Младенец Фрей - Кир Булычев

— Больше никого?

— Осипов в столовой, — сказал он. — Врачи с ним.

— Жди, — сказал Дмитрий Ильич. — Никого не пускай.

Как будто поняв брата без слов, Н.К. и Анна Ильинична завернули младенца, который молчал, в скатерть, потом сняли с кровати сбитое к ногам одеяло.

Я ничего не понимал и не хотел ничего понимать — я был в тупом шоке.

— Сергей Борисович, — тихо сказал мне Дмитрий Ильич. — Вы сейчас вместе с Алексеем Андреевичем Преображенским отнесете ребенка во флигель. Света не зажигать. Вы отвечаете за жизнь ребенка. Ясно?

— Конечно, — сказал я покорно. — Конечно…

Преображенский, не задав больше ни вопроса, взял закутанного ребенка.

— Возьми на вешалке шубу, — сказала Анна Ильинична. — Я потом к вам приду. Надя останется здесь.

— А я позвоню в Кремль, — сказал Дмитрий Ильич. — Мне надо сказать, что Володя умер…

Мы просидели во флигеле Преображенского до утра. С нами была Анна Ильинична. Я осмотрел ребенка — это был физиологически нормальный новорожденный мальчик.

Как потом рассказал Дмитрий Ильич, Сталин и Семашко приехали вечером. Сталин никому не сказал в Москве, куда едет.

Н.К. показала ему бренную оболочку мужа. Она сказала ему, что от яда часть плоти Л. вылилась горячей водой… Если Сталин и не поверил, он не стал возражать. Он был поражен видом оболочки человека, с которым лишь вчера разговаривал. Он долго стоял возле кровати, но не дотрагивался до кожи — возможно, полагая, что Л. заразный.

Затем он сказал, что возьмет на себя все формальности.

Ночью я не спал — стоял у окна во флигеле Преображенского. Свет у нас не горел. Анна Ильинична сидела с младенцем, который хныкал и отказывался от пищи.

С утра к дому начали подъезжать машины с видными партийными и государственными деятелями. Мы почти не обсуждали, как и почему на наших глазах произошло чудо бегства от смерти. Мы не видели и не искали рационального объяснения. Важнее казалось сохранить в тайне младенца».

Лидочка отложила тетрадь. Бумага в тетради была старой, чернила кое-где стали серыми. Видно, Сергей писал эти страницы много лет назад.

В голове было пусто — не о чем спорить, нечему возражать.

Лидочка пролистала оставшиеся страницы и нашла еще несколько исписанных тем же почерком листков. Это был черновик неоконченного письма или статьи.

«Что же произошло с Лениным во время болезни? Он страдал долго, охваченный постоянным страхом не только за собственную жизнь, но и за судьбу своего детища — Советского государства, ради которого он и прожил на свете чуть более пятидесяти лет.

Лежа в спартанской спаленке Горок и месяц за месяцем втуне надеясь, что вот-вот ему станет получше, что он встанет на ноги и наведет порядок в своре недоучек, вообразивших себя господами великой державы, что добьется своей единственной цели — мирового господства пролетариата, а следовательно, и его, как вождя этого пролетариата, — он терпел, все более ненавидя все человечество и каждого человека в отдельности; подавал знаки врачам, что он их слушается, уважает и очень надеется на их снисхождение, а сам всматривался в их лица, чтобы жестоко наказать тех, кто, на его взгляд, недостаточно серьезно относился к своим обязанностям и смирился с его разложением и смертью. Но сам он не смирился и будет бороться… Думая так, Ленин хмурился, потому что оказывалось, будто и он сам допускает возможность смерти. И по мере того как Ленин изнывал, наполняясь ненавистью к миру, все более готовый взорвать его, чтобы утянуть в ад вместе с собой, его организм вырабатывал все больше гормона Би-Эм, о чем в то время никто не подозревал. И вот наступил тот момент, когда — разумом или желудком — Ленин, или то, что от него оставалось, почувствовал, что стоит на краю гибели, над пропастью смерти. И тогда, спасаясь от нее, он превратился в младенца — и сам не подозревал об этом, потому что его мозг заснул на долгие годы».

«…Мы предположили, что в человеке латентно заложены способности влиять на свое тело куда больше, чем думали ранее. И эти способности проявляются в критические моменты жизни, причем у различных людей по-разному. Люди же выдающиеся, талантливые не только умеют думать и творить лучше прочих, но и обладают большей властью над своим телом. Гений, талант отторгаем серостью, он подвержен опасностям чаще прочих, так что умение управлять своим телом становится компенсацией за слишком большой риск погибнуть, не выполнив своего предначертания.

