Кости Авалона - Фил Рикман

— Чистейшая правда! Просто удивляюсь, как это человек с такими необычными дарованиями, как у тебя, может пройти мимо этого факта с закрытыми глазами. Оно повсюду, Джон. Никто, конечно, не говорит, что простой народ Англии не живет в постоянном страхе пред ним… но это знамение времени. Потому все, что связывает королеву с тем миром — восковые куколки, что хочешь, — добром не кончится. И потому ей не стоит совать свой нос в волшебные предания об Артуре. Пойди и скажи ей об этом.

— Мне не дают шанса.

— Естественно… — Боннер широко улыбнулся. — Ей, кроме того, не следует иметь дело с такими, как ты.

— Хм… — С меня было достаточно. — Разве при французском дворе нет их собственного… толкователя сокровенного?

— Кто это? Нострадамус? Добрый католик, пророк в ветхозаветных традициях. Французы раболепно преклоняются перед каждым его словом — и пророками вообще, поскольку безвременная смерть их бывшего короля была предсказана во всех мелочах.

Я не встречался с Нострадамусом, врачом по образованию, чей неожиданный, ошеломительный успех как предсказателя, кажется, во многом был обязан его утверждению при французском дворе и нарочитому использованию стихов в предсказаниях. Несмотря на то что его астрологические расчеты были небрежны и неточны, я, однако, счел своим долгом наблюдать за его работой и хранил в своей библиотеке несколько его календарей и подлинных манускриптов, купленных мною совсем недорого в Лёвене, где к этому человеку относились с ученым презрением.

Боннер откинулся назад. У него был довольный вид.

— Знаешь, Джон… Мне хорошо в тюрьме. Самое время и место поразмышлять, в усердной молитве, о том, что я совершил и чем прогневил Бога. Молитва и молчание. И самоотречение.

— Самоотречение?

Я поднял кувшин со стола и принюхался. Я не знаток изысканных вин.

— Один совет. — Боннер подался вперед. — Пусть кости Артура лежат, где лежат. От них всегда одни неприятности.

— Боюсь, у меня уже нет выбора.

— Что же касается Гластонбери… говорят так, что после того, как разрушили аббатство, он стал похож на дом для умалишенных… только без стен.

Веселость снова вернулась к епископу, вспыхнув, точно сухая лучина, и зеркало на комоде задрожало от его гогота.

Глава 9

ПРИЗВАНА НА СЛУЖБУ

К концу дня маяк судьбы вновь подмигнул мне проблеском огонька. Предупреждение обеспокоило меня не на шутку.

В середине дня я еще раз навестил Джека Симма, собираясь просить его и матушку Фальдо присматривать за моей матерью, пока я буду в отъезде. В очередной раз, прижимая указательный палец к губам и показывая большим в сторону своего дома, где осталась жена, он увел меня подальше от двери. К опушке рощи, теперь нежно-зеленой от первых набухших сережек.

— Как долго вас не будет, доктор Ди?

— Недели три, может быть, четыре… Джек, тут что, все с ума посходили? Мать говорит, что люди странно на нас смотрят. Вы заявляете, что меня подозревают в черной магии. Разве я…

— Не-а… просто вы чересчур умный, на свою беду. Нынче трудные времена. Вы видели слишком много заговоров.

— И кое-кто не преминул бы погреть руки на моей дурной славе, — сказал я. Потом поведал ему историю о торговце пророчествами доктора Ди. — Слышали об этом?

— Нет, но это должно было рано или поздно случиться. Всегда хватает охотников до предсказаний, даже если они теперь запрещены законом. Даже астрологические — незаконны, если предрекают будущее королевы, так, кажется?

— Да, если подстрекают к государственной измене.

— Кроме ваших, конечно.

— Кажется, так.

— Ходите по краю, доктор Джон.

— Знаю.

Я прижался спиной к шершавому стволу дуба. Памфлетист в павлиньей шляпе уже воскрес в моей памяти вместе с Джорджем Феррерсом, главой рождественских увеселений, — в образе умалишенного шута в рогатом колпаке с бубенцами и сучковатой палкой с привязанной к ней сосновой шишкой. Когда я сказал Джеку Симму, что в толпе нашлись люди, которые без раздумий отправили бы меня на костер, он ничуть не удивился.

— Сами видите: беспорядок в вере. Большинству простых людей точно известно только то, каким должен быть проклятый Сатана. Предсказателей полно повсюду, и все практикуют тайное ремесло.

— Все-таки… — Неужели Боннер был прав? — …Теперь не настолько тайное, как раньше?

