Большая книга ужасов 32 - Мария Некрасова

— Все… — чуть слышно проговорила она, щелкая замком. Может, Вовке и послышалось, но все равно стало как-то неуютно. Наверное, это из-за бабушки. На Веру он почти не смотрел, все больше по сторонам, гадая, в какой из двух комнат бабушка и куда лучше не ходить. По ноздрям ездил кисловатый запах старушечьей квартиры, он действовал на нервы. Вера стояла за спиной тихо, как будто играла в жмурки. В комнате болтал телевизор, на кухне капала вода. Цветочки на обоях засалились, подстерлись и напоминали теперь то ли яйца, то ли космические корабли.

— Проходи в комнату. — Вера показала на ту, откуда неслось бормотание телевизора.

Рыжий вошел, и к запаху старушечьей квартиры добавился горький запах лекарств или трав. Те же засаленные обои. На подоконнике стопка книг и недопитая чашка. Новости по телику. Цветастый ковер, какие бывают только в квартирах у бабушек.

— У нас не прибрано… — Вера вошла следом.

Рыжий оглянулся на голос, увидел, что чуть не наступил в кучку осколков на полу и заодно где лежали эти осколки. Не веря в реальность происходящего, он медленно поднимал взгляд от ножек железной кровати до распахнутых глаз мертвой старухи.

Он не вскрикнул и даже не отскочил. Старуха смотрела прямо перед собой, и Рыжий, как прикованный, тоже не отводил взгляд от стеклянных неживых глаз.

— Это твоя бабушка? — зачем-то спросил он.

Вера не отвечала. Она стояла у стеллажей и звенела какой-то посудой, так ровно и мирно, как будто сейчас предложит чаю попить, прямо здесь, рядом с телом. «А ну и что! — думал Вовка с вызовом. — Вера ведь сказала, что у нее умерла бабушка. Иногда бабушки умирают, оставляя родственников дожидаться врача. Я же знал, куда шел!»

— Может, пойдем в другую комнату? — как можно безразличнее спросил он, отведя, наконец, глаза от мертвой старухи.

— Сейчас пойдем!.. — В голосе Веры слышалась какая-то шутливая угроза. — Не наступи на осколки.

— Угу. — Вовка шагнул назад. — Я уберу. Где у вас веник?

— Уберешь, — странно повторила Вера и громко звякнула какой-то посудиной.

В комнате тут же погас свет и глухо захлопнулась дверь. На тумбочке у старухиной кровати сама собой зажглась маленькая свеча-таблетка, щедро осветив лицо старухи и осколки на полу.

— Что?..

— Не дергайся, — оборвала Вера. — Если ты не будешь мешать, все кончится очень быстро.

Вовка, наконец, обернулся. Вера стояла посреди комнаты в окружении горящих свечей, как всякие колдуньи в кино. В руках она держала… В общем, когда-то этот нож и был столовым, но его заточили с обеих сторон, оплели ручку так, что вышел вполне приличный боевой. У ног Веры стоял пустой стул, явно предназначенный Рыжему.

— Ты? Ты что?!

— Сказала, не дергайся! Иди сюда. — Она так раздраженно это проговорила, как будто Рыжий помешал ей делать уроки. Вот ненормальная! Неужели и правда убить хочет? С чего? Помешалась от горя при виде умершей бабушки?

— Спокойно! — Вовка попятился к двери. — От того, что ты меня зарежешь, твоя бабушка не вернется. Дай-ка сюда ножик. — Он протянул руку к Вере, продолжая пятиться. Может, и глупо, но не глупее, чем подходить близко к этой ненормальной. Откуда она вообще взялась?

Старушку, которая на кровати, Вовка помнил. Она жила здесь всегда, и когда Вовка был маленьким, и даже когда Леха. Однажды под настроение братец рассказал, как выбил старухе окно мячом, и та за ним гонялась по двору с пучком крапивы. Была старуха. А вот Вера (Рыжий вспомнил только теперь, где ее видел) появилась недавно, может быть, три или четыре года назад. Все поначалу думали, что бабулька сдает ей комнату. То, что Вера якобы внучка, Вовка услышал только что. Хороша внучка! Ненормальная. Может, и бабушку она — того?..

Вера криво улыбнулась, как улыбаются глупой шутке, и молча кивнула на стул. Рыжий, наконец, нащупал дверную ручку, дернул раз, другой… Заперто? Там же нет замка? Забыв о всякой бдительности, он повернулся к Вере спиной и стал изучать проклятую дверную ручку. Старенькая, допотопная, без защелок, потайных замков и прочих наворотов. У них дома были такие, давно, когда мать еще не сменила двери. А эта дверь все равно не поддавалась.

— Ты прекратишь дергаться или нет?! — Вера уже злилась. — У меня мало времени, чтобы терять его с тобой. Сел сюда быстро! — Она указала на стул этак нетерпеливо, капризно, как будто речь шла о чем-то будничном.

— Ты что, хочешь меня зарезать?

