История Древнего мира, том 1. Ранняя древность - Ирина Свенцицкая

Однако в ранней древности максимальная «классическая» эксплуатация рабов была, как правило, неосуществимой по ряду причин. Обратить однообщинника в полного раба было нельзя, потому что он был связан родственными и культовыми узами с другими общинниками и они приходили ему на помощь. В течение около тысячи лет в нижней долине Евфрата общинники добивались периодического освобождения всех своих однообщинников, попавших в рабство за долги и т.п. Иноземца можно было сделать рабом, но только взяв его в плен в бою. Однако его практически нельзя было заставить насильственно работать на своего поработителя, если не создать для него сколько-нибудь сносных условий существования. В IV—III тысячелетиях до н.э. у воинов не было никакого оборонительного оружия, кроме медного шлема и иногда очень несовершенного щита, обычно из кожи или тростника, а их наступательное оружие состояло из кинжала, небольшого медного топорика на палке или копья с медным наконечником. В этих условиях дать пленным воинам медные кирки, лопаты или мотыги часто было опасно, разве что поставить по два-три воина сторожить каждого раба. Поэтому многих пленных воинов сразу же убивали, а угоняли в рабство женщин и тех детей, которые были способны перенести угол; остальных тоже убивали. Если же угоняли мужчин, то сажали их только на государственную землю как подневольных работников на пайке или на наделе и давали им возможность иметь свое жилье и семью.

В частных хозяйствах у общинников не было возможности выделять пленным еще особое хозяйство, не было и возможности держать пленных рабов под охраной на полевой работе. Поэтому здесь могло существовать только патриархальное рабство. Это значит, что из пригнанного полона в дом брали либо девушек и молодых женщин (с которыми рабовладельцы приживали детей), либо мальчиков, которые были в таком возрасте, что могли привыкнуть к дому и почувствовать себя принадлежащими к нему(Отдельный дом обычно обладал большим числом рабов, чем рабынь. Общее число тех и других всегда было невелико, а во многих домах рабов вообще не было.). Рабыням и рабам поручали преимущественно тяжелую производственную работу в самом доме (лепить горшки, ухаживать за скотом, прясть и ткать, варить пищу, молоть зерно между двух камней — это был особенно тяжелый труд — и т.п.). В поле мальчикам-рабам и рабыням поручалась подсобная работа вместе с членами семьи — погонять волов, полоть, жать, вязать снопы,— но пахота и сев им не доверялись. Труд рабов в доме спорился не только потому, что они были под постоянным наблюдением хозяев, но и потому, что они участвовали с хозяевами в одном общем производственном процессе; немаловажным было и фактическое родство многих рабов со своими хозяевами, а также незначительная разница в бытовых условиях между хозяевами и рабами; сами хозяева тоже питались скудно, одевались более чем скромно. То же верно в отношении хозяев отдельных лиц на надельной земле в государственном секторе; мелким хозяйствам много рабов и не требовалось.

Мы уже упоминали, что иное положение складывалось в собственно государственном секторе, например на храмовой земле. Здесь работников требовалось много; держать на полевых работах целые отряды рабов было невозможно — не хватило бы надзирателей, не было и хозяйской семьи, которая могла бы сама пахать и сеять. Поэтому в рабском положении тут держали обычно только женщин, а мужчин-пленных и детей рабынь приравнивали к остальному трудящемуся персоналу больших хозяйств; те могли происходить из числа младших братьев в обедневших домашних общинах, из беглецов, искавших убежища под защитой храма или соседнего вождя — либо при разгроме их родного города, либо в случае катастрофической засухи или наводнения у них на родине и т.п. Не исключена возможность, что когда-то община, выделяя землю храмам и вождям, одновременно обязывала часть своих членов работать в храмовых и правительских хозяйствах. Таким образом, получали ли работники государственного сектора только паек или еще и земельный надел, они (хотя и подвергались эксплуатации путем внеэкономического принуждения и были лишены собственности на средства производства) все же были не совсем в рабском положении.

Они не обязательно происходили из пленных, даже чаще из местных жителей. Им разрешалось иметь движимое имущество, а нередко свой дом и семью и даже изредка скот — все это, правда, не в собственности, а в условном владении (мы можем обозначить такое владение римским термином «пекулий»). Так как им не разрешалось покидать имение, в котором они работали, то их нередко обозначают как крепостных. Но поскольку они не имели собственности на средства производства, они отличались от средневековых зависимых крестьян, так как подвергались все-таки фактически рабовладельческой эксплуатации; поэтому во избежание путаницы мы будем здесь и далее называть их тем термином, которым в Греции называли государственных рабов, посаженных на землю и своим трудом кормивших членов господствующего класса, по имевших и собственное хозяйство: илоты. Илоты — эквивалент патриархальных рабов в пределах государственной собственности(Следует обратить внимание на одно явление, которое современные историки недооценивают. Уже с ранних периодов — вероятно, не позже III тысячелетия до н.э.— в храмовых и государственных хозяйствах было занято много евнухов, особенно среди служащих, чиновников, певчих (в Месопотамии, по-видимому, певчие набирались только из евнухов), по отчасти и среди работников физического труда. Видимо, было естественно кастрировать (для безопасности) «двуногих» так же точно, как еще с VI тысячелетия до н.э. кастрировали бычков. В XIX в. первым исследователям Месопотамии, таким, как Лэйард, который, будучи консулом во владениях Турции, сам встречал евнухов во множестве и легко узнавал их. Например, на ассирийских рельефах, это явление было ясно; однако современные ассириологи иногда против очевидности определяют их на рельефах (и в текстах) как «молодых людей». Нужно отметить, что в древних языках к евнухам полагалось применять особые вежливые обозначения, например «следующий у ноги (хозяина)», «(находящийся) впереди (царя)» и т.п.).

Опираясь на персонал постепенно захваченных ими в свои руки мощных государственных хозяйств, правители отдельных номов, или городов-государств, создавали многочисленные дружины, независимые от совета, народного собрания и других общинных органов самоуправления. Это позволило правителям, поддержанным группировкой бюрократии, созданной из их личных приверженцев, встать выше отдельных номов и создать деспотическую, т.е. не ограниченную никакими другими законными органами, единую царскую власть, и при этом в пределах всей ирригационной сети Нижней Месопотамии — страны между реками Тигр и Евфрат. Соответственно в государственном секторе создается тогда же единое царское илотское хозяйство, поглощающее хозяйство храмов. Частные хозяйства внутри общинного сектора при описываемом пути развития рабовладельческого общества все же сохраняются.