Чёрное Cолнце Таши Лунпо - Расселл МакКлауд

Новостей в расследовании покушения на Фолькера не было. Следовательно, репортажи об этом тоже «уснули» и соскользнули с первой страницы «Листка» назад, значительно сократившись в объеме. Да и не было ничего такого, о чем стоило бы писать. «Следствие продолжается», сообщала полиция, что значило всего лишь: «У нас нет следа».

Важным было только то, что назначили преемника убитого президента Еврофеда. Но об этом писал коллега Вайгерта из экономического отдела. Главный редактор поручил ему это.

Вайгерт использовал спокойствие, наступившее в этом деле, чтобы взять себе неделю отпуска. За это время он хотел вовсе не отдыхать, а расследовать дальше, на свой страх и риск. Он был возбужден, так как теперь речь больше не шла только о статье, а о его добром имени. И он хотел его восстановить. Проблема при этом была в том, что он никому ничего не рассказал о своих намерениях. Что-то подобное он уже делал, но тогда, конечно, без подталкивающей необходимости очистить свою репутацию от приписанных ему ошибок.

Несколько лет назад он умудрился, как единственный европейский журналист, проникнуть в потрясенный гражданской войной Китай. Все в «Листке» думали, что он загорает на греческом пляже. Они были порядком удивлены, когда он позвонил им по спутниковому телефону из Пекина. Тогда он возвратился почти как герой. Главный редактор перед собранной командой высказал ему похвалу и признание. Другие газеты переписывали его статьи или цитировали. Еще не-задолго до начала его мнимого отпуска Бергманн объяснил ему, что они никого не могут послать в Китай, это слишком опасно. Вновь он и его самый главный шеф вступили в спор. Но после возвращения Вайгерта все внезапно снова стало тщеславным наслаждением.

Вайгерту это очень понравилось. На несколько дней он стал знаменитым чело-веком. Он был в центре интереса, почти так, как если бы он сам участвовал в событиях. Он на короткий момент почувствовал пульс всемирной истории, который в течение тех дней и недель в Пекине бился быстрее, чем в иное время. Это стоило того.

Однако если он рассматривал это правдиво, и он как раз и делал это теперь, из него так пока еще не вышло действительно первоклассного журналиста. Сейчас ему было 35 и он принадлежал все еще к второстепенным людям в его ремесле. Он сознавал его. Но это зависело от него самого, в этом не было сомнения.

С одной стороны, он радовался, что у него была эта работа. Ему, конечно, это нравилось больше, чем влачить существование где-то на среднем уровне менеджмента какого-то предприятия. К счастью, он умудрился сразу после учебы еще своевременно ускользнуть от такой судьбы.

Все же, с другой стороны, он чувствовал, что его сегодняшняя профессия – и если он думал об этом точнее, также и его жизнь, становится все более скучной. Просто ничего не происходило. Перспектива до пенсии клепать свои статьи, за это время, вероятно, жениться и завести детей, и истратить все оставшееся время на то, чтобы потреблять, имея сносную зарплату, заставляла его порой содрогаться.

Часто он говорил об этом с его другом Филлигером. И так же часто они снова расходились, не продвинувшись вперед ни на шаг. Пока Филлигер, наконец, не выбросил все, чтобы жить своей жизнью, как он это назвал. Вчера он позвонил ему, чтобы попрощаться. Сегодня Филлигер был, пожалуй, уже в Норвегии на пути к его избе. Беседа не была очень длинной и скорее была судорожно сжатой. Они вспомнили свои старые маленькие шутки, чтобы, наконец, пообещать друг другу, что они увидятся вновь будущей весной с огромным количеством пива.

Вайгерт как раз не очень хорошо себя чувствовал, когда положил трубку. Самый близкий друг, вероятно, единственный, который действительно понимал его, уехал. Но дело было не только в этом.

Вайгерт чувствовал, что у него не вышло. Филлигер дал жизнь своей мечте, сделал шаг, на который у Вайгерта до сих пор не хватало мужества. Если бы он только знал, все же, где оставалась его мечта. Он тянул к ней руки, но они снова и снова хватали пустоту.

Еще примерно 80 километров до Вевельсбурга, прикинул он. Через час он будет там, чтобы еще раз задать Пьеру Мартену несколько вопросов. Это был единственный след, который у него был. И на этот раз он его не упустил бы.

Дождь становился все сильнее и образовывал теперь большие лужи на проезжей части. Вайгерт сбросил скорость. Как раз было восемь часов вечера. По привычке он сделал радио громче. Как у каждого журналиста у него тоже во-шло в привычку регулярно слушать или смотреть новости. Там редко было что-то важное, но все же их не хотели пропускать. Это как страсть, которую профессия влекла за собой наряду с повышенным потреблением никотина и кофе. Вайгерт достаточно часто проклинал ее. До этой даты.

