Паруса в океане - Эдуард Петров

Начался приступ по всем правилам военного искусства — со штурмовыми лестницами, стрелками прикрытия и воплями устрашения.

Наконец осаждавшие, потеряв много убитыми и ранеными, откатились в гущу торговых кварталов.

— Жарко! — Астарт отбросил утыканные стрелами щиты. — Будет шторм.

Он посмотрел в сторону гавани и увидел неподвижные верхушки мачт. Неслышно появилась Ларит. Она хотела убедиться, что Астарт жив, что с ним ничего не случилось.

— Купцы размышляют, — сказал Астарт. — На второй приступ они не пойдут: не привыкли проливать свою кровь. Торговать они умеют, а вот брать крепости не научились.

Астарт проследил, чтобы расставили часовых, и вместе с Ларит спустился вниз. Свита Хромого провела их в апартаменты визиря. В большом полутемном зале, устланном коврами и циновками, Эред пытал скифа, своего бывшего хозяина.

— Я его поймал еще вчера, да не было времени развести жаровню. — Эред поднес к лицу скифа раскаленный металлический прут.

— Я все рассказал, видят боги, — завизжал старик.

Глаза Ларит округлились в ужасе:

— Эред? Как ты можешь?!

— Могу, — мрачно ответил тот, — он выдал нас, хотя мы его поили и кормили. Лежал на циновке будто пьяный, а сам все подслушивал. За это он получил десять дебенов и Агарь… — Он склонился к старику: — Где Агарь? Отвечай, шакал…

— Продал! — зарыдал скиф. — Сразу продал!

— Кому?

— Разве я знаю! Иностранец какой-то взял ее на корабль.

— Какой иностранец? Как он выглядел?

— Бедная девушка, — прошептала Ларит. Астарт увел ее в другой зал, там обосновался второй шофет с десятком собственных рабынь, бывших жен и родственниц визиря.

— Гвоздь не вернулся, — сказал Хромой, оттолкнув рабыню, омывающую ему ноги, — но катапульты навек замолчали. Смелый был парень. И те, кто был с ним… Как говорил мой друг-привратник, кровь героя не проливается впустую.

В сумерках через стену крепости забросили головы тех, кто был послан поднимать рабов других финикийских городов-государств: ведь в одиночку знали все — невозможно было победить.

— Одни. Как скорпион, обложенный огнем, одни. И неоткуда ждать помощи. — Хромой сник, поскучнел Астарт, рабы разбрелись по всему дворцу, но крики часовых вновь заставили взяться за мечи.

На стены карабкались люди в рубищах или совсем нагие: воя и дико вскрикивая, они взывали к милости восставших. Их подгоняли остриями длинных копий тиряне-ополченцы.

Защитники крепости столпились на стенах, не зная, что делать.

— Пощадите! — неслось из многочисленных глоток.

— Мы тоже прокляты богами!

— Помогите!

Астарт взбежал на башню и остановился, пораженный открывшейся картиной. Тиряне решились на какую-то хитрость, но какую? Переодетые воины?

Он спустился на стену и крикнул:

— Факелы сюда! Больше факелов!

И стало светло как днем.

Скрипели лестницы, надсадно и хрипло дышали люди, торопливо взбиравшиеся по ним.

Первая голова показалась над гребнем стены — и все оцепенели от ужаса: вместо лица — страшная безносая маска с чудовищными наплывами разлагающегося мяса и кожи.

Вначале у Астарта мелькнуло, что это рабы пурпурокрасилен. Но ведь они все перебиты — жрецы опасались, что восставшие освободят их и тем самым узнают тайну пурпура.

Люди, оглашая все вокруг стонами, рыданиями, хрипом, заслонили стены. Рабы шарахнулись прочь, напуганные их видом. Лица-маски были сплошь усеяны пятнами, опухолями и зияющими язвами, разъедающими мягкие ткани и обнажающими кости. У многих волосы давно выпали, и с голов сыпалась шелуха. Кто-то кого-то тащил на спине. Кто-то дергался от страшной боли, рискуя свалиться вниз. Высокая мужская фигура, не понятно было, старик то или юноша, поднял над головой свои пугающие руки с выпавшими из суставов костями и не то завыл, не то запел что-то непонятное.

— Прокаженные! — пронеслось по стенам.

Рабы посыпались внутрь крепости.

— По местам! — закричал Астарт. — Это уловка купцов! Кто с копьями сюда!

…Прокаженных загнали в один из залов дворца и наглухо заперли, оставив им пищу, вино, воду.

Из-за стен доносились голоса тирян:

— Мы вас трогать не будет! Сами передохнете от проказы!

— Удирайте, пока не поздно!

Ночью около трети рабов перебежало к тирянам. Их перебили, а трупы тут же сожгли, зарыв прах и кости глубоко в землю, чтоб зараза не расползалась по стране.

Наступило утро. Астарт, Хромой и Ларит стояли на башне и вглядывались в просыпающийся город. Отовсюду к дворцу визиря спешили люди с копьями, мечами, дубинками. Отсюда, с крепости, они казались игрушечными — трудно было поверить, что они несут смерть.

— Силой нас не взяли, — сказал Астарт, — и страхом мало чего добились, уговоры и подкуп не помогли. Что же еще придумает тирский купец?

— Еще жрецы не появлялись, — Ларит высказала то, чего боялась с самого начала.

Над крепостными постройками поднялись клубы черного, зловещего дыма.

— Что такое? — закричал Астарт и побежал вниз по лестнице, увлекая за собой остальных.

Когда он добрался до увитых плющом ворот небольшого храма, приютившегося в глубине сада, в котором любил прогуливаться визирь, то едва не столкнулся с Мемом. Тот шел во главе процессии рабов-богомольцев, бледный, сосредоточенный, в мятой и порванной жреческой тунике. От него несло запахами гари, смолы, благовонных масел. В вытянутых, заметно дрожащих руках он держал большой глиняный кувшин, из горловины которого торчали чьи-то обугленные останки.

Астарт все понял.

Процессия молча проследовала мимо Астарта, Хромого, замеревшей в ужасе Ларит. Двое молодых рабов бережно поддерживали под локти пожилого раба-египтянина, потерянно шагавшего за Мемом.

— Зачем ты согласился? — закричал Астарт ему. — Зачем ты отдал им ребенка?

Раб замычал что-то нечленораздельное, повернул к Астарту страшное, искаженное болью лицо. Астарт отшатнулся.

Верховных жрец Мем-Молитва не удостоил Астарта ни словом, ни взглядом, проследовал до угла храма, под которым уже была вырыта яма.

— Мем! — крикнул Астарт. — Тебе мало скифа, которого вы вчера принесли в жертву?

Мем резко обернулся, не выпуская кувшин из рук.

— Ты нарушаешь порядок. Уйди! — И опять глаза его зло сверкнули, он движением головы показал куда-то поверх крепостной стены. — Тиряне тоже приносят жертвы, много жертв. Они отдают богу первенцев самых уважаемых семейств… Каждый смертный волен отправить свое чадо Ваалу на небо через огонь, а у нас больше нет младенцев… Уйди и смирись, несчастный!