Пловец Снов - Лев А. Наумов

со сложным геометрическим узором, а Борис – на людей за окном, потому было не совсем понятно, кто из них произнёс последнюю фразу.

– Что ты замолк? Опять блуждаешь глазами по лабиринту? Ваше обсессивно-компульсивное расстройство давно следует признать инвалидностью, – если уж Борис о чём-то и пытался шутить, то в первую очередь – о болезнях.

Горенов улыбнулся, не отрывая взгляд от стены. Он действительно заблудился в орнаменте.

– Инвалидностью, не инвалидностью… Может, если бы все обращали на внимание не на ерунду, а на то, что важно, весь мир был бы другим. И жили бы иначе… И книги хорошие читали…

Георгий говорил несерьёзно. Однако даже шутя, он всё равно побеждал в споре. Борис начинал сердиться. Не столько от несогласия, сколько от бессилия.

– А у тебя, можно подумать, всё в порядке! Вот ты пишешь свою ахинею и всем доволен? Умеешь всё устроить! Знаешь, как надо!

Внешне Горенов сохранял спокойствие, настроение друга всегда колебалось, словно натянутая струна. К тому же он изрядно выпил. Хотя столь явных ноток зависти и злости прежде вроде бы не звучало. Что изменилось? Слух Георгия или его собеседник? Быть может, он прав в том, что никогда прежде не рассказывал ему про книгу G? Ведь если бы, зная о ней, он повёл себя так же, сейчас не удалось бы сдержаться. Наверное, и не стоит пока говорить. Не время. Да и может ли что-то посоветовать ему этот изломанный человек, так не похожий на его старого друга?

Раньше Горенов обязательно показывал ему каждый свой текст. Немыслимо было этого не сделать. Советы товарища значили много для них обоих. Георгий заглянул в глаза напротив. Там открывался не лабиринт, а тоннель… Колодец с загадкой на дне: куда всё делось? Прежде Борис тоже признавал, что для него нет человека ближе Горенова, что он всегда будет прислушиваться к его мнению… Видимо, «всегда» уже прошло и осталось позади. Интересно, как он считает теперь? Размышляет ли о том, почему, куда и когда всё сгинуло? Где то, что раньше заставляло их радоваться и смеяться, восхищаться и завидовать. Наверняка он убеждён, будто Георгий променял это на детективы, деньги и успех, который ему кажется то ли эфемерным, то ли токсичным. Если так, то Борис в данный момент не сомневается, что перед ним не тот человек, с которым он познакомился много лет назад совсем неподалёку. А значит, может, и перед Гореновым вовсе не старый друг, а кто-то другой. Тогда определённо не стоит ничего говорить про Истину.

– Да ну тебя, – Георгий попытался сгладить острую реакцию, хотя ему было неприятно. – Что я знаю? Знал бы, думаешь, сидел бы сейчас здесь с тобой? – закончил он двусмысленно.

Стало совестно вдвойне. Немощному Борису было под силу причинить настоящую боль только тем, кто был к нему неравнодушен и добр. Для всех прочих от оставался абсолютно безобидным и беспомощным до ничтожности. Ссориться окончательно не хотелось. Что ж, имелся проверенный способ, как спасти ситуацию. Борис хорошо освоил его ещё в детстве: нужно начать жаловаться на собственную слабость. На такого никто сердиться не станет. От скольких тумаков и неприятностей его уберёг этот нехитрый метод. Поможет и теперь.

– Понимаешь, я не представляю жизнь до такой степени… Подумалось недавно, ведь даже если бы у меня на одни сутки появились какие-то сверхспособности – например, летать бы научился – я не знаю, что с этим делать? Как воспользоваться удивительным шансом? Скажем, как достать огромные деньги, чтобы потом жить нормально. Ты пойми, я не смог бы ограбить банк, даже если бы умел летать или становиться невидимым. Мне и чудо не поможет стать счастливее. А уж без чуда…

Борису не пришлось ничего выдумывать, всё так и было. Как же сильно он изменился… Наверное, это произошло из-за нищеты. Сколько они не виделись? Безденежье чудовищно портит литературу. Многие писатели теряют из-за него нравственные ориентиры и совесть.

– А чего ты всё про материальные ценности? – попытался сбить градус накала Горенов.

Борис засмеялся, потом покраснел, но выглядел уже не так жалко, хотя продолжал ныть:

– Может, с такими возможностями нужно было бы совершить что-то совсем другое, но я не знаю что… Глупо в тот единственный день, когда ты умеешь летать, сидеть у себя дома за письменным столом. Но, скорее всего, я бы так и поступил.

– А ты представляешь, сколько полёт может дать?.. – напрашивалось слово «вдохновения», но Георгий сдержался. С давних пор у них было не принято использовать подобные несостоятельные термины. – …Дать тебе как автору. Можно же написать роман от лица птицы.

Борис махнул рукой:

– Это никому не интересно… Ты уже давно мог бы написать текст от лица рыбы, но почему-то не пишешь. – Он взбодрился, найдя такой крепкий контраргумент. В голосе появились нотки гордости.

– В том-то и проблема, Боря, ты странно смотришь на жизнь. Думаешь, что если не смошенничать, то счастливым стать не получится. Ты воспринимаешь спокойное существование как какой-то немыслимый трюк. А тебе нужно писать и не волноваться.

– Гоша, я не знаю, что делать… Я хочу просто жить…

– То-то и оно! Ты хочешь просто жить, но думаешь о том, как сжульничать. Как обхитрить судьбу. А жульничают те, кто хочет большего, чем «просто жить». Те, кто хочет победить. Хочет, но не может. Тогда они подделывают результаты, принимают допинги, воруют, присваивают чужое… Если действительно хочешь просто жить? Просто живи! Успокойся, Боря! – Горенова медленно наполняла зависть. Он сам бы хотел оказаться на месте своего собеседника. Чтобы кто-то поговорил с ним в таком тоне. Не поддержал, а скорее «прочистил мозги». Какая это, в сущности, сказочная роскошь – сомневаться, советоваться… Но на свете теперь не было человека, который мог бы ему с этим помочь.

– Что ты! – отмахнулся Борис. – Я не хочу победить. Это лишнее, баловство. Но тебе не кажется, что иногда нужно сжульничать для того, чтобы просто не пропасть? Или чтобы проиграть окончательно и дать начаться другой игре?

Георгий не хотел отвечать. Он сердито чокнулся с рюмкой, стоящей возле друга, выпил и продолжил рассуждать так, как ему было удобно:

– Я никогда не мог понять, почему ты не хочешь выиграть.

– Потому что слабое сильнее всего. И надёжнее всего. Любой победитель рано или поздно проиграет. Послушай… – стало видно, что Борис начал сочинять. При этом его лицо всякий раз становилось увереннее и спокойнее. – Ты говоришь, кто-то жульничает, чтобы выиграть. Но что, если обманщик окажется неумехой или неудачником, а потому в результате потерпит поражение? Значит, может случиться