Том 48. Тринадцатая - Лидия Чарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дяде Жоржу дали прозвище Лесной Бродяга и надели ему на голову такой огромный убор из трав и веток, что Жучок при виде его стремительно выскочил из своего убежища и предпочел прежде, чем приветствовать нового краснокожего, тщательно обнюхать дядю Жоржа со всех сторон, чтобы убедиться, он ли это.
Затем такие же головные уборы сделали себе девочки и Слава, причем Люся и Софочка подняли свои волосы вверх и завязали их точно так же, как, судя по картинкам, делают это американские дикари.
А Кодя, за неимением такой прически, обвила сосновыми ветками пояс, а за ворот заткнула несколько листов лопуха, из которых забавно, как из окошка, выглядывало ее шаловливое личико.
Когда несколькими минутами позднее дети с дядей Жоржем и Жучком, испуская настоящие крики дикарей, выскочили на поляну, Катиша-трусиша взвизгнула от неожиданности и забилась под фартук коляски, где сидела Валерия Сергеевна.
Ляля-малютка, Наташа, Наля-сказочница, Липа и Вера храбро отстаивали свою крепость, то есть тенистое дерево, изображающее теперь селение белых. Но на стороне краснокожих был Быстрая Лапа, хватавший за ноги и своих, и чужих, визжавший при этом так неистово, что битву пришлось пресечь в самом разгаре, чтобы прекратить этот дикий визг.
Валерия Сергеевна внезапно почувствовала себя дурно и решила возвратиться домой. К тому же в воздухе повеяло грозой и духота давала себя чувствовать.
— Я провожу тебя, сестра! Боюсь, чтобы тебе не стало совсем плохо по дороге, — заботливо сказал дядя Жорж, успевший сбросить с головы убор Лесного Бродяги и ставший снова прежним дядей Жоржем. — Кстати, и Люсе надо домой: она ушибла нос, следовало бы сделать свинцовую примочку! Да и гроза собирается. Уедем, а затем пришлем коляску за остальными… До дождя еще далеко, тучи только что начали собираться.
— Ну-с, детки, кто в первую очередь едет с нами? Остальных я оставляю на попечение Большой Липы. Она самая благоразумная из вас, — сказала Валерия Сергеевна.
Поглядывая тревожно на побледневшее от усталости лицо сестры, дядя Жорж усаживал девочек, вызвавшихся ехать в первую очередь.
Кроме Люси, усадили в коляску и Сашу-растеряшу, которая потеряла в малиннике подвязки с обеих ног, и поэтому чулки сползали у девочки поминутно и доставляли ей массу хлопот.
Взяли и белокурую Наташу, которая жаловалась, что у нее заболел животик, и Ляля-малютка, не отходившая ни на шаг от своей подружки, попросилась с ней в коляску.
Налю и Софочку прихватили тоже. Налю — по слабости здоровья, Софочку — из боязни оставить такую шалунью с Кодей.
— Липа, голубушка, последи за ними всеми, пока не вернется коляска! — попросила Валерия Сергеевна.
— Положись на меня, мамочка, потому что я единственный мужчина и защитник в данное время! — крикнул Слава вслед уезжавшей коляске.
— Да-да! И я тоже посмотрю, чтобы ничего не случилось! — вторила ему Кодя.
Дядя Жорж усмехнулся и незаметно указал Коде глазами на распухший нос Люси.
Кодя смущенно затеребила свой вихрастый хохол.
Жучок кинулся было вслед за уезжавшими, но Слава энергично крикнул ему, возмущенный таким поступком:
— Быстрая Лапа! Изменник! Куда? Ты обязан остаться здесь! Понимаешь?
Поджав хвост, Жучок вернулся к краснокожим братьям.
* * *Вскоре все небо обложило тучами, и воздух накалился, как огромная печь. В лесу потемнело, и на малиновой поляне среди белого дня наступила ночь.
— Будет страшная гроза, — прошептала Вера.
— Ничего! Коляска успеет до грозы отвезти наших и вернуться! — успокаивала детей Липа.
— Ах, недаром я встала с левой ноги сегодня и надела наизнанку кофту! — сказала Маня, но вдруг спохватилась и, оглядывая девочек, стала их считать.
— Одна… две… три… — тыкала она указательным пальцем то в одну, то в другую сторону. — Ну да, так и есть, тринадцать! Ужасное число! Конечно, оно принесет несчастье! Иначе и не может быть!
— Да где ты взяла тринадцать? Нас только девять, — возразила Липа. — Ты, я, Вера, Ганя, Оля, Катиша, Кодя, Слава и Сара!
— Прошу не обижать, мы с Кодей представляем из себя шестерых людей сразу: двух лесных братьев, двух краснокожих и двух просто детей, — обиженно заявил Слава.
— А Жучок? Ты забыл его, кажется, мой краснокожий брат! — произнесла возмущенно Кодя.
