Укус ящерицы - Дэвид Хьюсон

– Я наведу справки.

– Да, займитесь. Что еще вы хотели бы узнать?

– Расскажите о Хьюго Мэсситере.

Вопрос ее удивил.

– Неужели вы действительно ничего о нем не слышали?

– До сегодняшнего дня – нет. Теперь я знаю, что он очень богат. Очень влиятелен. И что на протяжении нескольких лет в Италии этот джентльмен считался персоной нон грата.

– О нем писали во всех газетах! Вы должны помнить. Был ужасный скандал. Речь шла о музыке… одном чудесном музыкальном произведении… да, я его слышала. Говорили о краже, нарушении авторских прав. Потом выяснилось, что он ни при чем. Похоже, его обманула какая-то парочка, англичанин с подружкой.

– Я так и понял. И еще кое-кто погиб.

Этого она не помнила. А вот музыка запала в память. Одно время ее часто играли для туристов профессиональные оркестры, и мелодия стала чуть ли не популярнее «Времен года». По крайней мере звучала определенно свежее.

– Да, кто-то погиб. Но Хьюго Мэсситер тут ни при чем. В газетах именно так и написали. В противном случае он никогда не вернулся бы в Венецию, ведь так? Вы – полицейский. Вы должны знать о том случае больше, чем я.

– Должен, – согласился Фальконе. – Итак, завтра?

Рафаэла посмотрела на кастрюлю с пастой, на облачко пара, выплывшее в окно и устремившееся к железному ангелу, в руке которого снова пылал факел. Огонь бился на ветру, мигал, затухал и вспыхивал, пожирая газ, на оплату которого у них не было денег. Сколько раз стояла она здесь, готовя ужин? Сколько лет жизни провела в этой кухне?

Завтра для разнообразия братья приготовят себе сами.

Глава 9

Робко держась за руки, Ник Коста и Эмили Дикон прошли от скромной квартиры в Кастелло до набережной у парка Джардини. Отсюда до облюбованного Перони ресторанчика, притаившегося на тихой улочке за Арсеналом, оставалось не больше десяти минут. Оба хотели побыть наедине, на что за обедом в компании Перони и Терезы, а также напросившегося пятого лишнего, Лео Фальконе, рассчитывать не приходилось.

Заметив свободный столик на открытой террасе, Эмили повернула к нему. Они заказали по чашке кофе, в цену которого хозяин, очевидно, включил и прекрасный вид на лагуну. Оранжево-желтый диск солнца скатывался с растянувшихся вдоль далекого горизонта холмов, и на всем – лагуне, городе, отражениях зданий в колышущейся воде – лежал его теплый, густой отсвет. Время от времени, когда выдавался свободный вечер и дел не намечалось, Коста садился в моторку самого неторопливого первого маршрута и совершал прогулку по Большому каналу, любуясь этим ненавязчивым чудом, совершаемым на глазах туристов и привлекавшим иногда даже отдельных венецианцев.

– Расскажи о деле, Ник, – предложила Эмили. – Что можно. Должно быть что-то важное, если вам перенесли отпуск.

Коста никогда не позволял себе забыть, что в ее жизни происходит фундаментальный сдвиг, что она старается отринуть прошлое агента ФБР, изгнанного со службы за неподчинение, и найти себя на поприще архитектора в чужой пока стране. Старая кожа слезала медленно, да и куда денешь врожденное любопытство и самолюбие, заставляющее воспринимать любую проблему как вызов. То были лишь два аспекта ее сложной, многогранной личности, неизменно волновавшей воображение Косты.

– Дело… – Он помедлил, думая, как сформулировать первые впечатления. – Дело обычное. Семейное. Муж убивает жену, а потом тоже погибает. То ли намеренно, то ли по случайности. Мы пока не знаем.

– Получается, все просто.

Но это же Венеция, подумал он. Или, точнее, Мурано. Место, где перед чужаками, пусть даже следователями, никто не спешит открывать двери.

– Похоже, что да. Кстати, мы приглашены на вечеринку завтра вечером. К Хьюго Мэсситеру. Тому англичанину с катером. Имя знакомо?

Эмили недоуменно пожала плечами.

– Нет. А должно?

– Лет пять назад оно было на слуху в связи с одним скандалом.

– Пять лет назад я была в Вашингтоне, – напомнила Эмили. – А скандал… Без скандалов сейчас ничто не обходится.

Он опустил глаза.

– Извини, Ник. Такты думаешь, что я действительно могла о нем слышать?

– Я по крайней мере слышал. И собираюсь ознакомиться с его досье подробнее. Мэсситер считает себя здесь большим игроком. Сейчас планирует купить островок возле Мурано у неких Арканджело. Погибшие из этой семьи. Завтра он устраивает прием, на который приглашены и мы. Мэсситер ведет реставрационные работы, хочет устроить галерею.

Эмили нахмурилась.

– Подожди. Ты говоришь об острове Изола дельи Арканджели?

– Ты о нем слышала?

– О нем слышал каждый, кто изучает современную итальянскую архитектуру. Одна из самых безрассудных затей двадцатого века. – В голубых глазах вспыхнули огоньки. – Удивительное место. По крайней мере так говорят. Туда уже давно никого не пускают.