В 1924–1931 гг. у меня была постоянная возможность наблюдать и исследовать ребенка Л., в физиологическом возрасте от нескольких месяцев до семи лет. Исследуя кровь и выделения ребенка, я искал активный агент, который ответствен за кардинальные перемены в организме. Мною были обнаружены признаки присутствия в крови Л. гормона Би-Эм, ранее неизвестного науке.

Специализируясь в педиатрии, я разработал методику поиска гормона Би-Эм и с этой целью исследовал в периоды 1925–1931, 1936–1938, а также 1956–1980 гг. кровь примерно 40 000 пациентов, и у 26 гормон Би-Эм в крови наличествовал. К сожалению, превратности моей жизни не позволили мне наблюдать этих пациентов регулярно, но по возвращении из заключения я проследил жизнь семерых детей, и все они, независимо от судьбы, показали признаки исключительности, присутствие талантов, но необязательно творческого характера. Тем не менее можно утверждать, что массовое тестирование детей на предмет обнаружения в крови гормона Би-Эм позволит на ранних стадиях развития определять потенциально великих людей. Гормон Би-Эм — клеймо Природы…»

Далее шло несколько вычеркнутых строчек и продолжение было написано иными чернилами:

«Остаются без ответа некоторые важнейшие вопросы. Допустим, что появление гормона Би-Эм в организме человека обусловлено великой случайностью, игрой Природы, нуждающейся для своих высших целей в выдающихся личностях. Но есть ли в том закономерности? Все мои попытки отыскать гормон у родителей тех детей, что были отмечены знаком Природы, не увенчались успехом. Не дали результатов и поиски его в крови потомков тех персон, кто обладал гормоном во взрослом состоянии. Я знаю, что гормон может исчезнуть из крови, но остается открытым вопрос: а не может ли он появиться в уже зрелом возрасте? На все эти вопросы я не могу дать ответа.

Но самый главный вопрос заключается вот в чем: для чего это понадобилось Природе либо Существу, каковое мы можем воспринимать как Природу?

Я могу здесь лишь сделать предположение, которое будет таким же необязательным, как любое другое. Я полагаю, что самая хрупкая и ценная субстанция человечества — гений. Серая масса, из которой состоит человечество и которая является гарантом его живучести, стремится любой ценой избавиться от аномалий. Поэтому человечество всегда уничтожало идиотов и гениев. Причем вторых — куда более безжалостно. Ведь идиота можно пожалеть, а гению остается только завидовать. Мне представляется порой, что вся история рода людского — это борьба серости и крайностей. И без крайностей невозможно развитие. Следовательно, ради сохранения ничтожной, слабой популяции гениев Природа пошла на дополнительные хитрости, снабдив их механизмом выживания — возможностью спрятаться в раковину времени, возможностью избежать смерти от неожиданной болезни… И мало ли может быть иных, неведомых хитростей, которыми Природа одарила своих светлячков?

Причем, когда я говорю о гениальности, охраняемой Природой, я не беру на себя смелость определять морально-этические критерии этих индивидуумов. Боюсь, что и Природа не задается этой проблемой — среди ее детищ должен быть определенный процент гениев. И она их защищает… А гений и злодейство для нее неразличимы».

Далее было снова зачеркнуто несколько слов, и на следующей странице оказалась лишь одна фраза:

«…А может быть, в идеале гений бессмертен? Он, как птица феникс, способен вновь и вновь возрождаться на этом свете?…»

В пакете обнаружилась еще одна короткая записка.

«Первые несколько лет второй жизни Л. скрывали у А. Преображенского. Дмитрий Ильич и дамы ульяновского семейства порой тайком посещали его. Но мне кажется, они так до конца и не поверили, что младенец Фрей (они использовали одну из подпольных кличек Л.) и Л. — одно лицо.

Когда я вышел из лагеря на поселение в 1948 г., я отыскал Фрея, который остался совсем один и бедствовал. С тех пор мы худо-бедно живем вместе. Мне кажется, что гений — это сочетание человека и обстоятельств. В первом рождении обстоятельства благоприятствовали Л. Во втором — они были неблагоприятны для Фрея. Новый, второй, возрожденный Ленин — это существо совершенно аморальное, бездушное, умелое в интригах, но в чем-то беспомощное и никчемное. Очевидно, сочетание личности и обстоятельств — явление редчайшее. Из Володи Ульянова, вернее всего, не должен был выйти правитель России, но ход ее истории сделал это возможным. На это совпадение был один шанс из миллиарда. Он выпал. Второй раз этого получиться не могло. Шанс стал микроскопически ничтожен.