За что сажали при Сталине. Как врут о «сталинских репрессиях» - Игорь Пыхалов

Надо иметь в виду, что остатки разбитых классов в СССР не одиноки. Они имеют прямую поддержку со стороны наших врагов за пределами СССР. Ошибочно было бы думать, что сфера классовой борьбы ограничена пределами СССР. Если один конец классовой борьбы имеет своё действие в рамках СССР, то другой её конец протягивается в пределы окружающих нас буржуазных государств. Об этом не могут не знать остатки разбитых классов. И именно потому, что они об этом знают, они будут и впредь продолжать свои отчаянные вылазки.

Так учит нас история. Так учит нас ленинизм.

Необходимо помнить всё это и быть начеку»[183].

Сиятельный сторож

Сколько раз советские обществоведы пеняли Сталину за этот тезис! Однако что они могли возразить по сути?

«Но ошибочным был выдвинутый И.В. Сталиным на февральско-мартовском Пленуме ЦК в 1937 году, когда в СССР уже победил социализм, тезис, будто по мере упрочения позиций социализма, дальнейшего продвижения Советского государства вперёд классовая борьба в стране будет всё более обостряться. В действительности классовая борьба в Советской стране достигла наибольшей остроты в период, когда решался вопрос “кто – кого”, создавались основы социализма. Но после того как социализм победил, эксплуататорские классы были ликвидированы и в советском обществе установилось социалистическое единство, тезис о неизбежности обострения классовой борьбы являлся ошибочным»[184].

В самом деле, чтобы велась классовая борьба необходимо наличие враждебных классов. Имелись ли таковые в СССР 1930-х годов? «Нет! – дружно заверяют нас идеологи КПСС, а также их нынешние наследники из числа сторонников «социализма с человеческим лицом». – К тому времени эксплуататорских классов уже не существовало».

Так ли это? Естественно, на первый взгляд, на двадцатом году правления большевиков никаких эксплуататоров в стране победившего пролетариата не наблюдается. Никто не владеет фабриками и заводами, не спускает нажитые непосильным трудом капиталы в Ницце, не порет на конюшне нерадивых крестьян. Кругом сплошь рабочие, колхозники, а также советские служащие. Такие, как скромный бухгалтер ЖАКТа Н.И. Штерн фон Гвяздовский. Ничего, что он бывший барон и полковник гвардии, что в 1905 году активно участвовал в подавлении декабрьского восстания, что дома хранит групповой снимок, на котором заснят вместе с Николаем II. Николай Иванович и в мыслях ничего не имеет против новой власти[185].

Вот ещё один скромный бухгалтер, на этот раз Плодоовощсбыта, – Маврус д’Эске, бывший граф, полковник генштаба. Его мать живёт в Вильно, у неё крупное имение и особняк. Брат тоже бежал за границу, живёт в Варшаве[186].

Следующему бухгалтеру, П.Г. Сладкову, с титулами не повезло. Всего лишь бывший председатель окружного военного суда у «верховного правителя России» адмирала Колчака[187].

А вот парочка счетоводов – бароны В.В. и В.Н. Таубе[188]. А вот ещё один барон, Александр Станиславович Нолькен. С истинно христианским смирением простив новой власти расстрел своего брата, могилёвского губернатора, их сиятельство усердно трудится швейцаром буфета на Московском вокзале[189]. Грех жаловаться на жизнь и князю В.Д. Волконскому, ныне приёмщику молокомбината[190].

Бывший чиновник канцелярии финляндского генерал-губернатора О.Л. Оленьев. Дворянин. Дослужился до статского советника, что согласно «Табели о рангах» повыше полковника, но пониже генерал-майора. Тоже доволен жизнью. Ещё бы! Благодаря Советской власти Олег Львович смог, наконец, влиться в ряды пролетариата, работая сторожем на одном из ленинградских предприятий[191].

А вот ещё парочка «пролетариев». К.М. Якубов, дворянин, бывший помощник начальника тюрьмы. Его брат, жандармский офицер, расстрелян в 1918 году. Но Константин Михайлович зла на большевиков не держит, усердно трудится землекопом в Ленпромстрое[192]. Как и граф В.Ф. Моль, который устроился рабочим в архитектурно-планировочный отдел Ленсовета и даже не вспоминает о своём имении в Себежском уезде[193].

