Цена империи - Алексей Глушановский

– Я хочу родить от тебя ребенка, – убрав руки от лица, твердо произнесла девушка, и решительно взглянула в его глаза. – Вот. Не так часто среди людей рождается подходящая для богов пара. И я не такая дура, чтоб упустить свою удачу из-за глупых предрассудков. Но если ты не хочешь, – вдруг робко всхлипнула она, – я всё пойму, я приму любое твое решение. Ты согласен?

Аларих не смог сдержать вылезшую на лицо веселую усмешку.

– Так вот, значит, что чувствует женщина, когда ей делают предложение руки и сердца, – улыбнулся он. – Интересные надо сказать ощущения. Я согласен, моя императрица!

Время летит. Быстрее всего оно мчится, когда дело касается смертных. Особенно смертных, загруженных делами и несущих на своих плечах бремя власти. Со дня свадьбы молодого вождя Алариха Стальная Хватка и богини-покровительницы ромеев, Верлерадии Милосердной, прошло три года.

Много событий случилось за это время. Не дождавшись появления на свет долгожданного внука, умер могущественнейший вождь и безжалостный завоеватель, основатель раскинувшейся на две трети мира Великой Степи, Сельман Кровавый. Вступивший в права наследства Аларих официально объявил себя императором и, не желая жить вдалеке от любимой жены, перенес столицу в Ремул. Некоторые из древних степных родов, осмелившиеся возражать данному решению, захлебнулись в собственной крови. Та же участь постигла и тех, кто решив воспользоваться временным благодушием Алариха, рискнули поторговаться для получения некоторых преференций После столь наглядной демонстрации, оставшиеся в живых мудро рассудили, что 'яблочко от яблони далеко не падает' и сын Сельмана Кровавого вполне достоин своего отца, заслужившего свое прозвище отнюдь не из-за пристрастия к алому цвету.

В положенный срок, спустя три месяца после коронации, у молодого императора родился сын. То, с какой пышностью отмечал знаменательное событие счастливый отец, произвело немалое впечатление на всех, кому повезло принять участие в празднике.

Но… Во всем хорошем, может таится зачаток будущей беды. Слишком много времени прошло с последнего наступательного похода ланов. Некогда отважные степные воители все чаще и чаще предпочитали мирные пути решения проблем, не желая лишний раз рисковать своей счастливой жизнью. Постепенно, соседи Великой степи перестали волноваться за свои границы. За восемь лет существования империя больше не предпринимала никаких попыток нападения, она росла, богатела, развивалась.

Всё чаще и чаще её диковинные разработки и несметные сокровища будоражили умы ближайших государств. Но если раньше их останавливала осторожность и страх перед могучей армией, то теперь жадность притупляла инстинкт самосохранения. Да и армия была уже не та. Восемь лет мира, довольства и сытой жизни, – достаточный срок, чтобы расхолодить даже самых непримиримых и жестоких головорезов.

А в это время в Дарайском королевстве, основном западном сопернике империи ланов, умер король. Взошедший на престол наследник, Норберт Свирепый, опасений отца не разделял и решил попробовать на зуб лежащие на востоке богатые земли Степной Империи

'Разве они опасны? – всё чаще размышлял он, слушая доклады шпионов. – Они разжирели и потеряли хватку. Аларих слишком озабочен развитием мирных ремесел. Да стоит ли ждать отваги и воинской сноровки от императора который пишет стихи, и даже не скрывает этих своих наклонностей? А ведь у них такие земли!'

И так думал не он один. Огромные, богатые земли вызывали зависть у всех соседей, и, по мере того как слабел страх перед бесчисленными туменами степных воителей, сильнее и ярче разгоралась жадность и тем больше крепло желание отщипнуть у Великой степи лакомый кусочек богатой страны. Идеи Норберта нашли много последователей, и все новые и новые страны, княжества, герцогства и королевства присоединялись к тщательно сколачиваемому им союзу.

И вот настал день, когда огромная армия союзников под предводительством Дарайского короля направилась в сторону Великой Степи. Первые стычки произошли на западной границе бывшей Ромейской империи. За первый месяц войны Империя потеряла шесть городов. Когда об этом доложили Алариху, он чуть не завыл от злости. Глянув на карту мира великий император гневно ударил кулаком по столу. Проклятый контракт. Проклятый Ллуарт, из-за которого он не мог сам вступить в битву. Два тумена отборных воинов, – все, что он смог набрать за столь короткое время, отдал Аларих Тилле, и как всегда веселый и улыбчивый Лис поцеловал жену, обнял дочь и сына, взмахнул рукой со сверкающей саблей и отправился в бой, пообещав, что вернется с победой, или не вернется вовсе.

Он не вернулся. Гонцы рассказали Алариху о последних минутах его друга. Тилла вел в бой воинов Степи, и армия противника была уже почти сокрушена отважными воителями, когда из глубины смешавшихся вражеских рядов показались странные устройства. Они походили на прикрепленные к огромным колесам бронзовые трубы.

Неизвестное оружие извергло из своих утроб огонь вместе с густым вонючим дымом, и тотчас на ряды воинов обрушился удар страшной силы. Как трава под косой крестьянина, пали отважные бойцы, пораженные силой неведомого оружия. И лишь поспешное отступление позволило спастись тем немногим, кто доставил императору эти печальные известия.

Тилла, сражавшийся в первых рядах, был разорван вместе с конем этой странной и неведомой силой.

Так говорили гонцы, стыдливо отводя взгляд от вопрошающего взора императора и затаенный страх сквозил в каждом их слове и движении.

– Что это? – спросил император у жены. – Это и есть та самая магия, о которой ты говорила когда-то?

– Нет, – покачала головой Верлерадия. – Будь это магией или деяниями богов, я бы знала и могла помочь. Но это, увы, дело рук человека.

– Понятно, – кивнул император, и нежно обнял своего сына. – Не беспокойся, любимая. То, что создано одним человеком, вполне может быть уничтожено другим.

– Ты идешь на войну? – с тревогой и ужасом спросила богиня, глядя в глаза своего императора.

– У меня нет иного выхода, Рада, – прошептал он, прижимаясь своим лбом ко лбу жены. – Если я вступлю в бой, то потеряю душу, но если не сделаю этого, то лишусь всех вас. Погибнет не только империя, но и мой народ. А больше всего я переживаю за тебя с сыном. Дарайский король не оставит вас в живых. А этого я не могу допустить. Я люблю тебя и маленького Атталлу, люблю больше всего на свете.

– Я тоже люблю тебя, мой император, – прошептала Верлерадия, сдерживая слезы в глазах. – Знай, лишенные души, не могут войти в священную рощу, а я не могу её покинуть. Но я всегда буду с тобой, а ты будешь в моем сердце.