он не смог стать им к моменту прихода к власти, как Борис Ельцин. К тому же С. Шушкевич не являлся президентом страны, как Б. Ельцин или Л. Кравчук в Украине; он не мог отправить в отставку правительство Республики или как-то влиять на его формирование.

Сильные группы управленцев, чиновников и директорский корпус поддерживали правительство во главе с В. Кебичем. Практически все руководители облисполкомов, многие директо­ра крупных предприятий являлись депутатами Верховного Совета БССР. Теперь они создали в парламенте не «партийно­хозяйственную», а «хозяйственную» фракцию, и именно эта группа оказалась на конец 1991 г. наиболее влиятельной в Беларуси - в отличие от России, где осенью 1991 г. не работали ни Совет министров СССР, ни Совет министров РСФСР, а новое правительство только начинало формироваться.

Инициатором встречи лидеров Украины, России и Беларуси в урочище Вискули в Беловежской пуше был именно С. Шушкевич. Не будучи ни политиком, ни управленцем, он не представлял, что ему делать. Разного рода связи как с Украиной, так и с Россией рвались одна за другой, и Шушкевич хотел про­вести закрытое совещание глав трех республик, не обращаясь к Горбачеву, который уже мало на что влиял. Именно Шушкевич с В. Кебичем, который чувствовал себя в эти дни как фактиче­ский руководитель государства гораздо более уверенно, чем Шушкевич, избрали охотничье урочище Вискули для встречи лидеров. Никаких документов заранее никто не готовил: в Вискулях можно было всегда найти охотничьи ружья, но здесь не было ни одной пишущей машинки, ни разного рода «прото­кольных» канцелярских принадлежностей. С. Шушкевич позднее признавал, что он не был инициатором нового догово­ра. «Я предложил, - говорил он в одном из интервью, - принять трехстороннее коммюнике на уровне совета Горбачеву. То, что мы изначально предлагали, было значительно мягче подписан­ного в итоге в Вискулях соглашения. Почему была выбрана именно резиденция в Вискулях? Она строилась специально для высокопоставленных лиц. Оборудована средствами спецсвязи, рядом — военно-воздушная база. Я сам впервые был в этой рези­денции. Надо отдать должное нашему правительству - оно все сделало по высшему разряду. Мне оставалось делать вид, что я здесь хозяин и я всех приглашаю». Не чувствовал себя хозяином в Вискулях и В. Кебич. Он был сторонником экономической независимости Белоруссии, но не выхода ее из состава СССР. Именно Кебич пригласил в Вискули и включил в состав бело­русской делегации не только двух вице-премьеров, но и предсе­дателя КГБ республики, командующего Белорусским военным округом, председателя таможенного комитета и управляющего делами Совмина, т.е. почти весь силовой блок.

Наиболее радикально был настроен президент Украины Леонид Кравчук. Позднее он с явной гордостью говорил, что именно он был главным противником Союза и Союзного Договора (подготовленного руководством СССР. - P.M.): «Ельцин положил текст Договора на стол и передал вопрос Горбачева: «Подпишите ли Вы этот документ, будь то с измене­ниями или без них?» Сам он сказал, что подпишет только после меня. Таким образом судьба Договора зависела целиком от Украины. Я ответил: «Нет». Тут же встал вопрос о подготовке нового договора. Специалисты работали над ним всю ночь. Подписали документ быстро, без каких-либо обсуждений и сог­ласований. Оказывается, можно все решать оперативно, если на дороге нет бревна, которое называется Центром». Б. Ельцин не во всем был согласен с Кравчуком, но возражал слабо, и два пре­зидента достаточно быстро пришли к согласию, которое нужно было лишь технически оформить. Полемика велась за обильным и долгим ужином, и С. Шушкевич в нее не вмешивался, да никто и не спрашивал его мнения. Один из участников этого ужина - бывший министр иностранных дел Белоруссии Петр Кузьмич Кравченко, позднее вспоминал (и все еще с недоумением): «Во время этого ужина ни Кебич, ни Шушкевич себя практически не проявили, да и Ельцин с Кравчуком их как бы не замечали. Белорусские руководители произносили тосты, когда подходила их очередь, но в дуэль Ельцина и Кравчука не вмешивались, хотя было заметно, что они полностью поддерживают россиян, и время от времени тихо поддакивают Борису Николаевичу. Мы с Козыревым в разговор не встревали вообще, молчаливо наблю­дая, как совершается фантастическое событие мировой исто­рии - развал могущественной империи. Не могу припомнить, чтобы в мировой истории было что-то подобное. Царства гибли, империи рушились, но всегда под воздействием силы, а чтобы вот так - без войны, без вторжения, в спокойной застольной беседе двух в недавнем прошлом провинциальных наместников и университетского преподавателя - такого не было никогда».