Гасильщик (Сборник) - Сергей Дышев

Мы помахали рукой троллейбусу, он мигнул нам красным огоньком, ему было приятно, что мы не забыли попрощаться с ним.

Как жаль, что он увез невозвратимые минуты.

Мы шли по мосту. Здесь крепко задувало, колючий снег заставлял нас щуриться, хорошо, что внизу мы видели голубые огни железной дороги. Они ориентировали нас, чтобы мы не свалились с моста.

Я не любил свою квартиру, мне не принадлежащую. Мой сгинувший предшественник никогда не возвратится сюда в живой плоти. Возможно, я тоже вскоре буду прилетать в нее, сизой тенью колыхаться над полом, шевеля углями-глазами.

Меня не угнетало то, что придется спать на полу. Светка ляжет на диване, а я не буду претендовать… Повизгивая от радости, она ворвалась в квартиру. Вслед за ней ввалился и я. Тут же с нас натекла холодная лужа. Света решительно бросилась на нее с тряпкой, которой у меня отродясь не было. В мгновение лужи не стало. Все это напоминало легкую мистифицикацию.

– Мы будем пить горячее красное вино? – донеслось из кухни.

Я опечалился, потому что мне не хотелось выходить на улицу. Но тут послышался отличительный звон, я поторопился на звук. Конечно, две бутылки стояли на подоконнике, про которые я напрочь забыл.

Возможно, эта квартира знала и более счастливые времена. И, разумеется, здесь часто звучал слегка нетрезвый женский смех.

Так продлим же те былые веселые дни и не станем досрочно хлюпать!

– Ты позволишь мне разобраться с вещами? – спросила она так серьезно, что мне захотелось расхохотаться.

– Конечно, располагайся так, как тебе удобно.

Пока подогревалось вино, я нарезал остатки колбасы, сыра, открыл консервы с мясом и баклажанной икрой. Все это должно было скрасить странность вечера.

С подносом в руках и намеком на изыск вошел в комнату и – чуть не выронил его. Все свободное пространство было завалено тряпьем: платьицами, поддевочками, колготками, трусиками, лифчиками, рубашонками, кофточками. В отдельной куче лежала косметика.

Света стояла на коленках и что-то искала. Она мельком глянула на меня и пробормотала:

– Куда-то делся, проклятый…

– Что-то потерялось? – поинтересовался я.

Можете себе представить пуританина-холостяка, вдруг попавшего в подобное изобилие женского исподнего.

– Ну, что стоишь? Помоги мне!

Я поставил поднос на стол, поднял нечто завернутое в целлофан и положил на диван.

– Ну что ты делаешь! Ты же все перепутаешь! – Света сокрушенно всплеснула руками.

Как будто в этом хаосе был порядок.

– Лучше возьми косметику и отнеси в ванную комнату.

Пахучие флакончики, разноцветные тюбики, блестящие коробочки и цилиндрики помады и прочая канитель заняли всю полочку на зеркале, остальное положил на стиральную машину. Так как больше мне ничего не доверили, я расставил пузырьки и тюбики по ранжиру, как солдатиков. Светка заглянула, усмехнулась, сказала, что завтра разложит все как надо.

Я вновь подогрел вино, и, когда вошел в комнату, вещи были собраны, на диване лежал фиолетовый халат, полотенчико и что-то еще, спрятанное под ним.

Мы уселись на диван и стали пить вино. Оно обжигало, от него по всему тело сразу пошло тепло, будто внутри заполыхал маленький костерок. Неожиданно наши коленки соприкоснулись, хотя мы сидели на разных концах дивана. Я даже не успел заметить, кто это первый приблизился. Наверное, я. Мы ели ложками икру и смеялись над обманутыми врагами.

– И пусть они ломают дверь! – сказала Света. – Я никогда не храню деньги в квартире.

– Я тоже, только у меня их просто нет.

Света вдруг помрачнела.

– Ты сегодня спас меня, и я должна как-то расплатиться с тобой?

– Должна. Один воздушный поцелуй. Можно два.

– Самое печальное, что это тупик, – еще более грустно сказала она. – Ты вытащил меня из горшочка и временно положил на газетку, чтобы пересадить в другое место. Но у тебя нет такого места. И теперь я или усохну, или вынуждена буду возвратиться в свой горшок. И продолжение кошмара!

– Живи у меня! – предложил я, смутно надеясь привязать к себе женщину, холодные рассуждения которой действовали на меня, как ворвавшийся ледяной ветер. Я захлопну форточку, закрою двери и проглочу ключи… Но разве удержишь эту сумасбродку?

– И сколько прикажешь тут жить?

– До тех пор, пока не скажут: «Приказал долго жить!» – усмехнулся я.

– Вот уж спасибо за такую перспективу.

