Факультет кругосветного путешествия - Сергей Колбасьев

Хорошо, когда человек способен логически мыслить.

Судовой персонал был очень смущен внезапным решением доктора-миллионера, но люди, дающие такие чаевые, могут вести себя как им заблагорассудится. Стюарт с низким поклоном снес чемодан по трапу, а капитан с мостика отдал честь.

На длинной зыби трудно прыгать с трапа парохода на катер. На всякий случай Миша, прыгнул дальше чем надо, обеими руками обхватил стоявшую в катере девушку и рухнул с ней на скамью.

— Мертц, — сказал он самым извиняющимся голосом и выпустил ее из своих объятий.

— Драгонетт, — ответила она улыбаясь и заговорила с ним по-английски. У нее были темные, круглые брови и веселые синие глаза.

Миша развел руками и нечленораздельно промычал.

То да она обратилась к нему по-немецки, но красное Мишино лицо выражало такое отчаяние, что она замолчала.

Она была очень милая и от этого Миша чувствовал себя вдвойне несчастным. Он вздохнул с облегчением только когда выскочил на пристань. Мисс Драгонетт тоже вздохнула, глядя ему вслед: этот немец был совсем не миллионером, а мальчиком. Славным, застенчивым и нуждающимся в ее сострадании.

— Сан Хуан, крикнул: Миша шоферу и автомобиль ветром погнал по широкой белой дороге.

Навстречу с ястребиным криком вылетела другая машина. В ней, почти вплотную к Мише мелькнуло лицо Волкова.

Уже темнело, но ошибиться было невозможно: рядом с ним сидел человек в котелке. Что же теперь будет? Миша откинулся на спинку сиденья. У него заболели виски и во рту появился металлический вкус.

45

В Сан Хуане отпустил автомобиль и пешком нашел вокзал. На вокзале в кассе сказал:- Лос-Анжелес — и теперь сидел в пустом, раскачивающемся вагоне.

В окнах гремя летела чернота, темнело в глазах и ослабевало тело. Колеса захлебываясь просчитывали стыки, — сколько осталось до вокзала. И Миша увидел вокзал. Он был огромный и черный с семью главными входами, где турникеты щелкая, считали людей.

И вокзалов было несколько.

Потом он увидел огромное стадо овец, которых считали какими-то сложными машинами на пл. Урицкого. Пронзительно засвистела, стоявшая посредине площади фабричная труба и овцы белыми волнами хлынули во все стороны. Они дико толкались и прижимали его к стене.

Очнувшись Миша обнаружил рослого индейца, навалившегося на него слева. Индеец был настоящий — в перьях и боевой раскраске. Трое таких же, с длинными ружьями, сидели на скамейке напротив.

Весь вагон был набит индейцами, мокасинами, перьями, скальпами, томагавками и прочими иллюстрациями к Фенимору Куперу.

Это было совершенно неправдоподобно. Хуже чем овцы на площади Урицкого. И было непонятно, чем это кончится.

Сидевший рядом индеец вынул из кармана столбик жевательной резины, разорвал цветную обертку, развернул оловянную бумагу, согнул столбик пополам и заправил его в рот.

— Ух, — сказали двое других и тоже достали жевательную резину. Третий вынул из-за пазухи очки и газету. Это было не похоже на Купера и успокоительно. Миша начал осматриваться.

С индейцами ехало трое бледнолицых. Они были больше похожи на хозяев, чем на пленников. Они были одеты в белые рубашки с закаченными до локтей рукавами и рядом с ними на скамье были навалены кожаные коробки с ремнями и сложенные треноги. На багажнике лежал огромный оцинкованный мегафон.

— Голливуд — вдруг вспомнил Миша, — ведь это здесь рядом. Они возвращаются с киносъемки. И Миша рассмеялся, но сразу замолчал. Индейцы смотрели на него неодобрительно.

46

— Мистер Карстерс, — сказал Уилли, — я привез птичку.

Тяжелый директор с голубыми щеками и розовой лысиной медленно поднял голову и долгим взглядом посмотрел на Волкова. В кабинете была совершенная тишина.

— Итак, Уилли, вы утверждаете, что этот мой сбежавший кассир?- спросил он, наконец, тягучим голосом.

— Утверждаю, — весело ответил сыщик.

— В таком случае, вы ошибаетесь, — сказал мистер Карстерс, — я нашего Келли знаю в лицо.

— Но, помилуйте, хозяин, вот его паспорт. Там написано Джерард Келли, 24 года. Все чисто и без осечки…

— Уилли, я не паспортное бюро. Мне нужен не его паспорт, а мой кассир. Тому было тридцать четыре года, — наставительно произнес директор.

— Но кто же он такой? — вскрикнул мистер Уилли.

— Я вам говорил, что я не тот, кого вы ищете, — вмешался Волков,- у людей иногда бывают однофамильцы.

— Уилли, мне это не нравится, — заметил директор.

— Я журналист,- продолжал Волков, обращаясь к сидевшему за столом,- и наш общий друг помешал мне работать в Никарагуа. Зато он дал мне много другого материала: например о жизни и подвигах кассира Келли. Кроме того, он заставил меня работать в кочегарке… Что ж, из всего этого выйдет несколько хороших фельетонов.

— Не годится, — быстро сказал мистер Карстерс и, подумав, добавил. — Уилли, вы, кажется, дурак.

— Но помилуйте… — захлебнулся сыщик.

— Нет, не помилую. Сколько вы держите на текущем счету в нашем банке?

— Четыре пятьсот.

— Сколько вы должны были получить за поимку Келли?

Две тысячи.

— Напишите этому джентльмену чек на две тысячи долларов в качестве гонорара за фельетоны, не подлежащие напечатанию… Понимаете, ваших долларов, — а не моих. Потом отправляйтесь обратно в Никарагуа и попытайтесь снова заработать эти две тысячи. Путевые издержки принимаю на себя.- Голос директора был сух и не допускал возражений.

Мистер Уилли достал чековую книжку. Пальцы его плохо гнулись и на лбу крупными каплями блестел пот.

47

Рубец второй день стоял у своего вокзала и чувствовал, что на третий силы не хватит.

Отель был ужасен: приходилось изображать глухонемого, невпопад тыкать пальцами в меню, пить чай лежа в постели, и до одури скучать в комнате с раззолоченными обоями.

Город был еще хуже. Он был огромный, многоэтажный и ревущий, до отказа набитый автомобилями, трамваями и бесцеремонной толпой. Вечером первого дня Миша попробовал пойти в кинематограф. Его впустили во время действия, в темноте он не нашел места и прошел весь партер до тускло освещенной двери под экраном. Над головой, по серебряному полотну беззвучно летел поезд. Это было неприятно, и Миша ушел домой.

Перед вокзалом кишела толпа, и ожидание было не выносимо. Волков мог решить, что Миша приехал из Лони Бич и ждать его на другом вокзале, с этого поезда в Лони Бич, кажется, не ходят. Но могло быть еще хуже: Волков мог сидеть в таком месте, откуда никакие поезда не ходят. «Освобожусь самосильно…» неизвестно еще, какой именно дурак напутал, что если он засел всерьез и надолго?