Истина или пропоганда - Джордж Вандеман

Скажите, как долго вы будете поддерживать отношения со страховой компанией, которая составляет полисы таким языком? Подпишете вы контракт, сформулированный таким образом? А вообще-то, признайтесь честно, вы читали это произведение Дарвина? По всей вероятности, нет. Но вы по крайней мере знаете, что уже больше столетия миллионы людей уверены, что в нем содержится классическое объяснение нашего происхождения. И это несмотря на то, что автор восемьсот раз произносит фразу «я не знаю» или ее эквиваленты!

Неужели вас нисколько не шокирует, что этот общепризнанный труд остро страдает недугом отсутствия убежденности? Неужели вас нисколько не пугает, что эта книга построена на таких шатких основаниях, слишком шатких, чтобы довериться ей? Не вызывает ли это у вас жгучей потребности в свидетельстве более основательном, более надежном, более заслуживающем нашего доверия? Безусловно!

Видите ли, слишком просто вознести на пьедестал науку и забыть, что некоторые проблемы даже наука разрешить не может. Особенно часто мы забываем об этом в случае, когда речь идет о далеком прошлом, тускло освещенном весьма скудными научными данными. Ученые прилагают все усилия, чтобы максимально использовать имеющийся в их распоряжении материал. Но мы легко забываем, что значительная часть того, о чем нам говорят ученые, отнюдь не является фактом. Это скорее их интерпретация фактов. Вот почему у стольких людей возникает впечатление, что между наукой и религией существует конфликт. В действительности никакого конфликта по поводу существующих фактов нет. Спор касается только интерпретации этих фактов. Трудность же состоит в том, что интерпретация строится порой на совершенно недоказуемых предпосылках.

Ископаемые остатки, например, находят в горных породах, причем в определенном порядке. Это факт. Но что означает сей порядок? Ответом на это является интерпретация.

Скажем, где-то обнаруженные остатки явно принадлежат скелету человека. Они, по-видимому, древние. Ученый заинтересовывается и предпринимает попытку реконструировать скелет. У него, как вы понимаете, имеются в наличии не все кости, поэтому ему приходится восполнять пробелы воображением. Я думаю, вам понятно, какие здесь могут быть допущены ошибки.

Теперь представьте, что скелет пытаются облечь во плоть, нарастить на кости мышцы. Вы, конечно, допускаете, что двое различных ученых могут прийти к совершенно противоположным результатам? Окончательную реконструкцию едва ли можно будет назвать научной. Она слишком зависит от заранее сложившихся представлений каждого ученого. Одни и те же кости могут быть подогнаны друг к другу, восполнены догадками и производить впечатление очень, очень древних — или очень современных. Не так ли?

Я проиллюстрирую это на примере из области археологии. Археологи, похоже, только и делают, что раскапывают разбитые керамические сосуды. Они соединяют обломки и датируют древние культуры по стилю сохранившейся керамики. И в целом они справляются с этим неплохо.

Но я хочу, чтобы вы увидели, что склеить вазу из обломков можно далеко не единственным способом. Этот пример мне любезно предоставил д-р Леонард Брэнд, декан биологического отделения аспирантуры Университета Лома Линда.

Представьте, говорит он, что какой-то археолог — назовем его Уильям — ведет раскопки в руинах древнего города. Он находит несколько осколков керамики и определяет, что они являются частью разбитой вазы. Все, чем Уильям располагает, — это несколько фрагментов (рис. 1).

Если Уильям желает знать, как выглядела эта ваза, он должен прибегнуть к воображению. И это никак не будет похоже на складывание картинки-головоломки, когда у вас в наличии все фрагменты. У Уильяма нет всех фрагментов. Поэтому он предпринимает все, на что только способен. Он использует свои археологические познания и всю информацию о древних культурах и осуществляет реконструкцию (рис. 2), исходя из своих представлений о том, как выглядела данная ваза. Темные куски — это фрагменты, которые он раскопал. Светлые — его фантазия. Или назовем это по-другому. Осколки керамики — это факты. А светлые части — это его интерпретация фактов. Никто не усомнится в его фактах. Но кто-нибудь, уверяю вас, обязательно усомнится в его интерпретации. Теперь допустим, что некто действительно усомнился. К решению этой задачи подключается другой археолог — назовем ее Маргарет. Она считает интерпретацию Уильяма ошибочной и полагает, что ваза должна быть выше. Кроме того, она убеждена, что у вазы должно быть два ободка, а не один. Используя те же самые осколки, те же самые факты, она осуществляет реконструкцию, которая выглядит совершенно иначе (рис. 3).