– Больше ничего предложить не могу. Вы, женщины, безжалостны. Скажешь «Оставайся навсегда» – и получишь словесную оплеуху или насмешку. Вы весьма цените и лелеете свою любовь к мужчине, но можете походя проткнуть каблучком влюбленное сердце, лежащее у ваших ног. Привилегия слабого пола: мстить одному за то, что недостойна другого.

– У тебя убитое самолюбие…

– У меня был знакомый, который в компаниях любил как бы в шутку говорить, что у него «гигантское самолюбие». Наверное, думал, что это очень тонко. А один раз его очередная подружка на это сказала, что лучше было бы ему иметь кое-что другое гигантское…

– Так какую же вы плату хотите?

– Нарываешься на конфликт, чтоб был повод выскочить в одной юбчонке-рубашонке на улицу, пробежать три квартала, затем позволить догнать себя и, смилостивившись, гордо вернуться.

Я налил вино в стаканы, молча протянул ей. Она взяла, вздохнула.

– Мужчина всегда ищет возможность получить от женщины компенсацию за свой труд, услуги, помощь. Помогая же мужчине, лицо мужского пола делает это ради дальнейших выгод или же из чувства дружбы. А женщина в святое понятие бескорыстной дружбы не допускается – как, скажем, в мужской клуб или в монастырь… Вы можете разыгрывать благородство, пылко возиться у наших колен, воровать цветы с клумбы, выполнять самые сумасбродные наши идеи, но все это лишь для достижения цели и удовлетворения мужского самолюбия. Даже ваш половой инстинкт уступает ему, он в подчинении, на втором плане. Важно одержать победу, не правда ли?

– Ты феминистка. – Я постарался придать голосу крайнюю степень разочарования. – Как жаль… А я-то думал, что ты самая классная девчонка, без идиотских завихрений, которыми страдают уродины и лесбиянки.

Светлана пропустила мои слова мимо ушей, она буквально съежилась в комок, даже ноги поджала. Маленький котенок, которого подобрали на улице, напоили молочком, но он еще не отошел, ерошит шерстку, шипит и пробует царапаться.

Я представил, что она стоит у пропасти: задувает ветер, внизу могильный холод притягивает, словно змеиный зрачок… Я придвинулся к ней, но только коснулся ее волос, как она отшатнулась и гневно бросила:

– Подожди, успеешь!

Я молча ушел на кухню, выкурил сигарету, открыл вторую бутылку, вернулся в комнату…

Глаза ее блестели от слез, как могут блестеть лишь от горя или счастья. Счастья не было.

Она отвернулась, и, когда вновь посмотрела на меня, глаза ее стали колючими, как снег, задувавший на мосту.

Настроение моей гостьи менялось, будто смерч, который взметался к небу и возвращался с утроенной силой.

Она неожиданно предложила:

– Давай выпьем за то, чтобы не было подлости.

Я пожал плечами, при чем тут подлость, и кого надо иметь в виду… И выпил.

Часы перевалили за полночь, в соседнем доме поочередно гасли огни, я рассеянно наблюдал за беспорядочным отходом ко сну жителей моей улицы. Впрочем, беспорядочным был я, со своими случайными связями, нелепыми историями… А в многоэтажке, наоборот, все упорядоченно, благообразно. «Устаканено».

Тихим голосом Света стала рассказывать, как наивной девочкой приехала из города Львова поступать в Москву, во ВГИК. Какой-то придурок сумел убедить ее, что у нее просто талант перевоплощения и взрывчатая, эмоциональная и артистичная натура. В Москве у Светы одиноко жила родная тетя. Женщина согласилась взять девушку к себе.

– Конечно, я не поступила… Наивная дурочка, думала, войду, прочитаю монолог, стихи, спою, и они рты пооткрывают… Куда там! Все вокруг – блатные, самодовольные, один на другого глазом не глянет. А тут простушка с Украины… Стала ходить на массовки, платили там мизер, а времени уходило много. Плюнула я на свою артистическую карьеру, пошла продавать цветы. Но недолго, кавказцы замучили, каждый день одно и то же: пойдем в ресторан, хочешь, любой подарок сделаю… Липкие, мерзкие, и каждая свинья думает: раз я у него работаю, так должна спать с ним. Потом в киоске устроилась. Тоже недолго, просто забодали… Прости, что я так выражаюсь. Нахваталась… Была девочкой вежливой, умненькой, отличницей, музыкальную школу закончила по классу фортепиано… Так вот перебивалась целый год, спасибо, тетя поддерживала. Потом поступила в университет, на отделение английской филологии. Училась, делала платные переводы, потом репетиторством занималась… Два года шло все неплохо. А потом тетя умерла. У нее был диабет, затем рак… Угасла за один месяц. Через три дня после похорон приехал ее сын, правда, неродной, из Штатов. Сходил на могилу, потом говорит мне: «Светка, я продал квартиру. Делай выводы. Завтра сюда придет новый хозяин».