Как ограбить швейцарский банк - Андреа Фациоли

Распелли, так или иначе, успел научиться кое-каким штучкам. И, естественно, заработать кое-какие франки.

Поэтому он был счастливым владельцем «Инфо-3000», компьютерного магазина в Цюрихе, на Лангштрассе, 32. Клиентура у него была, мягко говоря, весьма пестрая. Злые языки из своих нор шипели, что магазин – лишь ширма для перепродажи краденых компьютеров, но Распелли их не слушал. И гордился тем, что он человек свободный, несудимый и к тому же поэт (почти).

– Видишь ли, Карл, – говорил он старичку с лицом внезапно разбуженного крота, – проблема не в том, могу ли я стереть все, что внутри компьютера…

– Это ведь вовсе не проблема, правда? – пробормотал человечек на швейцарском немецком.

– Проблем вообще нет, Карл, – одни решения. Я хотел спросить: тебе действительно надо стирать всё? Это ведь хороший комп, знаешь?

– Хороший? В самом деле? Когда мой двоюродный брат подарил мне компьютер, он не сказал…

– Слушай, давай сделаем так. Я сотру личные файлы и жесткий диск твоего… твоего кузена, но сохраню программу и приложения. Выйдет немножко дороже, но зато ты и сам сможешь перепродать…

– Перепродать? А кто тебе сказал…

– …сможешь перепродать, я говорю, компьютер, по более высокой цене. О'кей?

Старый крот кивнул, смирившись.

– А когда он будет готов?

– О, ну давай я тебе позвоню. Завтра, через неделю. Как пойдет.

– А, конечно, спасибо, Джотто. Тогда до встречи.

И крот уполз, сразу исчезнув в людском потоке Лангштрассе. Распелли встал на пороге и посмотрел на улицу, где шел слабый дождь. Мимо шли женщины в разноцветных ветровках, проезжали мужчины на велосипедах, прикрываясь от воды сложенной газетой. Трамвай на расстоянии нескольких метров от него резко затормозил. Распелли повернул голову и увидел человека в плотном плаще, который, казалось, возвращается с полей после осеннего ливня.

К своему удивлению, Распелли узнал в этом человеке Жана Сальвиати.

– У вас тут в Цюрихе вообще бывает лето? – проговорил закутанный в плащ перед дверью магазина, вроде как не обращаясь ни к кому конкретно.

–  Also, du bist Salviati , [27] – сказал Распелли.

– Да, тот самый, что не говорит по-немецки.

– И тот, что обзавелся виллой в Провансе.

– Ну, пусть так. Можно мне зайти или тебе нравится стоять под дождем?

Распелли заварил чай, вскипятив воду посредством печального с виду кипятильника, непонятно как затесавшегося между принтером и модемом. Сальвиати обхватил горячую чашку ладонями и сказал:

– Я приехал к тебе за помощью.

– Ты опять при делах?

– Не совсем. Кстати, сколько времени?

– Без четверти двенадцать. Я как раз хотел закрываться. Если…

В этот момент мелодия заполнила компьютерный магазин. Распелли поднял брови, а два старых «Макинтоша», казалось, вздрогнули.

– Мой телефон, – объяснил Сальвиати, роясь в кармане в поисках мобильника. – Я не сумел поменять сигнал.

Он принял звонок, прикрыл микрофон рукой.

– Можно?

– Конечно, – отозвался Распелли, который еще не опустил брови. – Будь как дома.

– Алло, – сказал Сальвиати, глядя, как Распелли тактично удаляется.

– Алло.

– Кто… Лина, это ты? Молчание.

– Это я.

– Лина! Как ты? Где ты?

– Со мной обращаются хорошо.

– Кто?

– Я не могу. Тут громкая связь включена, они не хотят, чтобы…

– Где ты?

– Не могу.

– Понял. Ты в порядке?

– Да. Слушай, мне жаль…

– Тебе жаль?

– Я…

– Твоей вины здесь нет, так ведь?

– Что?

– Не надо тебе ни о чем жалеть, ты не виновата.

– Но долги…

– Брось. Если бы я знал, что ты вляпалась в неприятности с этим говнюком Форстером… Но теперь ни о чем не беспокойся. Скоро будешь на свободе.

– Но, папа, взамен они хотят, чтобы ты…

– Я знаю.

– Столько денег, не шутка!

– Знаю, не беспокойся. Это мое ремесло.

– А если у тебя не получится? Если на этот раз не…

– Лина? Я ведь сказал тебе, что сдюжу Слушай, с тобой точно обходятся хорошо? Почему тебе до сих пор не давали позвонить?

–  Я… я не знаю, но здесь никто мне не делал ничего плохого.

– Кто с тобой? Марелли?

– Не могу. Молчание.

– Конечно, – сказал Сальвиати через несколько секунд. – Не можешь. Но я хочу, чтобы ты мне опять позвонила, завтра. Это мое условие, чтобы я сделал то, чего они от меня ждут. Скажи им там!

– Да.

