Ревность волхвов - Анна и Сергей Литвиновы

Несмотря на то что к ферме вела не только лыжня, но и трасса для мотосаней, и автомобильная дорога, экскурсантов оказалось мало: лишь финская пара средних лет с младенцем. Дитя спало в пластиковых салазках, укрытое до глаз одеялом. Я попросил парочку — и они запечатлели нас с Лесей вдвоем на фоне белого оленя.

Потом мы отстегнули лыжи, оставили их в специальных козлах у входа и зашли в самую натуральную избу — ничем с виду не отличающуюся от изб в Ленинградской или Архангельской области. Внутри стилизация под старину продолжалась. Дрова горели в открытой, вроде камина, печи, по стенам стояли лавки, в середине тянулся грубый стол, а по углам были развешаны оленьи рога, шкуры, шаманские бубны и прочие изделия народных промыслов. Приметливый взгляд мог разглядеть на каждой вещи этикеточку с ценой в евро. Дверь, ведущая на кухню, являлась одновременно стойкой. За ней стоял пухлый рассудительный мальчик лет четырнадцати. Рукописное меню, пришпиленное к стене, предлагало скромный харч: булки, сникерсы, орешки, кофе с чаем. Я вспомнил, что сегодня даже не завтракал, и от запаха кофе и свежей выпечки у меня помутилось в голове.

Я немедленно усадил Лесю за стол и купил у парнишки две чашки кофе и столько булок, сколько смог унести.

О, как же приятно было наконец-то наесться и выпить горячего! Временно я даже потерял дар речи. После еды сытость и тепло прямо волнами разливались по телу, действуя посильнее алкоголя. А тут еще Леся достала из рюкзачка небольшой термос:

— Я думаю, приносить с собой и распивать здесь позволено.

— Еще бы! В избе сидим, а не в «Савое».

Девушка разлила по кружкам чай. Я отхлебнул. В нем оказалось изрядно коньяку.

— А ты, Леська, знаешь толк в жизни! — воскликнул я, и она рассмеялась.

— Как ты думаешь, сколько стоит покататься на олешках? — спросила она.

— Ща выясним.

Рассудительный пацан за стойкой неплохо говорил по-английски.

Вот интересно, подумал я: на той же широте, но пятьюстами километрами восточнее, где-нибудь в Мурманской области, много ли найдется мальчишек, с достоинством обслуживающих туристов и сносно владеющих языком Шекспира? Наверно, очень немного… И когда они наконец появятся? Видать, ответил я себе, когда появится потребность — в лице интуристов. А когда те станут приезжать к нам? Когда появятся дороги и прочая инфраструктура, включая резаные, размеченные лыжни. То есть вряд ли при нашей жизни…

Но я отвлекся — а тем временем мне удалось выяснить расценки на прокат оленей. Потом я увидел фото, весьма неплохого качества, висевшее у стойки. На нем тот самый мальчишка из-за стойки, на сей раз в национальном финском костюме, изображался в обществе того самого суперрогатого оленя-альбиноса, с которым мы только что фотографировались. И чтоб оставить память о сегодняшнем дне — как-никак первое января, — и чтоб поощрить молодого хозяйственника, я купил за восемьдесят евроцентов открытку и попросил парнишку написать на ней его имя. Тот старательно вывел печатными буквами: ТОРI KENTTALA.

Вернувшись к столу, я заметил, что Леся довольно грустно вертит в руках варежки с национальным орнаментом. Когда я подошел, девушка с неуловимым вздохом повесила их на место на стену. Зрение у меня хорошее, и я заметил на варежках ценник: «15 евро». Я доложил Лесе результаты своего маркетингового исследования: «Прогулка на оленях за полчаса стоит шестьдесят швабриков с человека».

— Ужас какой! — воскликнула девушка. — Да они тут рвачи настоящие!

— Юный капиталист заверил меня, что на других фермах еще дороже.

— Нет, за такие деньги, — совершенно искренне сказала Леся, — ни на каких оленях я кататься не хочу!

— Ты знаешь, я тоже, — поддержал я ее.

Тут, вдохновленный своим бизнесом с открыткой, к нам подошел мальчик, стал указывать на висящие по стенам шаманские бубны и вещать, что он сделал их сам, своими руками. Ценники на барабанах не вдохновляли: сто пятьдесят, двести евро — поэтому пришлось отказаться. Однако потом я отвел его от стола и, пошептавшись, договорился о другой сделке.

А когда возвратился к Лесе, она — вот упорная девчонка! — все-таки поведала мне о тайне, о которой упоминала на трассе (я, признаться, об этом уже и забыл). Во время новогодней вечеринки, вчера, она подслушала диалог.

Беседовали супруги Родион и Стелла Сыромятские (кстати, глядя на их взаимную холодность, я временами готов был счесть, что брак их — просто фикция, прикрытие). Интересным разговор стал (сказала мне Леся), когда Родион ледяным тоном спросил у Стеллы:

— Почему мы приехали именно сюда?

