Портрет в коричневых тонах - Исабель Альенде

когда, наконец, Элиза осмелилась пройти восьмиметровый коридор, отделяющий её комнату от комнаты Тао Чьена, их жизни изменились целиком и полностью, словно на корень общего прошлого этой пары обрушился удар топора. Начиная с этой памятной страстной ночи никогда больше не было ни малейшей возможности, ни искушения повернуть назад, взамен чего перед ними стоял лишь вызов, побуждающий создать собственное пространство в мире, где о смешении рас не было бы и речи. Элиза пришла разутая, в ночной сорочке, всматриваясь во мрак. Подойдя, толкнула дверь комнаты Тао Чьена, уверенная в том, что последняя не заперта, потому как в душе догадывалась, что он желал её столь сильно, как и она его, хотя, несмотря на подобную определённую мысль, всё же несколько испугалась, осознав безвозвратное предназначение собственного решения. Молодая девушка сильно сомневалась перед тем, как сделать данный шаг, потому что чжун и являлся и её покровителем, и отцом, и братом, и лучшим другом, даже можно сказать, что и единственной семьёй на всё ещё чужой земле. Она боялась навсегда потерять этого человека, осознав себя его любовницей, хотя сама стояла уже у порога, и мучительное беспокойство прикоснуться к любимому было куда сильнее царящих в голове различных хитросплетений. Так, вошла в комнату и при свете стоявшей на столе свечи увидела его сидящим на кровати со скрещенными ногами, одетым в тунику и белые хлопковые брюки в ожидании своей любимой. И всё же Элизе не удалось спросить, сколько ночей провёл он таким способом, внимательный к шуму её шагов в коридоре, потому что сама была несколько ошеломлена собственной смелостью, в то же время дрожа от застенчивости и, казалось, преждевременной развязки, которая вот-вот должна произойти. Тао Чьен не дал ей время вернуться назад. Напротив, сам вышел девушке навстречу и раскинул руки. Меж тем она вслепую продвигалась вперёд, пока не почувствовала грудь дорогого человека, куда и уткнулась лицом, вдыхая такой знакомый аромат солёной морской воды, исходящий от любимого мужчины. И пришлось даже схватиться двумя руками за его тунику, потому что собственные колени так и сгибались, в то время как с губ неудержимо слетали нелепые объяснения, смешиваясь со словами любви на китайском языке, что, не переставая, шептал он. Элиза чувствовала руки, поднимающие ту от пола и затем нежно укладывающие на кровать, ощущала тёплое дыхание на своей шее и умело поддерживающие ласковые кисти рук. И в этот момент девушкой полностью завладело какое-то неудержимое беспокойство, что вызвало у неё, раскаявшейся и напуганной одновременно, неподдельную дрожь.

С тех пор как умерла его супруга в Гонконге, Тао Чьен время от времени урывками утешался в объятиях женщин за свои деньги. Любя, молодой человек не занимался любовью вот уже более шести лет, и всё же никогда не допускал того, чтобы какая-то спешка ставила его на дыбы. Столько раз в своей жизни юноша мысленно внимательно исследовал тело Элизы, и настолько оно было знакомо, что создавалось впечатление, будто он, сверяясь с картой, вновь рассматривает её нежные ложбинки и небольшие холмики. Она же твёрдо верила, что познает любовь в объятиях своего первого возлюбленного, однако ж, близость с Тао Чьеном открыла девушке глаза на степень её невежества. Страсть, которая сводила её с ума в шестнадцать лет, и тогда же побудила пересечь полмира и даже несколько раз рисковать своей жизнью, была всего лишь миражом, казавшимся ныне абсолютно нелепым. Тогда её ослепила сама любовь, и было довольно лишь нескольких крох, что получала от человека, более заинтересованного в том, чтобы уйти, нежели остаться. Девушка искала его целых четыре года, убеждённая в том, что молодой идеалист, с которым когда-то познакомилась в Чили, в Калифорнии постепенно превратился в поистине фантастического бандита по имени Хоакин Мурьета. И всё это время Тао Чьен ждал свою возлюбленную с присущим лишь ему состоянием умиротворённости и уверенности, что рано или поздно девушка пересечёт ныне разделяющий их порог. Молодому человеку выпала возможность сопровождать её, когда в городе выставляли на всеобщее обозрение голову Хоакина Мурьета, чтобы таким способом развлечь американцев и напомнить латиноамериканцам о нависшей на них каре. Ему казалось, что Элиза не будет против взглянуть на отвратительный трофей, хотя девушка так и стояла столбом перед склянкой, где покоился предполагаемый преступник, и смотрела на неё совершенно бесстрастно, словно речь шла о маринованном кочане капусты. И пребывала в таком положении до тех пор, пока хорошенько не убедилась, что теперь перед нею далеко не тот человек, за кем гналась не один год. По правде говоря, эта схожесть уже не имела никакого значения, потому что в долгом путешествии, стремясь наконец-то обрести романтические отношения, несуществующие и невозможные сами по себе, Элиза, в конечном итоге, получила нечто ценное и, кстати, не менее ценное, нежели любовь: свободу. «Вот теперь я, наконец-то, свободна», - это всё, что могла сказать девушка, стоя перед головой. Тао Чьен понял, что теперь она физически и мысленно освободилась от бывшего возлюбленного. Это было равноценно тому, как если бы она жила или умерла, ища золото в складчатых склонах гор Сьерра Невада; в любом случае, никаких поисков больше не было, и если бы однажды этот человек объявился, ей бы удалось увидеть того без всяких прикрас. Тао Чьен взял девушку за руку, и они ушли с той злополучной выставки. Уже снаружи оба подышали свежим воздухом и отправились прочь с миром в душе, отныне намереваясь начать совершенно иной этап их совместной жизни.

Ночь, когда Элиза вошла в комнату Тао Чьена, очень отличалась от её тайных и поспешных объятий со своим первым возлюбленным в Чили. Именно тогда для обоих открылись кое-какие из многочисленных возможностей взаимного удовольствия, и удалось познать всю глубину той любви. Любви, что и должна была стать главной и единственной в их дальнейшей совместной жизни. Будучи совершенно спокойным, Тао Чьен осторожно освободил девушку от невидимо окутывающих её, точно накидка, накопленных страхов и ненужных воспоминаний. А затем плавно перешёл к ласкам своей любимой с неутомимой настойчивостью, пока та не перестала дрожать и, наконец-то, не открыла глаза, пока окончательно не расслабилась, чувствуя тактичные движения умелых пальцев, пока не ощутила в себе некоторые колыхание, открытость всему новому и особое просветлённое состояние. Молодой человек слышал, как она стонет, зовёт его и умоляет. Видел девушку абсолютно покорной и в меру влажной, готовую вот-вот отдаться целиком и так же полностью завладеть и им. В этот момент никто из двоих уже не знал ни где находились, ни кем были, и