Джунгли - Эптон Синклер

Неподалеку от них жила еще одна литовская семья, по фамилии Маяушкис, — старуха вдова со взрослым сыном; наши друзья вскоре познакомились с ними. Однажды вдова пришла к ним в гости. Разговор, естественно, зашел о поселке и его истории, и тут бабушка Маяушкиене — так называли старуху — наговорила таких ужасов, что у них кровь застыла в жилах. Старухе, морщинистой и иссохшей, было уже за восемьдесят; шамкая беззубым ртом, она рассказывала одну мрачную историю за другой, и слушателям начинало казаться, что перед ними сидит старая колдунья. Бабушка Маяушкиене видела на своем веку столько бед и несчастий, что они стали для нее чем-то привычным. О голоде, болезнях и смерти она говорила так, как другие говорят о свадьбах и праздниках.

Выяснилось все постепенно. Прежде всего дом, купленный ими, был вовсе не новый, как они раньше думали: он уже простоял лет пятнадцать, и нового в нем была только краска, да и то настолько плохая, что через год-два его придется красить снова. Таких домов было множество, и строила их фирма, которая тем и существовала, что обманом выманивала деньги у бедняков. Они должны выплатить за него полторы тысячи долларов, а строителям он не стоил и пятисот; бабушка Маяушкиене знала это потому, что один подрядчик, который строил точно такие же дома, состоял в той же политической организации, что и ее сын. На постройку этих домов шли самые дрянные и дешевые материалы, строили их сразу десятками и при этом заботились только о внешнем виде. Пусть помянут ее слово, хлопот у них еще будет достаточно, ей-то уж это известно, ведь они с сыном тоже купили дом в рассрочку. Однако они перехитрили фирму, потому что ее сын — квалифицированный рабочий — зарабатывает до ста долларов в месяц, и у него хватило ума не жениться, так что им удалось расплатиться за дом сполна.

Бабушка Маяушкиене заметила, что последнее замечание удивило ее новых знакомых: они не поняли, почему выплатить за дом значило «перехитрить фирму». Сразу видно, как они неопытны. Хоть дома были и дешевы, продавали их, однако, в расчете на то, что покупатели не смогут за них расплатиться. Ведь если они не заплатят, хотя бы за один месяц, — они потеряют и дом и все внесенные за него деньги, а фирма сможет снова его продать. Часто ли бывают такие случаи? Dieve![14] (Бабушка Маяушкиене всплеснула руками.) Бывают, а как часто — кто знает? Но уж, конечно, не реже пятидесяти раз из ста! Об этом можно спросить у всякого, кто жил в Мясном городке. Что касается их дома, то он был выстроен при ней, и она знает всю его историю. А разве его раньше уже продавали? Susimilkie[15]. Да с тех пор, как его построили, ей уже довелось познакомиться с четырьмя семьями, которые пытались его купить — и не смогли. Она им кое-что об этом расскажет.

Первыми тут поселились немцы. Все семьи были разных национальностей — в этом доме жили представители тех народностей, которые одна за другой сменяли друг друга на бойнях. Когда бабушка Маяушкиене приехала в Америку, в округе, насколько ей было известно, жила еще только одна литовская семья; все рабочие тогда были немцы — квалифицированные мясники, которых мясопромышленники выписали из-за границы, чтобы наладить дело. Потом, когда появились более дешевые рабочие руки, эти немцы уехали. Их сменили ирландцы — лет семь Мясной городок был настоящим ирландским городом. До сих пор сохранилось несколько ирландских колоний; ирландцы верховодили в союзах, поставляли полисменов и прибрали к рукам все теплые местечки. Но большинство тех, кто работал тогда на бойнях, ушли при очередном понижении заработной платы — после большой забастовки. Потом появились чехи, а за ними поляки. Говорили, что старый Дэрхем сознательно вызвал такой наплыв иммигрантов: он поклялся так прижать жителей Мясного городка, что они никогда больше не посмеют устроить у него забастовку, и разослал своих агентов по всем городам и селам Европы рассказывать сказки о том, как легко получить работу на бойнях и как много там можно заработать. Люди валили валом, и старый Дэрхем прижимал их, «пришпоривал», высасывал из них соки, а потом посылал за новым пополнением. Поляки, наехавшие десятками тысяч, были вытеснены литовцами, а теперь литовцы уступают место словакам. Есть ли кто-нибудь беднее и несчастнее словаков, бабушка Маяушкиене не знала, но можно было не сомневаться, что мясопромышленники разыщут и таких. Заманить сюда весь этот люд было нетрудно, потому что заработки здесь действительно высокие, а что цены тоже высокие, об этом бедняги узнают, когда уже поздно. Они попадают сюда, как крысы в крысоловку, и с каждым днем их набивается все больше и больше. Но придет время, и они отомстят, потому что уже не хватает человеческого терпения, — люди восстанут и перебьют всех мясных королей. Бабушка Маяушкиене была социалисткой или еще чем-то таким же непонятным; второй ее сын томился в сибирских рудниках; старуха сама когда-то произносила речи и поэтому казалась своим теперешним слушателям особенно страшной.