Жучок почувствовал, что разговор идет о нем, завилял хвостом, как будто хотел подтвердить слова Коди.
— Ну да, забыли! Разве можно забывать Жучка!
Вдруг оглушительный удар грома сухим, трескучим эхом разлетелся по лесу.
— Гроза! Я боюсь! Мне страшно! — со слезами вскричала Катиша-трусиша и, схватив за руки сестру, метнулась с ней к дереву, стоящему посреди поляны. Здесь, уткнувшись лицом в ствол огромного дуба, она громко зарыдала от страха, закрывая руками лицо.
Ослепительная, яркая, огромная молния огненной птицей пронеслась по небу.
Все бросились к дереву следом за Катишей.
Одна Кодя, как ни в чем не бывало, стояла с поднятой к небу головой, и, захлебываясь от восторга, говорила:
— Смотрите! Смотрите! Какая прелесть! Небо точно разрывается надвое! На две огромные половины. Как это красиво! Ах, какая дивная красота!
Новый удар грома, сильнее прежнего, потряс землю.
— Кодя! Кодя! — кричали дети, укрывшиеся под деревом. — Иди к нам! Тебя убьет! Иди скорей!
Но Кодя все стояла на одном месте и, словно зачарованная, любовалась картиной разыгравшейся грозы.
Она вспоминала о таких же грозах там, в далеком море, еще при жизни отца. Он научил свою Кодю не бояться, а любить их.
А девочки под деревом шептали испуганно:
— Ах! Господи, помилуй, как страшно!
— Хоть бы гром больше не гремел! Ужас какой! — рыдала Катиша.
— У нас молнией человека убило в деревне, — сообщила Ганя, — так весь и сгорел!
— А мне не страшно! Если суждено умереть, так не все ли равно: от грозы или от болезни? — прошептала Сара. — И потом… я буду тогда с моим папочкой! — заключила она с печальной улыбкой.
— Говорила я — понедельник нынче! Не следовало ехать! Вот теперь и умрем все! Убьет нас гроза! — твердила Маня.
— Не каркай, точно ворона, — вспылила Вера.
— Смерть не страшна храбрецам, — важно произнес Слава, трепля черную шею Жучка.
Новый оглушительный удар пронесся над головами испуганных детей.
Сначала огненный зигзаг молнии прорезал небо… Затем страшный гул потряс и небо, и землю, и лес…
— Кодя! — отчаянно выкрикнул Слава, но голос его утонул среди грозового шума.
Но Кодя и без того очнулась.
— Что вы делаете, глупые?… Нельзя прятаться в грозу под деревья!.. Деревья притягивают молнию! — закричала она.
Слава, привыкший повиноваться Соколиному Глазу, как своему вождю, первый выскочил из-под развесистых дубовых веток. Жучок последовал за своим господином.
Большая Липа поколебалась с минуту, потом быстро схватила за руку Маню и побежала с ней на поляну. Сара последовала за ними.
В голосе Коди было что-то такое, что заставило ее повиноваться.
Она много видела, много испытала, несмотря на ее детский возраст. И потом Кодя не только не лжет, но попусту и не болтает ничего!
Одна только Вера упрямо остается под деревом. Да еще Катиша-трусиша, от страха зажмурившая глаза и зажавшая уши.
— Вера! Катя! — кричит Кодя отчаянно. — Скорее прочь от дерева, иначе вас убьет!
— Неправда! — сердито отвечает Вера. — Под деревом не может убить! Убивает на открытом месте, это все знают!
— Я боюсь выйти! — стонет Катиша.
— Вера! Катя! Слушайтесь меня! — повторяет Кодя.
Голос Коди звучит властно.
Она бросается вперед, хватает плачущую Катишу за руку и отрывает ее от дуба. Потом кидается к Вере.
— Ты будешь слушаться меня, Вера!
— Убирайся!
— Берегись потерять хоть одну минуту, а то будет поздно…
Одной рукой Кодя держит Катю, буквально повисшую на ее плече, другой отчаянно борется с упрямой Верой.
Та готова царапаться и кусаться, лишь бы не уступить.
Внезапно ослепительно острая молния проносится мимо и с оглушительным, громовым ударом падает вниз… От старого столетнего дуба разлетается миллион искр… Огненное пламя мгновенно разгорается на его вершине…
Сухой, отчаянный треск — и падает на землю жутко охнувшее дерево-великан…
Оглушительный удар гремит над землей. Столпившиеся на поляне дети глядят друг на друга растерянно.
— Кодя! Вера! Катиша! — стонет Большая Липа, хватаясь за голову. — Где вы? Где вы?
— Молния ударила в дерево точь-в-точь как в деревне, — шепчет Ганя и крестится широким крестом "по-деревенски".
— Господи! Царица Небесная! Владычица! Будь милостива к нам, грешным! — плачет Липа.