Из радио послышался гонг часов. Потом голос диктора.

- Время двадцать часов. Передаем международные новости. Нью-Йорк. В Нью-Йорке примерно час назад на открытой улице был застрелен Джон Ален Гринспэн, член Совета Безопасности ООН. Преступникам, вероятно, двум мужчинам, удалось ускользнуть неопознанными. Немедленно предпринятое большое преследование до сих пор не принесло результата. Нет никаких указаний на мотив преступления. Очевидцы сообщили, что преступники вытатуировали на лбу Гринспэна что-то вроде клейма, прежде чем убежали. В следующий час мы прервем нашу программу для подробного репортажа нашего корреспондента из Нью-Йорка. Брюссель. Министр иностранных дел Европейского сообщества...

Вайгерта бросало то в жар, то в холод. Вот оно! Это была его реабилитация! Если это был тот же самый знак как у президента Еврофеда – а Вайгерт ни секунды не сомневался в этом – тогда его снова придется принимать всерьез! Гринспэн был застрелен перед свидетелями на открытой улице. На этот раз ни-кто больше не смог бы ничего скрыть!

Внезапно его мысли остановились. Чем этот проклятый замок, к которому он ехал, был тогда связан с этим делом? Министр внутренних дел утверждал, что в деле Фолькера якобы было подлинное письмо Исламского народного фронта, взявшего на себя ответственность за покушение. То, что не имело большого смысла у президента Еврофеда, очень хорошо подходило к убийству Гринспэна. До сих пор его не раз уже давно атаковали исламские фундаменталисты, пусть даже только словами. Наконец, Совет Безопасности ООН за последнее время не совсем любезно обращался с мусульманами. Представители в Совете уже не-сколько лет больше не делегировались их государствами, перед которыми у них до тех пор были обязанности, а выбирались населением в отдельных регионах мира. Арабы могли выбирать только одного представителя, в то время как США, к примеру, ставили четырех членов. Эти мужчины и женщины из-за быстрого повышения роли ООН и расширения ее заданий с девяностых годов принадлежали к самым могущественным людям мира. И Гринспэн, американец, стал рупором против быстрого распространения ислама.

Триумфальное чувство Вайгерта несколько ослабло. Пусть ему теперь поверят, что в случае с убийством Фолькера у него не было галлюцинаций. Но след Вевельсбурга, кажется, уходил в песок. С Исламским народным фронтом, все же, это тоже могло быть связано. При условии, конечно, что речь идет о тех же преступниках, что убили Фолькера, и о таком же знаке.

Некоторое время Вайгерт подумывал повернуть назад. Зачем ему теперь нужны Мартен и замок? Пусть он сохраняет эти его позавчерашние истории об СС для себя. Но, в конечном счете, он специально для этого прилетел во Франкфурт и арендовал там машину. Если он уже доехал сюда, то почему бы не воспользоваться, по крайней мере, возможностью и не задать, всё же, несколько вопросов. Поездка была бы напрасной, но все же, не совсем зря. Да и, наконец, он уже оплатил билет и машину из собственного кошелька.

Вайгерт осторожно припарковал машину. До дома Мартена было метров сто. Теперь дождь лил потоками, а у него не было с собой зонтика. Но ближе к дому поставить машину было просто негде.

Двадцать минут назад они провели по радио особую передачу. Но и в ней не было ничего нового. Несколько заявлений политиков, которые те по обыкновению в озадаченности делали после таких событий, а также описание места происшествия и течения событий, если известно. На оживленной улице два чело-века якобы подошли к Гринспэну и его телохранителю и сразу выстрелили. Также на этот раз использовался, вероятно, глушитель, как сообщалось. Упоминались также очевидцы, которые видели, что оба преступника в одну секунду нанесли какую-то татуировку на труп Гринспэна, точнее, на его лоб. Нанесли татуировку, таким образом, по меньшей мере, они выразились.

Вайгерт прервал бы свой отпуск и просмотрел бы все сообщения информационных агентств о покушении завтра в редакции. Потом он позвонил бы корре-спондентке «Листка» в Нью-Йорке. Она, конечно, уже полным ходом занималась этой историей. От этого он ожидал большего. Наконец, он высказал бы Бергманну, этому невежде, открыто все, что о нем думает. И еще тут была политика сокрытия со стороны австрийских властей, которую нужно разоблачить и атаковать. Масса работы ждала его.