Душою и телом - Элизабет Беннет

– Я понимаю, как вам тяжело, Касси, но давайте поговорим о ваших планах. Миранда рассказывала мне, что вы очень увлечены вашей работой в газете… Скажите, вы не хотели бы переехать в Нью-Йорк?

– Работой своей я не особенно увлечена. А переехать… не знаю. – Ее первая мысль была о Джесоне. Не о том Джесоне, каким он был сейчас, а о том красивом ироничном мужчине, которым она бредила все время, пока не узнала о смерти Миранды. Ее сладкие грезы прервало известие об ужасной гибели сестры, но вовсе не означало, что он перестал ее интересовать. Даже напротив: теперь, когда она так болезненно переживала его холодность с ней, она особенно остро ощутила, что нуждается в нем. Но к этому чувству примешивались и другие, разобраться в которых Касси никак не могла…

– Вы еще подумайте, – сказал Магнус. – Я попрошу подержать это место свободным еще недельку. Судя по тому, что мне говорила о вас Миранда, вы прекрасно подошли бы для этой работы.

– Спасибо, – ответила Касси. – Мне она говорила то же самое. Но не могу сказать, чтобы я была уверена в этом так же, как Миранда. Хотя она и пыталась убедить меня тогда… когда я приезжала на Пасху. Странный тогда получился разговор…

– Да, вы уже упоминали о нем по телефону, когда я позвонил вам, чтобы сообщить… Помните? Вы сказали, что будто бы Миранда хотела, чтобы вы ей помогли? Что вы имели в виду, Касси?

– То, что мне показалось странным упорство, с каким она уговаривала меня согласиться на эту работу. Никогда до этого она не пыталась помочь мне, вообще никогда не интересовалась моей карьерой. А в то утро она так уговаривала меня… чуть ли не требовала. Когда я спросила ее, почему она взялась вдруг мне помогать, она ответила, что, видимо, это родственные чувства.

– Она не сказала вам ничего особенного?

– Особенного? Нет. А о чем?

– Я не знаю… Просто я подумал, что, возможно, было что-то, что ее волновало, но о чем она не говорила никому, даже мне. Невозможно не чувствовать себя виноватым, когда кто-то умирает так… неожиданно. Мне все кажется, что я мог это как-то предотвратить. Что-то сделать, чтобы ничего не случилось…

– Я понимаю вас, – спокойно сказала Касси, хотя что-то в его тоне взволновало ее. Но Магнус не дал ей возможности над этим поразмышлять. Взяв её под руку, он направился вместе с ней к толпе знаменитостей. И потом в течение часа, а может, и более он представлял ее то начинающей киноактрисе, то автору всемирно известных бестселлеров.

– Вы так похожи на Миранду, – прошептал, целуя ей руку, оперный импресарио.

– Мы должны как-нибудь встретиться и пообедать вместе, – защебетала Люсинда Фиппс, – и вместе повспоминать бедняжку Миранду.

– Дорогая моя… – Сенатор Хаас наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, но промахнулся. Его сухие губы коснулись ее носа; от сенатора пахло выпивкой и одеколоном после бритья. – Я даже выразить не могу, как глубока наша скорбь…

Через три часа Касси лежала в своей кровати в спальне огромного темного дома Даринов и никак не могла уснуть. Она все думала о прошедшем дне. Трудном дне. Вспоминала похороны. И то, какое лицо было у Хивер, когда они выходили из церкви. Еще она думала о том, как холоден был Джесон, когда подвозил ее на машине к Магнусу. Вспоминала шикарный прием и тех знаменитостей, с которыми она там познакомилась. Наконец ее мысли переключились на Магнуса. И на ту работу, которую он ей предложил. И на то, с каким явным интересом он отнесся к ней, к Касси. Она осознавала, что в том мире, где вращался Магнус, было нечто недоступное ее пониманию. Как будто люди из этого мира выставляли напоказ только часть себя. Слишком многие улыбки, приветствия, соболезнования показались ей сегодня фальшивыми. Касси чувствовала себя уставшей и, как она сама это для себя сформулировала, эмоционально разбитой. А, кроме того, она испытывала какой-то совершенно детский страх: ей чудилось, что ей что-то угрожает, а вот что – она и сама не могла понять.