– Положение скоро изменится, потому что за дело взялся Мэсситер.

– Так он его покупает? Мне всегда казалось, что такого рода объекты в конце концов становятся городской собственностью. Это же что-то вроде местной достопримечательности. Немного необычной, конечно, но тем не менее…

Коста вспомнил жалобы Мэсситера на скудость средств и откровенные намеки на близкие контакты с местными властями.

– Возможно, была какая-то договоренность. Не знаю. Но он определенно рассчитывает прибрать остров к рукам. Только сейчас, похоже, ему не хватает наличности. Ну как, складывается?

– Если Мэсситер и впрямь реставрирует такой провальный проект – несомненно. Я читала об Изола дельи Арканджели. Как и все в Италии, кто рассчитывает получить степень магистра по архитектуре. Наглядный пример того, что случается, когда конструкцию приносят в жертву дизайну. Ущербность проекта просматривалась с самого начала. Автор его, если не ошибаюсь, даже не был профессиональным архитектором. Лет двадцать назад обвалилась крыша. Серьезно пострадали несколько строителей. Тогда его и закрыли для публики. Чтобы превратить эту несуразицу в нечто пригодное к использованию, нужны очень, очень большие вложения.

Если так, то положение англичанина еще более отчаянное, чем он готов признать, подумал Ник. И тогда он скорее всего не блефует, когда говорит о крайнем сроке для заключения сделки с Арканджело.

– Игрушки богатых, – пробормотал Коста.

– Хороши игрушки. – Эмили покачала головой. – Я бы все отдала, чтобы побывать там! Так нас пригласили на вечеринку?

Он хотел сказать, что смотреть особенно не на что, что архитектурная достопримечательность – всего лишь старое, пришедшее в упадок здание. Что в городе полным-полно такой рухляди. Ник не был невеждой. Ему нравилась Венеция. Нравились многие ее места. В этом городе ощущалось нечто неуловимо волнующее, притягательное. Здесь все застыло. Ничто не менялось. Здесь все прониклось меланхоличностью лагуны. Даже люди, проживающие мелкие, ничтожные жизни, кажется, пребывали в полной уверенности, что они вечны, как вечен изливающийся с ясного неба яркий свет.

– Наверное, я на подъеме, – усмехнулся он.

– Мы на подъеме, – поправила Эмили.

Он еще раз поцеловал ее, убрав упавшую на щеку прядь. Поцеловал медленно. И замер, ощутив ее ответ.

– Мы… нам еще нужно пообедать, – прошептал он.

– Так уж и нужно?

Выбирать не приходилось. Фальконе напросился на ужин не без причины. К тому же чутье подсказывало Нику, что надо быть настороже. Возможно, ради них всех. Перони уже вкатился в отпускное настроение. Фальконе, похоже, склонен верить всему и не замечает сложности за внешней простотой. Для него Венеция – тихая заводь, сцена, где местными копами можно пол подтирать. Костя в этом уверен не был.

– Нужно, – сказал он. – Но мы не задержимся.

Глава 10

Ресторан находился в тихом переулке между Арсеналом и главной улицей Кастелло, виа Гарибальди, в квартале, населенном преимущественно рабочим людом, неподалеку от полицейского управления. Перони отыскал его примерно через неделю после прибытия в Венецию. Он не только обладал сверхъестественным нюхом на такого рода заведения, но и не знал равных в умении подмаслиться к обслуживающему персоналу. Управляли ресторанчиком две сестры, крупные, дружелюбного склада женщины. Десять заполнявших сумрачный интерьер столиков рассчитанных на четыре посадочных места каждый, обслуживали две девчушки, дочери хозяек. Поначалу Косте и Перони приходилось пережидать небольшую очередь, но потом хитроумный напарник Ника пораскинул мозгами и быстро решил проблему. В августе большая часть местных обычно покидает город в поисках прохлады, так что посетителей в зале было немного. Перони сдвинул два столика в углу, со счастливой улыбкой выслушал короткий перечень вечерних блюд и, сделав заказ, успокоился, как человек, готовый в полной мере насладиться гастрономическим раем.

Ник Коста знал толк в еде и уж по крайней мере мог оценить ее по достоинству, а то, что предлагалось здесь, в полной мере соответствовало понятию «домашняя кухня» с поправкой на то, что ели посетители все же не у себя дома. Его отход от строгих правил вегетарианства выразился в том, что он позволил себе взять рыбу, и объяснялся главным образом тем, что готовили ее здесь исключительно хорошо. На первое все заказали пасту с крошечными креветками и свежим, хрустящим рокет-салатом. Перони настоял, чтобы все, кроме Ника, взяли стинчи, обжаренную в масле с чесноком на медленном огне свиную ножку. Коста остановил выбор на восхитительных сарде ин саор, свежих сардинах, маринованных в уксусе и масле с добавлением лука, кедровых орешков и кишмиша. Блюдо это считалось венецианским деликатесом, и сестры готовили его каждый день, с полным правом заявляя, что лучшего не сыскать во всем городе. В результате довольным остался даже Лео Фальконе, поначалу состроивший кислую физиономию при виде налитого прямо из бочки красного домашнего вина, которое заменили двумя бутылками модного амароне.