Скиталец - Игорь Ковальчук

А уж собравшись группой в шесть-восемь судов, путешествовать в далеких краях куда спокойнее и безопаснее.

Эта «армада» заходила в каждый крупный порт на своем пути, и оттого дорога до Италии получилась очень долгой. Мира, Родос, Крит, даже Коринф, и лишь после того как торговцы загрузили трюмы амфорами с отличным греческим вином и оливковым маслом, они направили корабли в сторону италийского полуострова, юг которого принадлежал Танкреду де Лечче, а север — Генриху. В мессинском порту хозяин корабля, на котором плыли пассажиры, не собирался останавливаться надолго — лишь пополнить запасы провизии и воды. И поэтому, когда купец со встречного «торговца» прокричал ему суммы поборов, которые ждут собрата в Мессине (похоже, король Танкред решил таким образом возместить суммы, выплаченные английскому государю), владелец груза, хмурясь, подошел к Дику с предложением:

— Давайте-ка я высажу вас где-нибудь в Реккьо. Нет уж, в Мессину я заходить не буду, и вообще на остров ни ногой. Решайте, ваша светлость, куда вам надо. Если именно в Мессину, так можно высадить вас в Гриффене. Оттуда вы переправитесь в городок на любом пароме.

— Пожалуй, Реккьо мне подойдет как нельзя лучше, — равнодушно ответил Дик, которому такой вариант был даже удобней. — Высади меня там.

— Ну вот и поладили, ваша светлость.

Как фамильярность, так и непривычное обращение «ваша светлость» граф Герефорд перенес бесстрастно. В последнее время он был очень замкнут и молчалив, но ни в чем ином его мрачный настрой не проявлялся. При этом даже Трагерн, целиком поглощенный своим недавним превращением из ученика в полноправного друида, заметил, что что-то идет не так, как всегда. Какое-то время он лишь молча следил за другом и его невестой (по крайней мере, внешне все осталось почти как было), за тем, как он дарит ей подарки и как она их принимает, а потом тихонько спросил:

— Ты поссорился с Аной?

Молодой рыцарь лишь молча посмотрел на него, и друиду сразу стало ясно, что это не его дело.

Первым человеком, который в Реккьо поднялся на борт купеческого корабля, был сборщик податей. Но его король был далеко, и служака оказался покладистым: он взял мзду в мешочке и согласился считать, что эти шесть «торговцев» к городу никогда не подходили. Они и в самом деле не заходили в порт — отрабатывая взятку, сборщик сам прислал суденышки, груженные провизией и бочонками с водой. Возвращаясь обратно, плоский, как паром, грузовой кораблик увез на берег графа Герефорда, его оруженосца и молчаливую девушку, а также двух коней.

На берегу граф расплатился.

— Спасибо, ваша светлость, — по-французски сказал итальянский перевозчик. Это была единственная фраза, которую он потрудился выучить на всех расхожих языках Средиземноморья.

Когда путники немного отошли, Трагерн взглянул на Дика с лукавой улыбкой:

— Неплохо бы и пообедать, а, ваша светлость? И чем-нибудь свежим, не солониной.

— Прекрати меня так звать, Джон. Какой из меня граф?

— Самый настоящий… Ладно, monsieur le comte,[10] пошли пожуем чего-нибудь.

Они нашли вполне приличную таверну, где перед английским сеньором, возвращающимся из Святой Земли, склонились в три погибели, не дожидаясь, пока он начнет орать. Молодой рыцарь сперва удивился, как они угадали, а потом вспомнил золотую цепь, которую в память об отце и государе продолжал носить на груди, да камзол, да прекрасного коня и шпоры. Пожал плечами и не стал никого ни в чем разубеждать. Услужливость была тем более, кстати, что он слишком устал и не желал ругаться, грозиться и требовать, равно мог не особенно считать деньги.

Впервые в жизни мелкие суммы перестали быть для него проблемой. В самом крайнем случае он мог бы попробовать поискать клад — рыцарь-маг готов был биться об заклад, что сможет подобрать соответствующее заклинание. А не он, так Трагерн что-нибудь придумает.

Путники заказали поросенка, рыбу, запеченную с морковью, лепешки с оливковым маслом и колбаски с перцем. Трактирщик заверил, что мясо для колбас он рубит собственноручно, что кишки набивает фаршем его супруга, из рук которой выходят лучшие колбасы в Италии, — словом, господа останутся довольны. А что касается вина… Что пожелают благородные посетители?

— Какое-нибудь хорошее, — равнодушно ответил Дик.

— Красное, белое, розовое, темное, сухое, сладкое, спокойное, игристое, крепленое?

— Кхм… — поперхнулся Дик, знавший толком лишь два типа вина — «хорошее» и «мерзкая кислятина».

— Могу предложить отличное кьянти. Самое лучшее кьянти, изготовлено строго в соответствии с «говерно аль узо Тоскано».[11] Это очень затейливый процесс, когда винное сусло приготавливают из частично увяленного винограда, — чтобы было больше вкуса и меньше воды, — а потом его добавляют к новому вину, после того как его брожение уже закончилось. А в результате… О! — Трактирщик при щелкнул языком. — Какой напиток!… Он бродит повторно, выдерживается, а после получается такое энергичное, приятное вино, полное аромата, слегка шипучее, радующее язык и душу, что… Есть у меня орвието из Умбрии, великолепное вино бледно-золотистое, как волосы красотки, нежное, как ее ладони… Есть соаве, белое, как невинность, и совсем молодое — а его, как вы, господа, конечно, знаете, следует пить именно молодым… Поверьте, синьоры, мой винный подвал сможет удовлетворить все ваши взыскательные вкусы.

— Давай каждого по бутылке, — потребовал Трагерн, опьяневший от одного перечня. — И еще какого-нибудь сладкого для дамы.

— Для дамы есть орвието сорта «аббокато», замечательное сладкое золотистое вино…

— Давай, неси-неси…

Дик молчал. Разговаривать ему не хотелось. Он лишь слегка наклонился к Серпиане и спросил:

— Может, ты предпочтешь заказать что-нибудь другое? Он так по-хозяйски распоряжается…

— Пусть. Я с удовольствием поем то, что подадут.

Он не удивлялся ее задумчивости, ее смятению и грусти. Она пыталась разобраться в себе, как и он. Но у девушки ее чувства к жениху вызывали больше сомнений, чем у Герефорда — его чувства. Теперь он точно знал, как относится к Серпиане — или Йе-рел, уж как угодно — и чего хочет от нее. Но видел, что она в себе сомневается.

Молодой рыцарь помнил ее слова: «Мы выбираем супруга один раз и на всю жизнь» — и понимал, что никакие силы не изменят ее стремления сперва разобраться в себе, а потом уже решать. Девушка не позволяла себя обнимать, сторонилась поцелуев, о большем и речи не было, и Дик перестал делать попытки. Он обходился с ней ровно, ласково и пытался оказывать любые знаки внимания, какие только приходили ему в голову, но ни на чем не настаивал. «Не делай ее выбор еще более сложным, — говорил он себе, когда так хотел обхватить эту гибкую тонкую талию, погладить плечи. — Держи себя в руках».