Это бывшие дворяне. А сколько неименитых «владельцев заводов, газет, пароходов» лишены новой властью нажитого непосильным трудом имущества? А несколько миллионов раскулаченных?

О каком же «социалистическом единстве» талдычили доморощенные знатоки марксизма? Логика их проста и незатейлива, как грабли. Если, к примеру, бывший владелец фабрики ныне работает на ней сторожем или дворником, то он уже не капиталист, а представитель рабочего класса. И пускай данный субъект, выражаясь словами Михаила Зощенко, «затаил хамство» против Советской власти, лишившей его собственности и привилегий, и при первом же удобном случае постарается с ней расквитаться. Проституток от идеологии подобные «мелочи» не смущают. После смерти Сталина марксизм-ленинизм быстро превратился в сытную кормушку. Советские обществоведы славили «судьбоносные решения» очередных съездов, сочиняли диссертации, в которых с пафосом вещали:

«Опыт руководства партией противопожарными формированиями в годы обороны Ленинграда содержит убедительное доказательство жизненности ленинского учения о руководящей роли партии в защите социалистического Отечества, единстве тыла и фронта в современной войне»[194].

После уничтожения СССР вся эта орава придворных холуёв мгновенно перекрасилась в приверженцев рыночной экономики, демократии и общечеловеческих ценностей.

«Восстановите Рабиновича!»

Другой многочисленный контингент потенциальных врагов Советской власти – те, кто был исключён из ВКП(б) в ходе регулярно проводившихся чисток. После победы Октябрьской революции Ленин постоянно высказывал вполне обоснованное беспокойство по поводу проникновения в ряды партии разного рода шушеры:

«… естественно, что к правящей партии примыкают худшие элементы уже потому, что эта партия есть правящая»[195].

«Мы превосходно знаем, что в разлагающемся капиталистическом обществе к партии будет примазываться масса вредного элемента»[196].

«Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать»[197].

Чтобы нейтрализовать эту опасность, Ленин требовал регулярно очищать партийные организации от тех, кто позорит звание коммуниста. Уже на состоявшемся 18–23 марта 1919 года VIII съезде РКП(б) было принято решение о перерегистрации членов партии, то есть, фактически, о первой чистке её рядов[198].

Два года спустя X съезд РКП(б), проходивший 8-16 марта 1921 года, постановил провести генеральную чистку партии[199]. В результате к XI съезду (27 марта – 2 апреля 1922 года) из РКП(б) было исключено 170 тыс. человек или около 25 % её состава[200]. Однако чистка продолжалась и после XI съезда. Всего тогда из партии было исключено или механически выбыло больше 30 % её членов[201].

Более того, вырабатывая 21 условие принадлежности к Коммунистическому Интернационалу, Ленин на II конгрессе Коминтерна (19 июля – 7 августа 1920 года) привёл следующие требования: «Коммунистические партии всех стран, где коммунисты ведут свою работу легально, должны производить периодические чистки (перерегистрации) личного состава партийных организаций, дабы систематически очищать партию от неизбежно примазывающихся к ней мелкобуржуазных элементов»[202].

Регулярные чистки продолжались и после смерти Ленина. В 1924–1925 гг. была проведена чистка вузовских и учрежденских партийных ячеек[203]. В апреле 1929 года XVI партийная конференция вновь приняла решение о генеральной чистке партии. К XVI съезду (26 июня – 13 июля 1930 года) из ВКП(б) было исключено 10,2 % её состава, ещё 1,3 % вышло из партии добровольно[204].

Помимо периодических кампаний, разложившиеся элементы исключались из партии и в обычном порядке. В результате этой кропотливой работы по очистке партийных рядов, проводившейся Лениным, а затем Сталиным, только с 1917 по 1933 год было исключено и добровольно выбыло почти один миллион членов и кандидатов. Примерно десятая часть из них впоследствии была восстановлена[205].

Насколько необходимым было это регулярное самоочищение, наглядно показали позднейшие события. После смерти Сталина, оттесняя честных людей, в партию хлынул мощный поток приспособленцев и карьеристов. В результате, когда настал час испытаний, большинство из 19 миллионов членов КПСС с бараньим равнодушием тупо взирало, как разрушают государство. Другие, почуяв откуда дует ветер, публично сжигали свои партбилеты. Третьи, наиболее ушлые, без особого шума прибирали к рукам лакомые куски государственной собственности.