Кубанское казачество и его атаманы - Евгений Дмитриевич Фелицын

раздвигавший границы своего земельного довольствия старшина сходил в могилу и сам превращался в глыбу войсковой земли, тогда широкие границы его довольствия, потесненные новым, поднявшимся на верх лестницы войсковой иерархии, чиновным старшиной, суживались с быстротой утренней тени, и оставленное первым движимое имение в рогах, гривах, рунах и скирдах превращалось в прах, как червонцы фортуны, прорвавшие ветхую суму нищего». Вслед за чиновною старшиною последовал и вообще богач хуторянин. «С течением времени сами куренные общества, другими словами, нечиновные члены войсковой семьи, увлекшись примером произвола войсковых патрициев, объявили за собою право жаловать хуторами своих собратов, плебеев». Возникла земельная рознь в среде рядового казачества. «Различие между хуторами панскими и куренными исчезло. И те и другие, раздвигая свои земельные дачи произвольно, почти в самые улицы куреней, расширенных увеличившимся народонаселением, равно сделались несносны куренным обществам. Завязалась неугомонная, недостойная благоустроенного края борьба между куренями и хуторами. Чтобы остановить и сократить земельные захваты хуторов, курени выдвигают против них свои плуги, подходят под них траншеями, ископанными ралом; а хутора, в виде усиленных вылазок, напускают на куренные пашни свои стада и табуны. Борьба, как видите, земледельческого быта с пастушеским. Неурядам, жалобам и искам, самым нелепым, нет числа. Казаки «оборали» пана, а пан порубил казачьи плуги и вытоптал казачий посев. Урядник посеял жито, а сотник по его житу взял да посеял пшеницу, и тому подобное. Бог знает, как бы далеко зашла эта поземельная усобица, если бы не подоспело войсковое положение 1842 г. Напомнив казакам общинное значение войсковой земли, оно взялось сделать то, чего дотоле не доставало и в чем была ощущаема в среднем и низшем слое войскового населения настоятельная потребность – определить условия, размеры и порядок пользования землей, постановить строгую управу между пользовщиками и предметом пользования». Такое же свидетельство о земельной неурядице дал в 1846 году в одном из официальных документов генерал-майор Рашпиль, очень видный казачий деятель.

Но и положение 1842 года мало помогло горю. Оно узаконило фактические нарушения принципа казачьей равноправности на землю, установивши различные земельные нормы для рядового казачества и для панов. Между тем как рядовому казаку было определено 30 дес. земли на душу, дворянам сверх этой нормы положено было 200 дес. для обер-офицера, 400 дес. для штаб-офицера и 1500 дес. для генерала. Правда, положением земля отдавалась в таком размере дворянству только в пожизненное пользование, т. е. до тех пор, пока не умирал последний из живых наследников лица, получившего в пользование участок; но от этого, во-первых, не легче было рядовому казаку, а во-вторых, во всяком случае, благодаря такому порядку дел, создался довольно опасный для целостности войскового землевладения прецедент, который, как показали впоследствии обстоятельства, и послужил делу разрушения войсковой собственности. Словом сказать, шаг в этом отношении уже был сделан в 1842 году; оставалось пожизненное пользование обратить в вечное, потомственное, чего так добивалась казачья старшина еще на первых порах самостоятельного существования войска. Чрез 28 лет, новым положением 1870 года, пожизненное пользование офицерскими участками было заменено потомственным, из войсковой собственности была сделана собственность частная. А еще чрез 18 лет, т. е. в настоящее время, часть этой собственности успела уже перейти в руки других владельцев неказаков (которым продавали свои участки казачьи офицеры и их потомки. – Прим. ред.), свивших на этих когда-то войсковых землях прочное гнездо кулачества и, устроив такую важную в экономическом отношении точку опоры, обирающих тех самых казаков, предкам которых земля была отдана жалованными грамотами на праве войсковой, общеказачьей собственности.

Таким образом, что касается истории развития казачьей земельной собственности, то на этот счет у черноморских казаков было «не все добро зело». Это, конечно, указывает на то, что и казаки были люди и что им, как людям, ничто человеческое не было чуждо. Были стеснения, был захват, была борьба, было пренебрежение общим благом и интересами ближнего, казак допускал ошибки, впадал в увлечения, – но то была сама жизнь, то было ее постепенное осложнение, без чего немыслима была бы и история развития рассматриваемых явлений. За общим фактом земельных неурядиц во всяком случае стоял другой примировавший (главенствующий. – Прим. ред.) над этими неурядицами факт развития общинно-земельной казачьей собственности. Важно уже было и то, что за казачьими общинами и фактически, и законом были утверждены известные права на землю; а была у казака земля, значит, казак имел возможность быть казаком, содержать семью, поддерживать хозяйство и снаряжаться на службу.

VIII. Экономический быт и духовные потребности черноморцев

С поселением на Черномории казаки повели свою хозяйственную деятельность в духе тех приемов, какими характеризовалась экономическая жизнь Запорожья. Земледелие было слабо развито, главный промысел первоначально составляло скотоводство и отчасти рыболовство. Этому способствовали и естественные особенности края. Свободных пустующих пространств, с прекрасными пастбищами, было так много, что при теплом климате скот можно было разводить в значительном количестве, без особых затрат труда и хозяйственной заботливости: лошади круглый год паслись на подножном корму, рогатый скот приходилось кормить заготовленным сеном лишь в течение нескольких дней или недель в году, даже овцы большую часть зимы могли продовольствоваться подножным кормом. И скотоводство, действительно, процветало в Черномории в течение 70 или 80 лет; черноморские табунные лошади и серый круторогий скот имели в свое время широкую известность и высоко ценились хозяевами; многочисленные «отары» овец давали всегда достаточный запас пищи для внутреннего потребления России и шерсти для русских и заграничных рынков. Однако, раз утвердившись в крае, скотоводство очень скоро стало составлять специальный промысел собственно хуторского хозяйства. Курени (т. е. станичные общества. – Прим. ред.) были бедны скотом; куренному населению принадлежали лишь тощие «череды» (общественные стада) рогатого скота, маленькие «кущанки» овец и еще меньше лошадей, так что, напр., при снаряжении на службу, казак-станичник всегда покупал лошадь в табунах хуторян (т. е. богатых казаков, живших отдельными хуторами на станичных землях. – Прим. ред.). Куренной казак, поэтому, далеко раньше казака-хуторянина стал земледельцем. Хлебопашество, при отвлечении рабочих рук пограничной, «кордонною» службою, хотя и не могло давать особенно больших материальных средств, но во всяком случае служило главным средством прокормления казачьей семьи. Кроме скотоводства, весьма важным подспорьем служили для казака рыбные промыслы. Прибрежья Азовского моря, Кубани, некоторые степные речки, лиманы и плавни были превосходными рассадниками рыбы, плодившейся здесь миллиардами. Старожилы рассказывают просто чудеса об этом. Весной, когда белая рыба – «сула» (судак), «тарань» (вобла), «чабак» (лещ), карп и пр. шла из моря метать икру в плавни, лиманы и реки, то собиралась в столь огромные стада, что ночью у берегов слышался бесконечный шум и гул, производившийся рыбой в воде; на обратном