— Нет, блин, стричь тебя буду! — Она раздраженно помахала ножом, кивнула на табуретку, и Рыжий понял, что угадал.

Страшно было не это. Ну девчонка, ну ненормальная, с ножом, ну зарезать хочет… Страшен был этот раздраженно-нетерпеливый тон, как будто человек делает важное дело, а ему мешают. Делает дело. И не боится наказания, и не сомневается в правильности своего поступка, и не намерен отступать. Делает, как обычно. Как привык. Как делал уже, наверное, тысячу раз, а тут ему кто-то вздумал помешать. Вот таким тоном Вера говорила «Не дергайся», когда Рыжий удирал от нее кругами по комнате.

Она даже ленилась гоняться за ним! Спокойно ходила туда-сюда, пока Вовка нарезал круги, расставлял на Верином пути стулья и неуклюже пытался заговаривать ей зубы.

— Ну зачем я тебе? Мы даже не знакомы! Мать и Леха видели, что я ухожу с тобой, тебя быстро вычислят…

Вера глянула на него как-то странно и шагнула навстречу. А ведь и правда: зачем ей Рыжий?

— Может быть, ты меня разыгрываешь? — Он загородился стулом и притормозил. — Это такой прикол, да?

— Прикол-прикол, — устало кивнула Вера. — Иди сюда. — Она разговаривала с ним как с ребенком, которого правдами или неправдами надо заставить принять лекарство.

— Ну правда, скажи! — Рыжий в очередной раз увернулся от протянутой руки, сбил спиной книги с подоконника и вспомнил, наконец, что здесь всего-то второй этаж!

— Правда-правда, — кивала Вера. — Прикол, глупость, ошибка. Если ты посидишь минутку спокойно, я все исправлю.

Рыжий дергал шпингалет окна, уже заклеенного на зиму:

— Какая ошибка? А я?

— А ты во всем виноват и должен теперь мне помочь.

— В чем?! — Рыжий даже выпустил шпингалет. Прежде ненормальная соседка ни в чем таком его не обвиняла.

Вера сделала выпад в его сторону, но схватила воздух — Вовка успел увернуться. От окна его оттерли, дверь заперта… Спасаясь от Веры, он вспрыгнул на столик, потом на шкаф, как от мыши, не понимая, что там его достать как раз просто.

Соседка подошла и дернула за ногу. Несильно, а так, показать, что кто-то попался. Со шкафа вниз было два пути: на кровать к мертвой старухе и на стул к Вере. Попался!

— Перемирие, — объявила Вера. — Ты имеешь право знать.

Она уселась на стул, предназначенный Рыжему, и даже кинжал свой кухонный положила. Она посмотрела на Вовку как-то по-взрослому и без улыбки сообщила:

— Ты сломал мне жизнь.

— Я?!

— Молчать! Осколки видишь? В них половина моей силы, ведьминой силы. Кружка разбилась, когда бабушка передавала мне… Разбилась из-за твоей музыки… Ведьма с половиной силы — ничто! Только погоду сделать и так по мелочи… Силу нужно вернуть, и поскорее…

Вовка яростно кивал и, не перебивая сумасшедшую, украдкой выковыривал из тапочка кусок ведьминой силы. Значит, соседка считает себя ведьмой? Надо же, как быстро можно сбрендить от горя! Хотя, может, она всегда такой была, Рыжий-то не знает…

— …Чтобы вернуть силу, я должна тебя убить. Вроде как жертву принести, понимаешь? Кровь невинного — беда, виноватого — вода, неужели в школе не проходили? — закончила Вера и вопросительно посмотрела на Вовку. Наверное, ждала, что он сам спустится и подставит шею.

Было уже не страшно, а так. Жалко девчонку, красивая, хоть и дура. Вовка оценил расстояние до пола: сумел забраться, значит, и спрыгнет легко, и начал заговаривать зубы:

— А чего ты с половинкой-то не можешь? С целой силой небось может каждый дурак!

— Не зли меня! — Вовке показалось, что шкаф колыхнулся, когда Вера шагнула к нему. Как будто хотел сам сбросить седока. — Ты что же думаешь, я зря столько лет училась, чтобы лишать себя половины возможностей? Думаешь, город тебе простит? А если бунт? Или оттепель на Крещение?.. Каждый дурак! Чуть не испортил человеку жизнь, а теперь смеешься?!

Она стояла в полушаге от шкафа с кухонным своим кинжалом, и было ее почему-то жалко: она ведь и правда верила во всю эту ерунду, которую говорит.

— Может, тебе Леха подойдет? В нем крови-то побольше, а вину — найдем. Его, например, из института выгнали… — Рыжий уже откровенно валял дурака, забалтывая ведьму.

…И злил ее. Вера попробовала пальцем кончик кинжала и проговорила по слогам для тупых:

— Ле-ха. Ме-ня. Си-лы. Не. Ли-шал. И при чем тут его институт? Мне нужен виновный в моей беде, ты, и больше никто. Ты что же думаешь, магия — это игрушки?! — Отчитывала, как училка: «Алгебра — это вам не игрушки»…