Пропавшие без вести - Виктор Федотов

— Вы что, спятили?! — выкрикнул с досадой. — Шуму, черти, наделаете.

— Выходи! — Ствол автомата за валуном угрожающе шевельнулся.

— Кто вы?

— Может, сам представишься? Шкипер, не стреляй!

— Из местных, — отозвался Быков.

— Ну а мы, значит, в гости к вам. Примете?

— Если с добром.

— Со злом в гости не ходят. Берег-то чей?

— Это как поглядеть… Да убери ты автомат! — Быков увидел: ствол опустился, приглашая подойти. Вышел из кустов и уже открыто направился к шлюпке.

И пока он шел, помятый, взъерошенный, заросший недельной щетиной, осторожно ступая босыми ногами по гальке — сапоги в воде сбросил, когда плыли к берегу, спасая командира и себя, — они, все трое — Ратников, Маша и шкипер, — приглядывались к нему, прощупывали его недоверчивыми взглядами, прикидывая, чего можно ожидать от этой встречи. Об этом же думал и Быков, но больше — об Аполлонове, потому и шел к ним с открытой душой, хотя по их настороженности понял, что не принес особенной радости своим появлением.

И потом, чуть позже, когда рассказывал о том, что случилось у Волчьей балки, как пришлась взорвать в бухте тральщик, как выплыли на этот берег с уже мертвым командиром и похоронили его, Быков чувствовал, что они не очень-то и желали этой встречи с ним. Что ж, голодный сытому не ровня, в конце концов пусть сами решают, как поступать в таком положении. У него, у Быкова, нет воды и хлеба, но есть очень важный козырь — он знает берег, знает, где немцы. Однако не собирается этим воспользоваться в своих интересах. И когда у него спросили об этом, ответил:

— Пятый день здесь. Вчера дальнюю вылазку сделал. Восточнее, километрах в пяти, большое село, гарнизон человек сорок, пулеметы. Ближе к морю водохранилище, вода в село поступает. Охрану несут. Ну а западнее, должно быть, все в их руках: не знаю пока.

— Значит, и на этом берегу немцы? — усмехнулся шкипер. — От чего ушли, к тому и пришли.

— От чего ушли, не знаю, — сказал Быков, — а пришли почти в самые лапы к ним. Взяли бы чуть левее — и каюк.

— Командира-то что же, на самом виду похоронили? — спросил Ратников. — Камень приподнял сверху, а под ним — китель видно и орден. Сразу заметно: могила свежая, могут наткнуться случаем и…

— Сил не хватило подальше отнести, — ответил Быков.

— У тебя что же, все с собой? — хмыкнул шкипер, оглядывая его с головы до босых ног.

— Почти все. — Быков почувствовал насмешку, но сдержался. — Товарищ еще в шалаше лежит, радист с нашего катера.

— Не отоспался, что ли?

— Пойдем, глянешь.

— Веди, — сказал Ратников, и все четверо направились кустарником ближе к лесу.

Но Аполлонова в шалаше не оказалось.

— Он же почти не может двигаться, — всполошился Быков, заглядывая внутрь, обходя шалаш вокруг. — Аполлоша, слышь, Аполлоша, отзовись. Где ты?

— Что-то ты, кореш, темнишь, — недоверчиво сказал шкипер.

Но тут из кустов донеслось:

— Ты кого, боцман, привел?

— Свои, Аполлоша. Ребята свои пришли. Я же тебе говорил, что придут. — Быков шепнул Ратникову: — Худое, видать, подумал. Расстройство у пего произошло после торпедной атаки… То отойдет, то опять…

Аполлонов занесли в шалаш. Маша тут же принялась хлопотать возле него, напоила, осторожно промакнула кончиком косынки обожженное лицо, перетянула рану на ноге.

— В больницу бы. Нельзя ему так.

— Где она, больница, теперь? — вздохнул Быков.

— Не вижу. Ничего не вижу, ночь кругом! — метался Аполлонов. Но ласковые Машины руки успокаивали его, и он понемногу затих, повторяя в полузабытьи — Ты кою привел, боцман? Чей это берег?

— Тяжелый, очень тяжелый, — сказал Ратников, отведя Быкова в сторону. — Как же ты с ним?

— Управляюсь помаленьку. Хороший парнишка, по первому году всего служит.

Ратников в нескольких словах пояснил, как очутился здесь:

— Такая вот, браток, история… После бежал из плена на барже вместе с ними, шкипером и Машей. Тоже не очень сладко пришлось…

— Да уж куда слаще, — посочувствовал Быков. — Говоришь, до батальона морской пехоты на сторожевике плавал? Ну а я вот на ТК. Выходит, оба без кораблей теперь? Что дальше делать будем?

— Давай так: ты со своим радистом потолкуй, успокой его, насколько возможно, а я — со своими. Дело тут деликатное.

Подошел шкипер, бросил хмуро:

— Значит, говоришь, все с собой? Плюс еще этот…

— Все! — резко ответил Быков. — Не считая торпедированного немецкого транспорта. Устраивает?

