До свидания, Натанаел ! - Карен Симонян

Нвард взглядом дала мне понять, чтоб молчал, и я ничего не сказал.

- Почти два века тому назад приключилась очень интересная история,после недолгой паузы проговорил Нат. - В 1780 году это было. В то время один ученый путешествовал по всей Армении и по Малой Азии в поисках рукописных книг и журналов. На одну из ночей он остановился в доме шемахинского армянина. В полночь, томимый жаждой, путник встал, чтобы напиться. Когда он снял с кувшина крышку, вдруг увидел, что она довольно-таки странная. Вглядевшись, гость рассмотрел письмена и понял, что это своеобразная рукопись. Как видите, всякое бывает.

- Когда мы отправимся в путешествие по Мексике, - сказала Нвард,- будем там непременно разглядывать крышки всех кувшинов!

- А почему вы решили отправиться в эдакую даль? Думаете, рядом с вами мало кладов, которые ждут своих открывателей? Однако я еще не кончил свою историю. Так вот. На крышке были начертаны в армянском переводе отрывки из давно исчезнувшей рукописи греческого летописца древности. Пройди ученый мимо этого факта, все так бы и кануло в вечность!..- Нат вздохнул и сказал: - Идемте. Уже темнеет. Мы сегодня сделали настоящее открытие. Я еще ночью посижу над этими страничками.

- А у кого вы живете? - снова полюбопытствовала Нвард.

- Я путешественник. Шиву где придется.

- А где вы путешествуете? - поинтересовался я.

- В основном во времени. То в первобытнообщинном строе, то в двадцатом веке... В двадцатом я встретил вас...

- Понимаю,- сказал я.- Иногда наш учитель истории тоже говорит: "Дети, а теперь отправимся в эпоху царствования Тиграна Великого..."

- Хочешь напомнить нам, что у тебя царское имя? - съязвила Нвард.

- Ничего я не хочу!

- Нат тоже ничего не хочет сказать! - налетела Нвард и на него.

- Что! - Натанаел растерянно посмотрел на Нвард.

- Боитесь, что. в гости придем, - не говорите, где живете! - сказала Нвард.

- А-а...- Нат засмеялся.- Понял. Не боюсь. Я остановился в доме деда Гласевоса.

- Ой!..-опешил я.-И видишь, как он делает игрушки?

- Пока еще не видел, но надеюсь, будет случай, увижу,- сказал Нат.Итак, идемте.

Я машинально поднялся на ноги и зашагал вслед за ними. Несколько раз оглянулся. Но из-за церквушки ничья голова больше не появилась: ни с черными волосами, ни с рыжими. А я ведь был уверен, что видел голову Рыжего Давида. Честное слово... .Только на одно мгновение. Голова немножко высунулась из-за стены и вновь скрылась. Может, вернуться, посмотреть?..

- Тигран,- окликнула Нвард.-Что отстаешь?

Я невольно ускорил шаги.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Предательство, которое обнаружилось под орешником.

Зажигалка сыграла роковую роль. Тигран ушел, не оборачиваясь.

Я оглядел собравшихся под огромным деревом и в ту же минуту услыхал голос Нвард:

- Тигран, я здесь.

Я невольно остановился. С кем это она? Нвард махала рукой, наверно, что-то еще и говорила, но я не слышал, потому что думал о том, как это люди, независимо от своей воли, часто совершают такое, что ни в коем случае не хотели бы сделать. Думал и вдруг почувствовал, что я тоже, наперекор своему желанию, подхожу к собравшимся вокруг деда Гласевоса.

Иезуит Каро косо глянул на меня и локтем слегка толкнул Леонардо Серобо. Рыжий Давид улыбнулся так, будто у него был паралич лица. Были тут еще двое, Гайк и Сурен.

Но они даже не взглянули в мою сторону, так увлекли их события давно минувших дней, о которых рассказывал дед Гласевос.

- Садись, - предложила Нвард и подвинулась.

Я машинально сел на краешек бурого камня. Не понимаю почему, но я волновался.

Вспомнил про зажигалку, сунул руку в карман и начал щелкать. До чего же прав Рубен - это очень помогает. Сердце скоро перестало колотиться как ошалелое, и волнение прошло. Может, Нвард вовсе и случайно оказалась у деда Гласевоса? А пираты, увидев ее, подошли, чтобы познакомиться? Все возможно. Но я тем не менее уже порываюсь уйти. Конечно, человек никогда не должен терять рассудок.

И сейчас, когда я с помощью зажигалки совсем успокоился, я вдруг понял, что впервые толком вижу деда Гласевоса!

Наверное, часто так бывает с людьми: то, что всегда у тебя перед глазами, становится таким привычным, что ты этого и не замечаешь. И только нечаянно взглянешь другими глазами - и неожиданно сделаешь открытие...

Если бы я раньше задумал рассказывать о дедушке Гласевосе, все сказанное было бы точным, но это было бы не о том, человеке, которого я увидел сегодня. Передо мной был совершенно другой человек. Он, правда, как всегда, был одет в парусиновый китель, светло-серый, со следами утюжки. Я посмотрел на деда и подумал: видел ли я его когданибудь небритым? Наверное, нет. Чисто выбритый, до синих жилок, седые волосы чуть взлохмачены ветерком.

Дед Гласевос курил цигарку за цигаркой и рассказывал очередную свою историю. Он знал их множество. И все это были не сказки какие-нибудь.

Я слушал его и... удивлялся тому, как это происходит, что я вот вдруг почувствовал, что уже не ребенок, и почему мне вдруг стало ясно, что дед Гласевос совсем не такой, каким он мне раньше казался? Почему вдруг все вообще как-то изменилось?

И как хорошо, что у меня теперь есть зажигалка, которая приходит на помощь!

Дед Гласевос, наверное, уже рассказал ребятам о майском восстании 1920 года, рассказал и как потом на помощь большевикам подоспела Одиннадцатая армия. Все это я уже слыхал, и все мне казалось и очень близким и одновременно далеким. Близким, потому что рассказывал об этом свидетель событий, человек, который сам участвовал в борьбе, а далеким, потому что никак я не мог представить себе, что такое эпидемля холеры, от которой дед Гласевос чудом спасся в неправдоподобно далеком двадцать первом году.

После всего пережитого дед Гласевос работал в Ереване.

Потом его командировали в наше село, и он проводил коллективизацию, это, значит, колхоз создавал.

- Было около десяти хозяйств... Какие дома - землянки... Крот бы не выжил. Сейчас и следа от них не осталось. Я опомниться не успел, как срыли все это старье и на их месте один за другим стали возводить каменные дома. Теперь и мне не верится, что все это было на самом деле.

Это дед Гласевос говорил уже при мне.

- А голод? - спросил Леонардо Серобо.

- Голод? - Дед Гласевос опять закурил.- Да, конечно, был и голод. Была и война. Все было. Трудные были годы. Пришли и ушли... Именно в эти трудные минуты наш Лусашен вырос в город. Покойный дед твой, Сероб, первым вступил в колхоз. А с ним и еще несколько человек. Когда в то время говорили о том, как изменится жизнь, он не верил. Прямо так и отвечал: "Нет, сказки мне не рассказывайте, все равно не поверю, но пахать на наших камнях лучше вместе, в одиночку трудно". Если бы покойный был жив, он бы и сейчас не поверил, что дедовская деревня стала городом, тоже назвал бы это сказкой.