Джек наклонился и поднял с земли почерневший желудь.

— Мне пришлось прикрыть торговлю, когда поползли слухи, будто я распространяю любовное зелье. Ко мне шли старики и говорили, что слышали, якобы толченый бараний рог может вернуть им мужскую силу. «Тогда отчего бы вам не попробовать растереть рог в порошок?» — отвечал я. А они опускали глаза и мямлили, что, дескать, надо еще кое-что… Теперь видите? Есть тонкая черта, которую я побоялся перешагнуть.

Джек огляделся по сторонам, но, не считая грачей и ворон, мы были одни. Он подошел ближе и встал на кучке прелой прошлогодней листвы.

— Когда вас обвиняли в попытке убить королеву Марию с помощью темного искусства, я знал, что это брехня. Но ведь сделать такое, кажись, можно?

— Убийство с помощью магии? Был случай.

Я обошел вокруг молодой березки, вспоминая Генри, лорда Невилла, сына графа Вестморландского, которого лет двенадцать назад обвинили в попытке убийства своей жены и ее отца посредством магии, чтобы получить наследство и расплатиться с карточными долгами. Говорили, будто он нанял опытного колдуна, искушенного в магии и медицине. И еще я подумал о женщинах, которые, как было сказано, могли наложить смертоносное заклятье, выписанное кровью и усиленное ежедневной концентрацией мрачных мыслей и самоотречения — черным постом.

— Думаю… — неуверенно начал я. — Я верю, что разум — могучее орудие, с помощью которого можно отворить дверь в неизвестность. И таким образом разбудить силы, которые можно использовать как на доброе дело, так… так и во зло. Но если вы спрашиваете меня, способен ли я на такое?..

Я отвернулся, чувствуя, что все годы, потраченные мною на учебу, все мои знания, мудреные изобретения были бесполезны и бессмысленны.

— Господин…

Я обернулся. Она стояла на обочине дороги, словно лесная фея.

— Катерина… — Она куталась в шаль моей матери. — Вернулась?

— Моя матушка приходила поговорить с вашей… с миссис Ди. Теперь все в порядке, доктор.

Ее лицо было хмурым, точно побитое яблоко. Должно быть, вышла ссора с ее отцом-пуританином.

— Миссис Ди просит вас немедленно возвращаться домой. Там вас ждут.

— Кто?

Я почувствовал напряжение.

— Кто-то из дворца. — Катерина Медоуз неловко улыбнулась Джеку. — Господин Симм.

— Ступайте, ступайте, — прошептал мне Джек, как только Катерина развернулась лицом к дороге. — Можете отправляться в путь без опаски.

— Хорошо, — ответил я. — Благодарю вас, Джек.

Без опаски. Разумеется, без опаски.

В нашем дворе стояло пять лошадей и четверо вооруженных людей у ворот, и мне вспомнился тот самый день, когда окружили мой дом и обыскали все комнаты, а потом…

Вяжите его.

Я почти развернулся, чтобы уйти и выиграть время, но признал двоих мужчин из королевской свиты, один из которых уважительно поприветствовал меня поклоном. Я тоже кивнул в ответ. Дыхание восстановилось.

Их было только четверо, и, стало быть, прибыл кто-то не очень знатный. За исключением королевы, при дворе я знал немногих людей, кому мог доверять всецело.

Я поспешил в дом и, пройдя мимо камина в холле, нашел их в гостиной с окнами на реку: две женщины одного возраста сидели возле окна, лакомясь сластями с широкого блюда.

— Кузина?..

— Здравствуйте, доктор Ди, — ответила Бланш Перри. — Я приехала за книгами.

Одетая во все черное, кузина напоминала монахиню.

— Но я думал… что сам должен доставить их. Значит, за книгами?

— Будет благоразумнее, если их заберу я.

У нее низкий голос, но необычно звучный, отчего он похож на трубу.

Я называю ее кузиной, хотя не знаю толком, в каком родстве мы состоим.

— Вы приехали сюда из Ричмонда… лишь затем, чтобы взять книги?

— Будет лучше, — ответила Бланш, — если вы будете реже появляться при дворе.

— Это мнение королевы?

— Просто так будет лучше.

По мне пробежал холодок. Я всмотрелся в ее маленькие, надменные глазки, окруженные паутинкой тонких морщин. Много лет назад мой батюшка в необычном порыве предвидения как-то сказал мне, что наше родство с миссис Бланш однажды принесет нам бесценную пользу. В самом деле, старшая фрейлина королевы знала Елизавету с младенчества и имела доступ к самым потаенным уголкам ее души.