Прекрасная посланница - Нина Соротокина

– Конфедерация дала слово, что обеспечит безопасность вашего путешествия. В Польше это легко сделать, но Россия непредсказуема. А здесь вас довезут в целости и сохранности до самого Петербурга. Более того, в вас будут видеть спасителей.

– Но я должен буду во время поездки с русским играть несвойственную мне роль частного лица, – проворчал аббат, начиная сдаваться. – И вести противоестественную игру.

– А в Петербурге вы будете вести естественную для монаха игру?

– Я делаю это для блага Франции, – огрызнулся Арчелли.

– Я тоже думаю о благе Франции… и Польши, – она стрельнула глазами в сторону ротмистра. – Мое положение хуже вашего. Я должна буду предстать перед русским оборванкой и ехать оборванкой.

– Ну, сундуки с платьями мы вам доставим, – поторопился встрять в разговор поляк.

– Если их не разворуют по дороге. И давайте, наконец, обговорим детали. Побег должен состояться ночью, и у нас не так уж много времени.

– Посты в лесу будут предупреждены. Вы поедете в вашей карете?

– Нет, нет, – быстро сказала де ла Мот. – Мы поедем в развалюхе князя Козловского. Там и места больше.

– Готовая карета будет стоять там, где ее оставили, в начале тисовой аллеи.

– Что значит – как оставили? И лошадей не распрягли? Так не бывает.

– Бывает. Объяснение простое: все так перепились, что забыли распрячь лошадей. Теперь надо подумать, как вернуть князю подорожную.

– Это просто, – сказала Николь. – Все его документы были под вторым дном в патронной сумке. Поставим эту сумку туда, где она стояла.

– Под сиденьем в карете?

– Вот пусть там и стоит. Князь может предположить, что вы ее вообще не нашли.

– Но там лежит письмо генерала Любераса к Левенвольде. Это письмо надо аннулировать.

– Зачем? – искренне удивилась Николь. – Я читала это письмо. Люберас выставил Миниха в таком свете, что фельдмаршалу не поздоровится. Эта информация обязательно должна дойти до адресата. Причем письмо подлинное, а это дорогого стоит. И хватит об этом. Обсудим сам побег.

– Это я продумал. В каретный сарай из конюшни ведет дверь. Сейчас она заперта. Дверь откроет ваш возница. Русским скажите, что он ваш слуга, который чудом избежал плена. Его мы потом посадим на козлы. Только, пожалуйста, из конюшни до кареты добирайтесь ползком. Неровен час, охранник вас заметит.

– Так предупредите охранника, – проворчал аббат, которому давно наскучил этот разговор.

– Нельзя предупредить всех. Это секретная операция!

– Но посты же вы предупредили!

– Они знают только, что ночью из лагеря в сторону границы поскачет карета.

Все подробности побега были проговорены до мельчайших подробностей. Аббат на этот раз был со всем согласен, и только когда стали обсуждать, как говорят в мире интриг, новую легенду, он опять заартачился.

– Что значит – моя дочь? Я против.

– Но вы же согласились, что в Петербурге я буду вашей племянницей.

– Племянница – пусть. Католический священник не может иметь детей. Да и по возрасту вы не можете быть моей дочерью.

– Сколько же вам лет? На вид никак не меньше пятидесяти.

– А это, сударыня, уже не вашего ума дело!

Бедный аббат! Ему было сорок четыре. Выглядел он великолепно и знал об этом. Господь хранит от ранней старости слуг своих. Но этой паршивке и грешнице видно доставляет удовольствие его дразнить.

Николь раздражала Арчелли до крайности именно потому, что выглядела очень привлекательной. Нельзя сказать, чтобы аббат воспылал страстью, это не пристало его сану, но он почувствовал вдруг, что под сутаной бьется сердце мужчины, а плоть, орудие дьявола, давала тому подтверждение. Что бы он хотел получить в дар от судьбы? Не о каком телесном романе, разумеется, не может быть и речи, но он мечтал, что красавица Николь отзовется на его чувства. А далее… в момент решительного объяснения он скажет – нет! Церковь поставила меж нами преграду. Смирись! И она смирится, и будет страдать, потому что женщине трудно выжечь любовь из сердца. Она будет страдать, а он утешать. И пусть это длится долго-долго, сколько хватит времени и сил.

– Ну и шут с вами – племянница, так племянница. Вы едете в дом князя… например Нарышкина, чтобы учить его детей французскому и итальянскому языкам…

– Нарышкин не подходит, это слишком известная в Петербурге семья.

– Ну, хорошо, придумайте другую семью. Главное, что вы наняты туда гувернером, а я увязалась за вами. Поляки захватили нас в плен, обобрали до нитки, отняли карету. И всё! А теперь уходите. Я буду переодеваться.

Мужчины покорно встали и вышли из комнаты.

Когда мадам де ла Мот, одетую в простенькое платьице, неприметный плащ и, конечно, розовый шарф, куда же без него, вели вместе с аббатом к каретному сараю, он высказал первую, с точки зрения Николь, здравую мысль.

– Мы сыграем наши роли, доберемся до русской столицы. Но ведь князь Козловский занимает определенное место в Петербурге. Что, если он вращается в свете? Мы можем столкнуться с ним нос к носу в гостиной Бирона. Как в таком случае мы объясним этот наш маскарад. И что он нам скажет?

Николь задумалась только на мгновенье.

– Ничего не скажет. Говорить буду я. А пока нам надо быстро и безопасно добраться до Петербурга. А потом я что-нибудь придумаю!

А он не так глуп, как хочет казаться, подумала она про аббата. И камзол на нем сидит, как влитой. И лет ему не пятьдесят, а гораздо меньше. Экий франт!

10

Прежде чем продолжать наше повествование, надо объяснить его политическую подоплеку. Много я у вас времени не отниму, расскажу о главных событиях в описываемое время быстренько, бегленько. Я, например, так и не объяснила, почему Франция так уж хотела посадить на польский трон Станислава Лещинского. А потому, что, во-первых, он был «законный король», во-вторых, он был пяст, а главное, и это в-третьих, он был тестем Людовика XV. Да, да, его анемичная, бесцветная супруга, королева Мария, носила в девичестве фамилию Лещинская.

Далее. Зачем России иметь на польском троне курфюрста Саксонского? А потому, что это самим Петром Великим завещано. Август II, батюшка ныне царствующего Августа III, занял польский трон в 1697 году после Яна Собесского. Выборы были сложными. Чтобы обойти соперника (принца Конди), будущий Август II потратил на взятки и подкупы десять тысяч гульденов.

В своей неприязни к Швеции Август и Петр I стали союзниками. Петру нужен был выход к морю, Август обещал полякам вернуть уступленные когда-то шведам польские провинции. Это и определило начало Северной войны.

Петр I начал Северную войну, потому что потерпел поражение в Южной. Если бы ему удалось сокрушить турок, Петербург был бы построен на Черном море. Но история, как известно, не имеет сослагательного наклонения и так далее…