— Наличность считаем! — взвинтился шкипер. — Ты что, трупы немцев собираешься вылавливать и жрать?!

— Не заводись! — оборвал его Ратников, — А ну, отойдем потолкуем. Слушай, шкипер, я о тебе лучше думал. Ты видишь, что это за ребята?

— Нахлебнички явились — вот что я вижу! Зачем нам это сдалось? А теперь еще двоих на довольствие?

— Ты догадливый парень. Разделишь же, не ошибешься, глаз у тебя верный. — Ратников хотел было все к шутке свести.

— Радист этот — смертник, сумасшедший! — ярился шкипер. — Концы вот-вот откинет. Куда с ним? Пускай своей дорогой топают, мы — своей.

— Запомни: дорога у нас одна! — Ратников крепко ухватил его за руку, повыше локтя.

— Какая же?

— К своим.

— Где они, свои-то?

— Только туда, Сашка! — повторил Ратников, выпуская его руку. — Понял?

— Слушай, немцы кругом, нас, как цыплят, переловят. Ради чего же мы смылись от них? Чтобы опять в лапы к ним? Ну нет, меня пыльным мешком не накроешь… А этого радиста на себе поволокем? Куда? Да с этими мариманами завалишься как нить дать. Они же транспорт потопили, немцы небось по всему побережью рыскают. А на них даже форма флотская, только босые. Красивое представление получается.

— Трусишь?

— Это ты брось. Не такие кинофильмы видел.

— Чего же ты хочешь?

— На барже, когда бежать собрались, о чем договаривались?

— К чему ты это?

— Вот видишь, любви не получается. Но все должно быть честно. Я хочу получить свою долю. И отвалить.

— Сволочь же ты, шкипер.

— Не пятую, а третью долю, поскольку нас все-таки трое. Почему я должен делиться с этими босяками?

— Ну знаешь! — только и сказал Ратников от изумления.

— И Машкину долю! — жестко продолжал шкипер, следя за тем, какое это произведет впечатление. — Арифметика простая: две доли нам, одну — тебе.

— Нет! — возразила Маша, подходя к ним. — Нет-нет, я не пойду с тобой! — Она встала за спиной Ратникова.

— Пойдешь. Тебе же вышку дадут, если…

— Дай-ка сюда пистолет, — сказал Ратников. — Живо!

— Не доверяешь? Ну кто они тебе? Что ты о них знаешь? С тобой-то мы попробовали соли… Торпедная атака, потопленный транспорт… Герои! А если это липа?

— По себе судишь! — возмутилась Маша, — Постыдился бы.

— А ты заткнись. Собирайся!

— Не пойду, убей не пойду! Ратников шевельнул автоматом.

— Пришьешь? — зло скосился шкипер.

— На четырех придется делить… — Ратников забрал у него пистолет. — Ты зачем, скажи, с баржи со мной напросился?

— А ты что бы на моем месте выбрал: волю или пулю в затылок?

— Волю… За нее еще драться надо.

— С одним автоматом против Германии? Против всей Европы почти? — огрызнулся шкипер. — Давай, старшой, по-хорошему. Любви, видишь, не получается: ты собираешься еще драться за волю, а мы уже на воле. Выдели нам с Машкой две доли из трех — и разбежимся. Ни ты нас, ни мы тебя не видели.

— А как же они? — Ратников кивнул на шалаш.

— Господь подаст…

— Ладно, — сказал Ратников, — черт с тобой. Как ты, Маша? Как скажешь, так и будет. — Он знал, что бы она ни ответила, держаться будет своего. Спросил так, для верности, чтобы шкипер услышал последнее ее слово, потому что сам в ответе ее был уверен.

— Иди, Сашка, иди один, — сказала Маша. — Все равно от тебя только горе одно.

— Пойдешь? — спросил Ратников. — Иди! Только одному тебе дороги никуда нет — ни к нашим, ни к немцам. Везде тебе одна цена.

— Дешево же ты меня ценишь.

— Сам цену назначил… Ты что же, с баржи бежал, чтобы шкуру спасти? И только? Если бы знал, к штурвалу тебя привязал, как собаку, и кляп вбил в рот.

— А ты из плена бежал зачем? Не за этим, что ли?

— Нет, не за этим. А уйти ты не уйдешь.

— Жратву жалеешь? Погремушки?

— Ты говорил, в любую минуту готов передать их Советской власти. Безвозмездно.

— И сейчас готов! Только где она, власть?

— Я и есть — власть. Все мы вместе на этом побережье. И ты ей будешь подчиняться!

— Трепаться каждый умеет: я — власть, я — народ…

— Отпустить бы тебя на все четыре, все равно балласт. Да ведь предашь.

— Ну это ты брось! — озлился шкипер. — За такие слова! Да я…

— Вот и договорились, не хорохорься, — уже мягче сказал Ратников. — Принимаем твою клятву. Как, Маша? Но учти, Сашка: плата дорогой станет, если что… Раз есть власть, есть и трибунал! По законам военного времени… — Он обернулся и крикнул в кусты: — Эй, боцман, давай-ка сюда, что-то вы там заговорились!