Итак, перед нами две различные интерпретации одних и тех же фактов. Которая из них верна? Это невозможно определить без дополнительных материалов. Допустим, коллеги продолжают поиски и находят еще два осколка. Один подтверждает гипотезу Маргарет, но не устраивает Уильяма. Другой осколок не подходит никому. Следовательно, они должны пересмотреть свои гипотезы и совместно прийти к новому варианту реконструкции (рис. 4).

Можно ли теперь с уверенностью сказать, что искомая ваза выглядела именно так? Нет. До сих пор отсутствует слишком много деталей. Поэтому мы по-прежнему имеем дело всего лишь с интерпретацией.

Но на этот раз случилось так, что был найден целый аналог нашей вазы, и мы смогли увидеть, как она выглядела (рис. 5). Обнаружение дополнительных фактов действительно пошло на пользу. Но и здесь еще остается изрядная доля гадания.

Видите ли, если у вас нет всех необходимых фактов, вам приходится во многом полагаться на воображение. Вы должны соединить обломки разбитой вазы наилучшим способом. Это все, что вы можете сделать. Пока вам не посчастливится узнать мастера, который ее изготовил. Пока вы не познакомитесь с создателем, который расскажет, как он ее сделал!

Когда речь идет о далеком прошлом, мы не располагаем всеми деталями. У нас нет всех фактов. Исчерпывающую совокупность фактов невозможно получить никаким научным инструментарием. Да к тому же, никто из нас не присутствовал при создании этого мира.

Получить истинное представление о том, как был создан наш мир, можно, только приняв слово Того, Кто сказал, что Он его сотворил. В противном случае мы останемся во власти гипотез, но поведение этих «дам» не слишком надежно. Им присуще разочаровывать нас. Одна теория терпит крах, и мы переориентируемся на другую. Мы вообще то и дело пересматриваем свои взгляды.

Наши университеты и другие учебные заведения, безусловно, способствуют все большему просвещению. Однако многие дисциплины явно страдают отсутствием определенности. Физика и математика — разумеется, точные науки. Но надо признать, что в некоторых сферах обучение строится в основном на гипотезах и предположениях. Выпускники получают степени, но некоторые из них покидают учебные заведения, так и не обретя никакой уверенности. И каков же результат такого постижения науки? Беспокойство. Никогда на земле не было еще более беспокойного поколения. Мужчины и женщины бросаются от одной теории к другой, от одного культа к другому, пытаясь найти в жизни хоть какой-то смысл, оправдать свое существование и обрести надежду. И, ничего не отыскав, продолжают свой путь — куда угодно или в никуда. Желая узнать, что находится по ту сторону, люди стучатся в двери невидимого мира. Они сидят на склонах холмов, рассматривая мерцающие в небе огоньки и желая знать, почему они столь призрачны. Они обращаются к астрологическим таблицам, надеясь в звездах найти утешение и опору. Многих заводят в тупик парапсихологические прогнозы, и люди беспомощно блуждают в облаках своей разочарованности.

Лет десять или двадцать назад людям требовались какие-либо причины и логика для того, чтобы их в чем-то убедить. Сегодня же миллионы обращаются к самым неистовым домыслам и полнейшему абсурду. Некоторые решили, что все мы являемся роботами, которыми управляет некая космическая энергия. Другие смешивают в одну кучу зло и Божьи действия. Они говорят, что Вселенная, если она вообще кем-то управляется, — это или какой-то беззаботный чудак, или, в лучшем случае, математическое уравнение.

Во всех этих метаниях нет ни проблеска надежды, ничего такого, за что можно было бы ухватиться, что объяснило бы нам, кто мы и куда идем. Чувства миллионов наших современников достаточно определенно выразила Эдна Сен-Винсент Миллей:

Жизнь должна продолжаться,

Только я забыла почему.

Да, наше поколение — это люди, восклицающие «я не знаю!» Но они страстно жаждут найти ответ. Жаждут узнать, кто мы, откуда и куда мы идем!