Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат - Вера Камша

– Вот ведь, – долетело сзади, – разбросался!.. надорский.

– И то, – согласился еще какой-то урод. – Гонор не щетина, не сбреешь.

Гонор… Гонор – это в «Острой шпоре», может быть, в Нохе, а в плену либо остаешься рыцарем, либо превращаешься в тряпку. Ричард выбрал первое, хотя осадить чесночников смог бы и Наль. Хуан с его головорезами были посерьезней, держать эту свору на цепи было по силам разве что Ворону. Злоба кэналлийцев, пожалуй, могла испугать, фамильярность Роберовых олухов лишь бесила. С охранниками Ричард разговаривал только в случае крайней необходимости, а растянувшееся до невыносимости время коротал, составляя в уме письмо кесарю и выискивая в памяти все, что может пригодиться в будущих войнах.

Прямо из-под ног порскнул позабывший о страхе зайчишка, возившийся с упряжью солдат хохотнул и свистнул в два пальца, словно голубям. Ричард обогнул стоящую под рябинами телегу и выбрался к обрыву. Он любил это место. Внизу плескалась мутная речонка, не удостоившаяся нанесения на лаикские карты. Склон был глинистым, почти отвесным, но в него умудрилось вцепиться облезлое мертвое дерево. Юноша прихлопнул кого-то вроде комара и уселся на теплую траву. Сбежать от чесночников было легче легкого, и Ричард сбежал бы, не удерживай его здравый смысл – солдаты явно кого-то ждали, а кого они могли ждать, кроме Иноходца? Не то чтоб Дикон горел желанием встречи, разговор предстоял не из легких, но отказаться от него было бы не по-товарищески. Кроме того, Робер мог привести Сону и уж точно не отправил бы сына Эгмонта к союзникам без сапог и оружия. Это если Эпинэ хотел попрощаться, но у него могли быть и иные намерения.

При всех своих недостатках Иноходец оставался внуком Анри-Гийома и другом Альдо, что ему делать в Талиге, даже если его соизволят «простить»? Прислужники Олларов прощают герцога Эпинэ! Повелителя Молний. Человека, прошедшего Ренкваху, Барсовы Врата, Дараму… «Ха!» – как говорил Свин. Даже не смешно.

Эпинэ не мог оставить вцепившуюся в него кузину, кроме того, его заморочили все эти инголсы, но он человек Чести, а месяц – достаточный срок, чтобы одуматься. Сперва Робер не хотел встречи, и Ричард его понимал, потом что-то произошло, и Иноходец отправил вслед Дювье гонца с приказом остановиться и ждать. Будь иначе, они бы уже обогнули ненадежные Надоры, хотя, вернее всего, солдатам изначально велели проводить герцога Окделла до Лукка и присоединиться к ноймарам Эрвина. Во всяком случае, бóльшая часть обоза осталась на том берегу, Дювье переправил лишь четыре телеги, при которых был десяток человек. Судя по всему, из родового замка Эпинэ… Робер им верит больше, чем другим, хотя из нынешних южан хороших солдат не выйдет. Нынешние южане либо разбойники вроде кэналлийцев и адуанов, либо забывшие свое место бездельники. Много б они навоевали, даже с Робером, без Люра и без сюзерена! Хотя мысль отделиться от Олларов была здравой. Не для Внутренней Эпинэ, разумеется, там это дело безнадежное, а вот Надор… Королевство Надорэа, союзное Дриксен, Гаунау и Кадане, защищенное Лукком, Ренквахой и силой Скал, – это посерьезней выдумок Карваля! Северный союз заставит с собой считаться не только захромавший Талиг, но и Гайифу, а Щит Скал вынудит варитов признать первенство Надорэа.

Если ноймары и бергеры окажутся достаточно умны, они встанут на нужную сторону, нет – что ж, тем хуже для них. Впрочем, говорить с северянами следует, лишь завладев Щитом, не раньше, и говорить лучше всего с Эрвином, он человек неглупый и верный, а псы Лита должны служить его потомкам…

– Вот он! – долетело сбоку. – На бережку! Эй, не сверзись там…

Дик уже привычно не ответил. Объявится Иноходец, пусть со своими красавцами и разговаривает… Хотя представать перед кесарем с подобным эскортом неприлично, хорошо хоть не все дриксенцы понимают талиг.

3

До Бергмарк, несись они так же, как носились до перемирия, талигойцы добрались бы меньше чем за три недели, но сейчас на пятки никто не наступал, да и хозяева предпочитали, чтобы гости двигались одной колонной, не растягиваясь на ходу и не удивляя местные власти внезапными появлениями.

В попадавшихся на пути городах и городках о приближении чужой армии предупреждали заблаговременно, дня за два-три. Гаунау, в соответствии с полученным приказом, готовились ее принять, обеспечить чем нужно и, с благодарностью поминая короля и высшие силы, выпроводить. Со своей стороны, Савиньяк ручался за приличное поведение своих солдат и слово держал. Чарльз хорошо помнил восьмерых, повешенных в начале марша. Одного из них, драгуна, лихо дравшегося у Ор-Гаролис и избившего не пожелавшего отдать приглянувшееся седло шорника, Давенпорт узнал и смолчал, а мародер… Мародер насвистывал, а потом пожелал товарищам не менять раньше времени одного Савиньяка на всех закатных тварей и сам надел себе на шею петлю…

Мимо прошла вся армия, урок был усвоен, чему немало способствовали взгляды, которыми местные провожали больше не снимавшего родовых цветов командующего. Солдатам льстило, что их маршала держат за Леворукого, хотя это добавляло не только уверенности, но и страха. Вот Хейла, того просто любили… А гаунау любили своего Хайнриха. И боялись.

Чарльз видел медвежьего короля трижды. Этого хватило, чтобы убедиться: враг ему нравится больше собственного начальства. Признаваться в подобном открытии не тянуло, и Давенпорт сосредоточился на Лауэншельде, благо Реддинг, которому следовало заботиться о сопровождающих армию гаунасских офицерах, этим откровенно тяготился. Чарльз «фульгата» понимал: сухость к дружескому общению не располагает. Нет, гаунау не дичились, не смотрели на талигойцев зверем, хотя в присутствии бергеров и напрягались – бергеры, впрочем, тоже, – но медведь с кошкой может говорить лишь о делах, а делá улаживались быстро. В конце концов Лауэншельда предоставили Чарльзу. Сперва по молчаливому уговору, потом маршал заметил, что это поручение проходит по разряду особых и потому является прямой обязанностью капитана Давенпорта. Чарльз как-то сдержался, а гаунау общество младшего по званию, похоже, устраивало. Любезней полковник не стал, но молчать неделями, путешествуя бок о бок, трудно. Они стали говорить. Обо всем, но больше о войне. Про дриксов – кто был вполне себе, а кто – удрал, открыв фланг союзников. Про обход у Гемутлих и отбитые дриксенские пушки: «они теперь уже наш трофей, Фридрих потерял – мы нашли»… Про то, как король остановил уже двинувшуюся армию. Все вышло стремительно, а потом они смотрели на исчезнувший под обломками проход, в котором навсегда скрылись разведчики, и пытались прятать страх в шутках. Немудреных солдатских шутках о жизни и смерти, о том, что родные горы съели слишком прытких чужаков, а чужаки, уходя от рычащего завала, тоже прятали страх и тоже пытались смеяться и не думать о тех, кто только что шагал рядом и кого слизнули обвалы. Лауэншельд признался, что ему было не по себе, в ответ Чарльз рассказал об орущих над обреченными гнездами птицах и бегущем зверье.