Генофонд нации - Владислав Виноградов

Маша поискала привязной ремень, и, убедившись, что его нет, прижалась к Вадиму, чтобы было теплее. Мужественный – без трепа – профиль Токмакова рисовался на фоне заиндевелого окна, и впервые за полтора года их знакомства Маша поняла, кого именно Вадим напоминал ей все это время. Дон Кихота!

Как и бессмертный герой Сервантеса, был он высок и худ. С резкими чертами лица и резкими движениями. Сбитые еще в курсантские времена костяшки пальцев (тому виной было карате-санэ) демонстрировали склонность к рыцарским поединкам. Каковым Токмаков и предавался, постоянно воюя с криминальными дельцами, ветряными мельницами и всем, что еще кое-как шевелится в экономике, естественно, нарушая при этом законодательство.

– О чем ты думаешь? – спросил Токмаков, не поворачивая головы.

– Пытаюсь вспомнить, как звали лошадь Дон Кихота.

– Ну и?

– Черт ее знает! Наверное, в предисловии об этом не было написано.

– А в книге? – с дотошной настырностью сотрудника правоохранительного органа допытывался Токмаков, будто не зная, что на журфаке экзамены сдают по предисловиям. – В книге-то ведь было?

Чтобы на корню пресечь гнусные интеллектуальные домогательства, Маша еще ближе придвинулась к строгому экзаменатору, благо конструкция сиденья это позволяла. Щека Вадима была колючей и холодной, словно кактус, а от поцелуя в губы он, гад, ловко уклонился!

От злости Маша вспомнила, как обзывали эту чертову кобылу:

– Росинант!

– Что – Росинант? – не понял Токмаков.

– Не что, а кто. Это гадская кобыла Дон Кихота.

– Почему гадская? – продолжал допрос Токмаков, и Маша взорвалась:

– Потому что ты гад, Токмаков, и этот Росинант гад, и твоя машина гадская Росинта… Росита!

– Спасибо, – сказал «гад»-Токмаков. – Теперь только так и буду ее называть.

По вечерним магистралям, переметенным поземкой, винтажная «Росита», не обращая внимания на правила дорожного движения, быстро домчала Машу до улицы имени врага всех собак академика Павлова. Здесь, у самого подножия телевышки, начинались владения питерского телемагната Льва Борисовича Кизима.

Токмаков конспиративно остановил «Роситу» за сто метров до проходной:

– Жду твоего звонка.

– И больше тебе нечего сказать?

– Разве что передать привет Леве, – улыбнулся Токмаков с изощренным садизмом, хотя на душе скребли кошки. Большие и когтистые. Вроде той, что он снял с дерева.

Вместо ответа девушка изо всех сил захлопнула дверцу ржавой «Волги».

2. Наказали выдвижением

Маша не позвонила Вадиму ни через час, ни через два. Она ему вообще не позвонила этой вьюжной ночью, которую капитан провел за рулем «Роситы», более верной, чем его прежняя дама сердца. Именно так Маша позиционировала (любимое словечко продвинутой журналистки) свое место в жизни капитана Токмакова.

Его отношение к ней было похоже на любовь. Но думать об этом не имело смысла, потому что воображение тут же услужливо предлагало Вадиму сцены возможного времяпрепровождения Маши и Кизима. Оставалось только сжимать баранку, вспоминая лучше Светозара Коряпышева. И топтать педальку, гнать в аэропорт, точно не имелось у него других дел.

Кстати, так оно и было, – чуть ли не в первый раз за всю оперскую карьеру Вадима Токмакова. По старым делам он отчитался. Заполнил карточки, прошил, засургучил и сдал в ГРАФ – группу регистрации и архивных фондов.

А новых дел еще не начал, потому что только вчера был подписан приказ о его переводе во вновь создаваемый «портовый» отдел оперативной службы «А». Причем на этот раз в наименовании его должности, и опять же впервые, появилось указание на руководящую и направляющую роль: «заместитель начальника».

Правда, «и. о.»

Вадим пока не знал, – такие вещи, естественно, держат в секрете, насколько можно что-либо удержать в секрете в спецслужбе, чьи сотрудники «заточены» на добывание секретов, – что его назначению предшествовала бурная дискуссия. На весах судьбы и кадрового аппарата взвешивались все достоинства и недостатки капитана Токмакова. Из службы безопасности и борьбы с коррупцией были истребованы материалы специальных проверок, подтвердившие, что в порочащих контактах он не замечен. Если не считать таковым связь с госпожой Груздевой Марией Константиновной, в настоящее время работающей в Федеративной Республике Германия корреспондентом телекомпании НТК.