8

Дерек Хаттери, глава фирмы «Хаттери, Хаттери и Слоан» вел себя несколько странно. Он сидел за идеально чистым антикварным столиком из розового мрамора, шелестел бумагами, и все никак не приступал к делу, словно никак не мог решиться.

– Может, мы, наконец, начнем? – спросил Джесон, откидываясь на спинку кожаного кресла и скрестив на груди руки. Касси сидела подле него, молчаливая и застенчивая; она была одета в то же серое платье, что и тогда, когда он впервые ее увидел. Казалось, это было так давно! На самом деле прошло меньше месяца с тех пор, когда он впервые открыл перед ней входную дверь их дома. Он тогда сразу догадался, кто она такая, потому что ее облик очень живо напомнил Миранду – ту, какой она была в их первую встречу. До ее успеха. До Магнуса. В первые недели их совместной жизни, когда все казалось сладостным и похожим на сказку. Сейчас он с удивлением вспоминал, что в те дни он всерьез считал себя защитником Миранды. Он действительно верил, что она в нем нуждается.

– Э… ну… я подумал, что лучше будет, если мы зачитаем завещание в присутствии сестры миссис Дарин… – он кивнул Джесону на Касси, – на случай, если… возникнут проблемы.

– Почему они должны возникнуть, Дерек? – нервно спросил Джесон. – Я знаком с условиями завещания Миранды. Мы оба написали завещания, сразу же, как поженились.

– Да, да… – Хаттери вновь мешкал и шуршал бумагами. – Но все дело в том, что миссис Дарин изменила свое завещание. Не так давно.

– Как? Когда же это произошло? – спросил изумленный Джесон.

– Э-э-э… две недели назад… – ответил адвокат, избегая его взгляда. – Я тогда тоже очень удивился и спросил ее, уверена ли она в том, что это не минутная прихоть. Я пытался сделать все, что было моих силах. Но ты же знаешь, она была так упряма!

Адвокатская контора «Хаттери, Хаттери и Слоан» занималась делами Джесона Дарина и помогала ему в заключении сделок в течение вот уже двадцати лет. Когда Миранда встретилась с Дереком и переписала свое завещание, между партнерами разгорелся жаркий спор. Они никак не могли решить, должны ли они поставить в известность Джесона или нет. В конце концов, возобладала обычная адвокатская мудрость – не делать ничего, пока в этом не возникла необходимость. Но ведь никто не знал тогда, что такая необходимость возникнет, к несчастью, очень скоро.

– Почему же ты ничего не сказал мне, Дерек?

– Я… мы… не думали, что для этого настало время. Наш адвокатский долг – хранить тайну. Но, поверь, мы уговаривали ее все тебе рассказать. Мы надеялись, что она еще передумает.

– Ладно! – вздохнул Джесон. – Ну что ж, ознакомьте нас с ним.

Она лишила его всего. Всего совершенно. Но дело было не в том, что он нуждался в деньгах. Напротив, его состояние превышало ее раз эдак в двадцать. Обидно было другое: ведь именно он мог ей купить акции на ее первую большую плату, так гордился, когда потом эти акции повысились в цене, советовал ей, когда нужно продать, когда, наоборот, прикупить еще. Он направлял ее денежные дела очень долго, многому ее научил. Благодаря ему ее состояние преумножилось, у нее появилась чековая книжка, собственный представитель на бирже. Как и во всем остальном, он дал ей в этом деле столько, сколько мог, и она воспользовалась этим. Она всегда просто пользовалась им. Она оставила все, что ей принадлежало – одежду, драгоценности, машины, дома, банковские счета и акции, – своей сводной сестре Кассандре Хартли. Половина ее состояния должна была перейти к ее дочери, Хивер Дарин, по достижении той двадцати одного года; в случае же смерти Касси все состояние наследовала Хивер. В завещании содержались многочисленные пункты и подпункты, но суть от этого не менялась: имя Джесона не упоминалось ни разу.