– И постарайся сохранять спокойствие.

– Да. А сейчас мне надо с тобой прощаться.

– Пока. Спокойствие!

– Пока.

Сальвиати несколько секунд молчал. Ничего. Никакой подсказки. Никакой зацепки. Лина далеко, где-то в надежном месте, выбранном Форстером. А ему приходится плясать, как кукле, подвешенной за нитки. Но по крайней мере, она в порядке, жива. Может быть, они выберутся из этой ситуации без потерь.

– Распелли!

– Вот он я. – Компьютерщик вернулся, держа в руках свою чашку с чаем. – Я был в мастерской.

– Слушай, беда в том…

– Вообще-то это просто задняя комната, но ты не находишь, что «мастерская» звучит изысканнее?

– Распелли, беда в том, что похитили мою дочь, и я должен украсть десять миллионов франков.

Распелли сглотнул.

– Десять миллионов фр… Похи… кого?

Сальвиати еще раз глубоко вздохнул и объяснил Распелли механизм ловушки, в которую он попал.

– Десять миллионов наличными! – воскликнул Распелли. – Но… но как их повезут? В чемодане?

– Ты не представляешь, сколько денег можно запихнуть в чемодан. Пачка из тысячи банкнот занимает двенадцать сантиметров. Так или иначе, сегодня с утра я получил сообщение от Марелли и сразу же приехал в Цюрих. Потому что теперь все зависит от тебя, Распелли.

У Распелли еще не совсем пересохло во рту и было что сглотнуть.

– В каком смысле?

– Пойдем пообедаем, расскажу.

«Мамма Миа Паста amp; Пицца» – итальянский ресторан, название которого выдавало его цюрихское происхождение. В целом, кормили там хорошо, если не брать в расчет моцареллу. Вывеска смотрела на улицу. Сзади, во внутреннем дворе, находились два красных зонта и три стола, у фонтанчика, из тех, что пускают слабую струю вверх: такие особенно любят воробьи, которых, правда, не выпускают из-под контроля голуби.

– Планируются два перемещения денег в кантон Тичино, – объяснял Сальвиати. – Интереснее, вероятно, то, что пойдет в Беллинцону, так как там отделение меньше. Но я не знаю, когда это будет, и мне неизвестен точный порядок действий.

– Ara. A что ты знаешь?

– Знаю, что перемещать деньги будут в обстановке секретности. Предполагается участие только директора отделения, охранника и типа, который повезет наличность. Хотят всё провернуть тайком. Значит, по идее, должно быть нетрудно сделать чистую работу. Нужно только придумать хороший план.

Распелли почесал в затылке. У него было полно волос, и каждый из них устремлялся в свою особую сторону. Его однокурсник, забавы ради, когда-то описал этот феномен с помощью уравнения.

– Но мне невдомек, при чем тут я, – сказал компьютерщик. – Я в таких делах не смыслю.

– Ограблением в Тичино займусь я, – успокоил его Сальвиати. – Но мне пока недостает информации. А эта информация хранится в «Юнкере», в компьютере под замком.

– Я знаю кое-кого в «Юнкере», – отозвался Распелли. – Все зависит от того, кому поручили это дело. Без пароля и кодов доступа мы не сможем сделать ничего, это ясно. Однако…

– Однако?

– Однако, если ты мне подсобишь, мы можем использовать человеческий фактор.

Сальвиати ел без спешки. Он заказал пасту с чесноком, оливковым маслом и стручковым перцем, но первую скрипку в ней необъяснимым образом играла петрушка. Распелли взял весеннюю пиццу: кабачки, баклажаны, сыр «Грана падано», сыровяленая ветчина и рукола.

– Человеческий фактор, конечно, – сказал Сальвиати. – Но я должен знать, кто и что в точности.

На жаргоне «человеческий фактор» обозначал мужчин и женщин, которые всегда скрывались за паролем. Если не было возможности взломать систему, существовали отличные специалисты по взлому людей.

– Детали я смогу сообщить тебе через неделю-другую, – Распелли резал пиццу на ломти равного размера, распутывая волокнистую моцареллу – Когда будет ограбление?

– Именно это одна из тех вещей, которые я хочу узнать от тебя.

– Хорошенькое дельце, – ухмыльнулся Распелли. – Ты только вернулся и уже требуешь от меня чудес…

Позднее, дожидаясь трамвая, Сальвиати думал: колесо завертелось. У него было странное ощущение. Прованс и сад госпожи Августины как будто отодвинулись далеко во времени, а последние его воровские «работы», сделанные до отхода от дел, обретали более четкие очертания. Сальвиати помнил лица, слова, постоянную заботу о том, чтобы все было на месте, чтобы все люди преследовали одну цель и знали, как действовать.

Перед тем как сесть на обратный поезд в Тичино, он прогулялся по привокзальным улицам. Надменные женщины и пастельные галстуки Банхофштрассе контрастировали с непритязательным кварталом, где обитал Распелли. Словно другой город, другой мир.