Слоеный мир - Тимур Лукьянов

— То, что ты делаешь — это же величайшее открытие в искусстве! Это просто переворот! Как ты пришел к этому?

Художник посмотрел на друга устало, потом серьезным тоном сказал:

— Знаешь, еще читая Кастанеду, я узнал, что некоторые наркотики вызывают видения, открывают перед душой человека иные миры. Я и подумал однажды: а почему произведения искусства не могут обладать такими же свойствами? Я давно заметил, что если в картину действительно вложена частица души художника, то это чувствуется сразу. А на хорошую картину хочется смотреть еще и еще. Это действительно как наркотик. Поэтому по-настоящему хорошие картины так безумно высоко ценятся — с их помощью можно проникать в другой мир! И я стал писать, стараясь придавать краскам необходимую глубину. И, знаешь, почувствовал, что в этом действительно что-то есть. У меня начало получаться! Моя догадка была верной. А позже кое-какие нюансы технологии мне подсказал мой Учитель.

— Так все, что произошло внутри картины, было на самом деле, или это только плод нашего воображения, среагировавшего таким странным образом на твою картину как на некий наркотик? Но даже если, как ты говоришь, твои картины это нечто вроде наркотика, то, как тогда объяснить наше общение в мире этой медитативной галлюцинации? — Силился понять Артем. Его друг хитро улыбнулся:

— Трудно сказать, что считать происходящим на самом деле. Дзен-буддизм, например, утверждает, что весь мир — это иллюзия. А философия экзостенциализма утверждает, что все окружающее придумано нами самими. Вот, например, трудно сказать, реальны ли галлюцинации. С позиции наблюдателя они выглядят вполне реальными. Так и с мирами в картинах: с позиций этой реальности, наверное, такого не может быть, но как с позиций других реальностей? Например, с позиций тонкого мира, все, существующее в воображении, вполне реально.

Артем продолжал спрашивать:

— Почему ты сжег свою картину? Испугался, что тот парень в красном действительно вылезет наружу?

— Знаешь, под влиянием галлюцинаций люди и не такое вытворяют, — усмехнулся художник. Потом предложил:

— Давай лучше пойдем ко мне в мастерскую.

Артем согласно кивнул. Святослав быстро собрал все свои принадлежности в рюкзак, а картины аккуратно сложил в деревянный ящик, похожий на чемодан, и они зашагали по набережной в сторону Петропавловской крепости.

Глава 12. В мастерской

Вскоре они поравнялись с двумя незнакомцами в черных очках, которые все это время простояли на одном месте. Те старательно делали вид, что уже второй час рассматривают золоченый шпиль собора и не проявляют к Артему со Святославом ни малейшего интереса. Когда Артем проходил мимо них, ему что-то смутно напомнил крупный шрам на левой щеке ближайшего мужчины. Но более конкретно Артем вспомнить пока не мог, когда, кроме сегодняшнего дня, видел этих двоих.

Минут через двадцать художник провел Артема в свою мастерскую, расположенную на Зверинской улице в мансардном этаже старинного пятиэтажного дома. Мастерская была просторной и светлой, два больших окна выходили на улицу, а всю поверхность стен украшали картины самых различных размеров. Мебели в мастерской, за исключением письменного стола с компьютером, небольшого застекленного шкафа с красками и кистями, старого дивана и двух потертых стульев, не было, что создавало ощущение простора и света.

— Здесь я работаю, — сказал Святослав, ставя в угол принесенный ящик с картинами. Затем предложил Артему сесть на стул, а сам занял другой, напротив.

— Когда ты успел написать столько картин? — Спросил его Артем, рассматривая целую галерею полотен.

— Я очень много работаю, особенно теперь. — Ответил художник.

— Ты хочешь сказать, что что-то у тебя в последнее время в жизни изменилось?

— От меня жена два месяца назад ушла и забрала детей. Сейчас как раз оформляем развод. Я переехал сюда, дома не бываю, — сказал Святослав.

— Вот уж не подумал бы никогда! Вы, по-моему, так хорошо всегда ладили с Наташей, — произнес Артем.

— Понимаешь, Тема, на одних картинах много не заработаешь. В последнее время людям совсем не до искусства, а Наташа с детства привыкла к высоким стандартам. Знаешь, ее папа одно время был большим деятелем в масштабах города. Это, кстати, он мне устроил эту мансарду когда-то, — проговорил художник.

— Ну, и куда это Наташа ушла с двумя детьми? — Поинтересовался Артем. Художник со вздохом ответил:

— Детей она подкинула своим родителям, а сама живет с каким-то богатым кавказцем, у которого есть большой черный джип, два продуктовых магазина и доход от сдачи недвижимости в аренду. Куда уж мне до такого материального уровня! Но я не ревнивый. Если ей так действительно лучше, то и пускай живет с ним сколько хочет. Да и дети при таком богатом отчиме не пропадут. В последнее время я стараюсь понять других, поставить себя на их место. А еще я считаю, что у каждого человека должен быть свободный выбор в поступках, и никто не вправе навязывать другому свое мнение.

— Ну а как же добрые советы? — Задал вопрос Артем. Художник ответил:

— Я считаю, что советовать можно, но, не настаивая на выполнении. Иначе, совет превращается в приказ. А давление на душу человека неприемлемо. Каждый вправе поступать только в соответствии со своими внутренними устремлениями, я так думаю.

— А если эти внутренние стремления ведут к уничтожению, к убийству? — Спросил Артем друга.

— Что ж, пусть проявятся. По крайней мере, люди сбросят маски, и враги станут видны. Неужели ты считаешь, что лучше жить в мире, где все вокруг притворяются и строят из себя добропорядочных овечек, являясь на самом деле коварными хищниками? Открытость. Вот, если хочешь, моя жизненная позиция. — Сказал Святослав.

— Это ты на древнеримское “Homo hominy lupus est.” намекаешь? Что человек человеку волк? А мы с тобой тоже хищники, или все-таки овечки? — Заинтересовался Артем.

— Мы, думаю, ни те и ни другие. Скорее, мы отстраненные наблюдатели этой реальности, — продолжил художник развивать свою мысль.

— Чем же мы отличаемся от других? — Не унимался Артем. Друг внимательно посмотрел ему в глаза и проговорил:

— Вот скажи, у тебя есть амбиции? Чего ты хочешь от жизни?

— Ну, стабильности, наверное. В смысле: нормального человеческого существования без выпендрежа, но и без унижения. — Сказал Артем.

— А хочется ли тебе стать большим боссом, политиком, звездой? — Спросил художник.

— Нет, знаешь ли. Я ценю свою свободу. — Артем улыбнулся. Друг сказал ему:

— Я — тоже самое. У нас с тобой, в отличие от хищников, нет амбиций, но, в отличие от овечек, мы дорожим своей независимостью. Моя потребность одна: иметь возможность творить. Больше ничего сверх этого. Мне наплевать на признание и, даже, на то, купят мои картины или нет. Только по мере необходимости я продаю их. Если не нужно было бы думать о куске хлеба, то никогда ни одной не продал бы. Не знаю, поймешь ли ты меня, но я пытаюсь своими картинами изменить мир в лучшую сторону. Они должны заставить людей задуматься о многом, заглянуть в свою душу.