— Но ты же сам просил меня, — делано возмутилась девушка, — устроить тебе частную, без всяких турагентств, поездку в Финляндию! И именно в Заполярье!

— Да, я просил, — сухо отвечал Сыромятский. — Но почему ты выбрала именно эту компанию?

Молодая супруга отвечала с вызовом:

— Выбрала и выбрала, тебе что, не нравится?

— Не нравится.

— Что именно?

— Не нравится то, что ты, как я погляжу, нашла именно этих людей совсем не случайно…

Стелла хихикнула:

— С чего ты взял?

— Я вижу.

— Тебе Вадим не нравится? Или мой интерес к нему?

— На ваши шашни мне плевать. Я о том, что за ними кроется.

— А что за ними кроется?

— Хватит дурака валять! Я повторяю свой вопрос: почему именно эта компания? Ну, говори!

— Голос у Сыромятского стал угрожающим, — продолжила Леся, — и он даже, кажется, сдавил Стелле плечо или руку, потому что она вскрикнула от боли, а потом, после паузы, проговорила со слезами:

— Просто кое к кому из них у меня есть кое-какие счеты…

— К кому? И какие? — воскликнул тут я, обращаясь к Лесе.

— Откуда ж мне знать! — отвечала моя спутница.

— Ты не поняла из разговора?

— Абсолютно нет, — покачала головой частная сыщица и продолжила свой рассказ.

Итак, Родион в ответ на Стеллино признание произнес угрожающе:

— Смотри!.. Доиграешься у меня!

— Не волнуйся, все пройдет спокойно, — отвечала Сыромятская заискивающим тоном.

— Но если ты наведешь сюда полицию, — с тихим гневом заявил ее муж, — да еще раньше времени!.. Я тебе голову отверну!..

— Тут они заметили меня и даже поняли, что я прислушиваюсь к их разговору, — проговорила Леся, — и потому резко оборвали его.

— Да, странная пара, — лениво промолвил я. Думать и обсуждать что-либо мне не хотелось. Здесь, у огня, в тепле, я угрелся и размяк. А на улице, меж тем, смеркалось, смеркалось — да и смерклось окончательно…

Когда мы с Лесей наконец пошли на выход, деловой финский подросток вышел из-за стойки и, смущаясь, протянул девушке рукавички, на которые она обратила свое внимание. Он пробормотал, что хочет сделать ей подарок, как десятитысячной посетительнице их фермы. Леся тоже смешалась, метнула удивленный взор на мальчика, потом строгий на меня, сперва спрятала руки за спиной, а потом все-таки взяла подарок. «Спасибо», — прошептала она по-русски, наклонилась и поцеловала пацана в щеку, чем окончательно ввергла его в огненный ступор.

Мы покинули избу, и Леся тихо проговорила мне:

— Не надо так больше делать…

— Что ты имеешь в виду? — я прикинулся шлангом.

— Ты знаешь, что.

Я пожал плечами. В душе я ликовал. «Что ж, если лихой наскок не удается, подтянем тылы и начнем длительный приступ. Но не мытьем, так катаньем, все равно ты будешь моей, девочка…»

На дворе совсем стемнело. Ферму скудно освещали несколько фонарей и новогодняя иллюминация. Мы нацепили лыжи. Настроение у меня, после чая с коньяком, сладких булок и варежек, ловко подаренных Лесе, было прекрасным. Я улыбнулся и проговорил:

— Вперед!.. Впереди двести миль по непроложенному пути, еды хватит всего дней на шесть, а для собак и совсем ничего нет.

— Откуда это? — спросила Леся.

— Что?

— Про двести миль непроложенного пути. Ведь это цитата?

— Да, цитата. Джек Лондон, «Белое безмолвие».

— Шутки шутками, — девушка зябко поежилась, — однако правда: как мы пойдем по лесу в темноте?

— Хочешь, вызовем такси?

Леся упрямо помотала головой:

— Нет, не хочу.

Сквозь серую пелену пробивалась почти полная луна. Она озаряла нас мертвенным неверным светом. Я указал на ночное светило лыжной палкой.

— Этого прожектора нам хватит. Плюс белизна снега. А кроме того, пойдем другим путем, не через лес, а вдоль горы. Километраж больше, но через два кэмэ начнется освещенная трасса. Не бойся, не заблудимся.

— Этого я боюсь здесь меньше всего, — улыбнулась девушка. — Поэтому веди меня, Сусанин. Тебе я доверяю.

Мы ступили на лыжню. Леся несколько раз оттолкнулась палками, а потом вдруг обернулась ко мне и спросила:

— А правда, странно, что сегодня первое января, Новый год?

— Да, верится с трудом. В России все сейчас у телевизоров, над вчерашними салатиками угасают.