Та, кто приходит незваной - Татьяна Тронина

Дождь бьет в стекла, делая пейзаж за огромным окном размытым, неясным — вот где-то вдали угадываются контуры деревьев, какая-то беседка…

Принесли обед.

— Тебя муж как отпустил?

— Нормально. Он привык. Помню, я один раз над сериалом работала, вот был завал… Но мы тогда на студии ночевали, в какой-то каморке. Пять человек сценаристов. Весело! Холод, правда, жуткий…

— М-да-а…

— А тебя жена как отпустила? — с любопытством спросила Лиля.

— Нормально, — коротко ответил Евгений.

Лиля засмотрелась на своего спутника — как он жует, как подносит вилку ко рту… До этого момента она почти не думала о том, что будет, когда они с Евгением останутся вдвоем. В замкнутом пространстве. На долгие две недели. Нос к носу.

Нет, конечно, ничего не будет (в этом самом, эротическом смысле), но просто…

— Ты же говорила, что голодная. А сама не ешь! Ну-ка… — Он зачерпнул ложкой суп, поднес ее к Лилиному рту.

— Женька!

— Жуй-жуй, глотай…

— Женька, а если я… — Она тоже выхватила у него ложку, принялась в шутку кормить уже его. Смеялись, дурачились — ровно до тех пор, пока проходящая почтенная дама с улыбкой не обронила, что приятно глядеть на столь милую пару.

Пару?!

Лиля почувствовала, как краснеет, села ровно. С каменным выражением на лице поднесла стакан с компотом к губам, стараясь, отчаянно стараясь, чтобы рука при этом не дрожала.

Евгений же никак не проявил своего смущения. Невозмутимо продолжил есть и пить.

А Лиля в этот момент подумала о том, что им придется вернуться в номер, ее или его, и там, нос к носу, сидеть часы подряд.

И никто их не побеспокоит, и не разлучит, позвав домой. Они будут только вдвоем, и в принципе, если вдруг вздумают переступить черту (так Лиля для себя отстраненно обозначила любовную связь со своим коллегой), никто не помешает. Не остановит. Не узнает — при условии, если они оба будут держать язык за зубами…

Они с Евгением могут это сделать. Легко.

Интересно, Евгений изменял когда-нибудь своей жене? Да, скорее всего, ведь у мужчин это происходит проще. Или нет… Редко, но бывает, когда мужчина — такой вот цельный, не способный к предательству. А Евгений выглядит именно цельной личностью. Ради быстрых удовольствий на стороне он не способен предать семью. Он может влюбиться, наверное, тогда, да, изменит, пожалуй. Но это тоже вряд ли. Он ведь педант, зануда, он просто не позволит себе потерять голову. При первых приступах влюбленности возьмет и хладнокровно, стараясь не обращать внимания на реки крови, вырвет ненужную привязанность из сердца и отбросит прочь. И пойдет дальше с зияющей раной в груди, улыбаясь иронично и делая вид, будто никакой раны нет.

Поэтому лучше не думать о Евгении в этом ключе, надо забыть о том, что он мужчина. Он — просто коллега. Друг. Приятель.

«Мама дорогая, о чем я думаю? Зачем? Чур меня…» — испугалась Лиля, потерянно разглядывая содержимое своей тарелки.

Совесть мучила ее — за подобные мысли.

Особенно неприятно стало оттого, что муж, Сергей, отпустил ее легко. Ну, не легко, это слишком громко сказано, но — отпустил, понимая, хоть и ругаясь, ворча. Да, такова работа Лили, что приходится полностью погружаться в сценарий, сидеть днями и ночами со своими коллегами, рождая новый сюжет. Сергей уважал Лилю.

И как после всего этого можно предать мужа, как можно растоптать его благородство, уважительность, такт и прочие достоинства… Это какой свиньей и гадиной надо быть!

«Потом, я же не влюблена в Евгения. Нет, нет! Просто временное помрачение. Наваждение. Все это должно скоро пройти. Обычная ситуация — двое в закрытом пространстве. Он и она. Инстинкт — надо размножаться. Но это именно инстинкт, животная похоть. Она ни к чему не приведет. Секс, а потом пустота, отвращение. И мысль, что разрушено все то доброе, хорошее, что строилось годами, ради минутного удовольствия!»

Лиля перевела дыхание.

«Кажется, отпустило». — Она подняла глаза на Евгения и спросила:

— И почему женщины так любят сказки?

— То есть?

— Почему они верят в любовь вечную и прекрасную — до самого гроба… В жизни же все иначе! Единицы встречают старость вместе, да и то не потому, что их соединила великая любовь, а потому, что обладают определенными человеческими качествами — терпением, пониманием, умением сдерживать себя. Да и вообще, я думаю, любовь — это не главное в жизни! — неожиданно заключила Лиля.

— Совсем не главное, — согласился Евгений. — Мне кажется, любовь придумали. Раньше ее не было. Ну, то есть влечения, нежности и прочего никто не отменял, и древние люди, наверное, испытывали нечто подобное, кратковременное — к своим половым партнерам… Но если брать ситуацию в целом, то человеку раньше не до любви было. Выживать приходилось. Когда испытываешь холод, голод, опасности подстерегают со всех сторон — не до сюси-пуси. Потом — религия, опять же, сдерживала, куча табу и запретов… А культ любви, человеческой любви возник позже. И сейчас он цветет махровым цветом. Потому что все меньше проблем, все больше свободного времени. Цивилизация облегчила нам жизнь, войн и революций нету, чем еще заняться… Единственная страсть, единственное утешение скучающего, сытого, здорового человека — любовь.

— То есть ты не веришь в любовь?

— Нет, — спокойно сказал он. — А бабы — они с жиру бесятся. Чю-уйства им подавай…

— Ты жесток. Но ты прав. Да-да. Только как с таким настроем сочинять сценарий о любви? — улыбнулась Лиля.

— Да нормально! Все сочинители мелодрам, писатели, — люди циничные, с холодным сердцем.

— Ты опять прав. Либо любить, либо писать о любви, — согласилась Лиля. С каждой минутой ей становилось легче. — Ладно, пойдем, работать надо.

Закончив обед, оба отправились в номер Евгения. Сразу решили, что будут работать там, поскольку окна его номера выходили на кирпичную стену какой-то пристройки. А значит, даже вид из окна не мог отвлекать от работы.

Сели рядом перед ноутбуком, плечом к плечу.

— А давай с таджика-рабочего начнем? — предложила Лиля. — Короткая сцена, вводная, но она сразу дает зрителю представление о том, что Москва — это огромная стройка.

— Может, и концовку с тем же таджиком придумаем? Раз он у нас через весь сюжет проходит…

— Да! Точно, закольцуем все! — с азартом произнесла Лиля. — Пиши: «Панорама Москвы. На последнем этаже строящегося дома рабочий-таджик кладет кирпичи…»

— А героиню когда вводить будем?

— Да это не важно, если надо, переставим сцены! Быстрее, не думай.

— Да как «не думай»? — засмеялся Евгений.

— А вот так, — строго произнесла Лиля. — Ты думаешь рассудком. Слово за словом у тебя идет в мозгу, по прямой линии. А надо писать не мозгом, а интуицией, что ли… То есть не мыслями, а чувствами.