Вершивший судьбу Вадима «Священный синод» мысленно представил Машу Груздеву (каждый видел ее на экране) и единогласно постановил считать этот контакт не порочащим, а укрепляющим авторитет оперативной службы «А»

Правда, в связи с именем тележурналистки всплыли громкие (на уровне перестрелки из автоматического оружия) подробности одной рубоповской операции, в которой Токмаков по своей инициативе принял участие, и еще одной – по освобождению заложницы (заложница погибла, террорист застрелен). Заодно припомнились и некоторые собственные его реализации – на грани фола и прокурорской проверки.

Члены «Священного синода» по определению судеб оперсостава впали в задумчивость. Чаши весов заколебались не в пользу Вадима. Но тут раздался голос куратора оперслужбы «А» генерала Плюснина: «Зато в его активе громкие дела! И раз уж мы его своевременно не наказали, то остается либо уволить, либо выдвинуть на вышестоящую должность».

Кадровик еще с советским стажем и опытом, генерал Плюснин был личностью легендарной не только в «конторе». Иначе и быть не могло – ведь именно Евгений Георгиевич, если верить устойчивой молве, зачислял в КГБ Владимира Путина…

Учитывая необъятный фронт работ, предстоящий новоиспеченному заместителю начальника отдела, уму непостижимое количество планов, справок, аналитических записок и отчетных показателей, за которые тому придется отвечать, подобное выдвижение вполне могло быть приравнено к наказанию.

На том и сошлись. Но кадровики – мудрейшие люди, лучшие других знающие все несовершенство человеческой породы, – внесли поправочку: «Пусть пока он будет и. о. – исполняющим обязанности, а там поглядим».

На том и порешили. Тем более, уволить сотрудника никогда не поздно, как и объявить взыскание. Для этого даже мудрить особенно не надо: достаточно просто открыть сейф опера, чтобы в его же материалах найти основание для десятка выговоров.

Правда, с Токмаковым этот вариант сегодня бы не прокатил. У него сейчас просто не было сейфа, – только пустой, почти без мебели, кабинет. И раз уж он оказался в свободном полете, грех было не воспользоваться этим обстоятельством, чтобы поискать приключений на собственную задницу.

Кто ищет – тот всегда найдет.

3. Ларек без лицензии Центробанка

В одиннадцатом часу вечера Токмаков подъехал к аэропорту Пулково-2. В насыщенном влагой воздухе дрожали и расплывались огни светильников, автомобильных фар и проблесковых маячков заходившего на второй разворот посадочной «коробочки» самолета. На стоянке для служебных машин Вадим заметил «Газель» с логотипом НТК. Информация Льва Кизима о том, что потерпевшие находятся в линейном отделе внутренних дел аэропорта, была точной.

Это же подтвердил дежуривший у машины сержант с автоматом через плечо. Когда Вадим угостил его ароматной самокруткой и для проформы светанул «ксивой», уставший без общества страж порядка поведал, какие крутые разборки начались здесь после разбойного нападения на автобус.

В сержанте явно пропадал талант пародиста, он рассказывал в лицах, и Токмакову не составило труда перенестись на час назад, когда в аэропорт вернулись ограбленные артисты.

Деятели искусства проявили больше здравого смысла, чем можно было предполагать. Руководствуясь неоспоримой для гражданских людей логикой, что чем быстрее сообщить о происшествии милиции, тем больше шансов задержать преступников, руководитель труппы Саратовского академического театра оперы и балета на попутной машине рванул в аэропорт. И уже через десять минут попытался рассказать дежурному о нападении.

Тот прервал сбивчивый монолог артиста одним вопросом:

– Где это произошло?

– На шоссе. На Пулковском шоссе, километрах в пятнадцати, наверное…

Со вздохом облегчения дежурный вытер лицо белым в прошлом платком:

– Тогда это не к нам, дорогой товарищ.

– То есть?

– То и есть, что слышали, гражданин! Со своим заявлением вы должны обратиться в отдел милиции Московского района. Сейчас подскажу адрес… А еще лучше – сразу в РУВД!

– Но почему! Почему? – никак не врубался глупый артистишко, и дежурный вежливо пояснил:

– Потому что совершено тяжкое преступление, а в РУВД – районном управлении внутренних дел – дежурит целая бригада, может быть, даже с кинологом.

– Но я сам минуту назад видел здесь милиционера с собакой!

– Э-э, гражданин, наши собачки не на то заточены. Наркотики! Взрывчатка! – и дежурный русским языком объяснил ему, что линейный отдел внутренних дел несет ответственность только за преступления, совершенные в аэропорту, но отнюдь не за его пределами. – Соображать надо!