Они опять перевели разговор на историю дома. Немцы были приличными людьми. Конечно, в семье было слишком много детей — обычное явление в Мясном городке, — но родители упорно работали, отец был человек степенный, и они выплатили больше половины стоимости дома. А потом глава семьи погиб, когда оборвался подъемник у Дэрхема.

Потом в доме поселились ирландцы, и, надо сказать, эта семья тоже была не из маленьких. Муж пьянствовал и бил детей — соседи каждую ночь слышали их крики. Ирландцы все время опаздывали со взносами, но фирма была к ним снисходительна; за этим стояла какая-то политика, — бабушка Маяушкиене хорошенько не знала, какая, но Лафферти принадлежал к Лиге Боевого Клича, которая была вроде политического клуба всех местных бандитов и негодяев, и если человек состоял членом этой лиги, он мог не опасаться ареста. Однажды Лафферти поймали вместе с шайкой, которая угнала коров у соседей-бедняков, а потом зарезала их в старом сарае за бойнями и продала мясо. За решеткой он просидел всего три дня, домой вернулся, посмеиваясь, и даже работы не потерял. Но потом он окончательно спился и лишился своих покровителей; один из его сыновей, человек порядочный, около двух лет содержал всю семью, пока не заболел чахоткой.

И вообще, перебила себя бабушка Маяушкиене, этот дом несчастливый! В каждой из живших здесь семей кто-нибудь обязательно заболевал чахоткой. Никому не известно, в чем тут дело: то ли в самом доме кроется какая-то зараза, то ли он выстроен неправильно, кое-кто объясняет это тем, что постройка была начата в новолунье. В Мясном городке таких несчастливых домов десятки. Иногда можно указать даже определенную комнату: кто в ней спит, тот все равно что покойник. В этом доме началось с ирландцев, потом, чешская семья схоронила ребенка, хотя, может быть, он умер и не от чахотки, — трудно сказать, чем болеют дети, работающие на бойнях. В то время не было еще закона о малолетних, и мясопромышленники брали на работу всех, кроме разве грудных детей. При этих словах слушатели удивленно переглянулись, и бабушке Маяушкиене пришлось объяснить, что закон запрещает принимать на работу детей моложе шестнадцати лет. «А какой в этом смысл?»— спросили они. Они подумывают о том, чтобы послать на работу маленького Станиславаса. «Что ж, беспокоиться не о чем, — ответила бабушка Маяушкиене, — закон ведь ничего не изменил, только заставил родителей скрывать возраст своих детей. Интересно было бы знать, что, по мнению законников, им еще делать? Есть семьи, которые существуют только на заработок детей, а закон ведь не дает им других возможностей обеспечить себе пропитание. Очень часто мужчина месяцами не может найти работу в Мясном городке, а ребенка сразу же берут с охотой: у хозяев всегда есть какая-нибудь новая машина, с помощью которой ребенок может заменить сильного мужчину. А платят детям в три раза меньше, чем взрослым».

Потом бабушка Маяушкиене снова заговорила о доме. В следующей семье умерла женщина. Они уже прожили здесь около четырех лет, и эта женщина каждый год неизменно рожала двойню, а когда они въехали в дом, у них уже было несметное множество детей. После ее смерти отец целыми днями работал и оставлял детей без присмотра. Если бы не помощь соседей, они просто замерзли бы. Кончилось тем, что они трое суток просидели одни, а потом выяснилось, что их отец умер. Он работал в убойной у Джонса, и раненый бык, вырвавшись, придавил его к столбу. Тогда детей увезли, а фирма на той же неделе продала дом новой семье иммигрантов.

Зловещая старуха рассказывала все новые и новые ужасы. Трудно сказать, насколько она преувеличивала. Все это было слишком похоже на правду. Насчет чахотки, например. О чахотке они знали только, что от нее люди начинают кашлять, а их уже две недели тревожил кашель, одолевавший старого Антанаса. Этот кашель прямо выворачивал его наизнанку и никак не прекращался, а когда старик сплевывал, на полу оказывалось красное пятно.