Empire V. Бэтман Аполло - Виктор Олегович Пелевин

за край монитора. Отличие в том, что цветок ни о чем не думает, а интеллектуал нового поколения полагает, что соки поступают к нему в обмен на пыльцу, и ведет сложные шизофренические калькуляции, которые должны определить их правильный взаимозачет. Эти калькуляции и являются подлинными корнями дискурса - мохнатыми, серыми и влажными, лежащими в зловонии и тьме."

Прошло всего несколько дней, а я уже знал слово "культуролог". Правда, его я тоже понимал неправильно - это, думал я, уролог, который так подробно изучил мочеполовую систему человека, что добился культового статуса и получил право высказываться по духовным вопросам. Это не казалось мне странным - ведь смог же академик Сахаров, придумавший водородную бомбу, стать гуманитарным авторитетом.

Словом, в голове у меня была полная каша. Но я не видел в этом трагедии - ведь раньше там не было ничего вообще.

Вскоре дела с гламуром пошли совсем кисло (примерно так же обстояло у меня в школе с органической химией). Иногда я казался себе настоящим тупицей. Например, до меня долго не доходило, что такое "вампосексуал" - а это было ключевое понятие курса. Бальдр посоветовал мне понимать его по аналогии со словом "метросексуал" - и я пережил легкое потрясение, когда выяснилось, что это вовсе не человек, любящий секс в метро.

Бальдр объяснил смысл слова "метросексуал" так:

— Это персонаж, который одет как пидор, но на самом деле не пидор. То есть может и пидор, но совсем не обязательно…

Это было несколько путано, и я обратился к Иегове за разъяснениями.

— Метросексуальность, - сказал Иегова, - просто очередная упаковка "conspicuous consumption".

— Чего-чего? - переспросил я, и тут же вспомнил информацию из недавно проглоченного препарата. - А, знаю. Потребление напоказ. Термин введен Торстоном Вебленом в начале прошлого века…

Дождавшись урока гламура, я повторил это Бальдру.

— Чего Иегова тебе мозги пудрит, - пробормотал тот недовольно. - "Conspicuous consumption". Это на Западе конспикьюос консампшн. А у нас все надо называть по-русски. Я уже объяснил тебе, кто такой метросексуал.

— Я помню, - сказал я. - А зачем метросексуал наряжается как пидор?

— Как зачем? Чтобы сигнализировать окружающим, что рядом с ним проходит труба с баблом.

— А что тогда такое вампосексуал?

— То, чем ты должен стать, - ответил Бальдр. - Четкой дефиниции здесь нет, все держится на ощущении.

— А почему я должен им стать?

— Чтобы успеть за пульсом времени.

— А если выяснится, что на самом деле пульс времени не такой?

— Какой пульс времени на самом деле, - ответил Бальдр, - никто знать не может, потому что пульса у времени нет. Есть только редакторские колонки про пульс времени. Но если несколько таких колонок скажут, что пульс времени такой-то и такой-то, все начнут это повторять, чтобы идти со временем в ногу. Хотя ног у времени тоже нет.

— Разве нормальный человек верит тому, что пишут в редакторских колонках? - спросил я.

— А где ты видел нормальных людей? Их, может быть, человек сто в стране осталось, и все у ФСБ под колпаком. Все не так просто. С одной стороны, ни пульса, ни ног у времени нет. Но с другой стороны, все стараются держать руку на пульсе времени и идти с ним в ногу, поэтому корпоративная модель мира регулярно обновляется. В результате люди отпускают прикольные бородки и надевают шелковые галстуки, чтобы их не выгнали из офиса, а вампирам приходится участвовать в этом процессе, чтобы слиться со средой.

— И все-таки я не понимаю, что такое вампосексуал, - признался я.

Бальдр поднял со стола пробирку, оставшуюся после урока дискурса (на пробке была наклейка "немецкая классическая философия, розл. Филф. МГУ"), и стряхнул себе в рот оставшуюся в ней прозрачную каплю. Пожевав губами, он нахмурился и спросил:

— Помнишь одиннадцатый "Тезис о Фейербахе"?

— Чей? - спросил я.

— Как чей. Карла Маркса.

Я напряг память.

— Сейчас… "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его".

— Вот именно. Твоя задача не в том, чтобы понять, что такое вампосексуал, Рама. Твоя задача стать им.

Бальдр, конечно, был прав - теория в этой области значила мало. Но курс гламура не сводился к теории. Мне были выданы "подъемные" - тяжелый блок запаянных в пластик тысячерублевых банкнот и карточка "Виза", на которой была сумасшедшая для меня сумма - сто тысяч долларов. Отчета о расходах от меня не требовалось.

— Практикуйся, - сказал Бальдр. - Кончатся - скажешь.

Думаю, именно после этого я утвердился в мысли, что быть вампиром - серьезное и надежное дело.

Вампиру полагалось одеваться и покупать необходимое в двух местах - в магазине "LovemarX" на площади Восстания и в комплексе "Archetypique boutique" в Пожарском проезде.

Я, кстати, давно обратил внимание на пошлейшую примету нашего времени: привычку давать иностранные имена магазинам, ресторанам и даже написанным по-русски романам, словно желая сказать - мы не такие, мы продвинутые, офшорные, отъевроремонтированные. Это давно уже не вызывало во мне ничего, кроме тошноты. Но названия "LovemarX" и "Archetypique boutique" я видел так часто, что поневоле перестал раздражаться и подверг их анализу.

Из теоретического курса я знал, что словом "lovemarks" в гламуре называют торговые марки, к которым человек прирастает всем сердцем, и видит в них уже не просто внешние по отношению к себе предметы, а скелет своей личности. Видимо, "X" на конце была данью молодежному правописанию - или комсомольским корням (в торговом зале на видном месте стоял мраморный бюст Маркса).

"Архетипик Бутик" оказался целым комплексом бутиков, в котором легко можно было заблудиться. Выбор был больше, чем в "Лавмаркс", но я не любил это место. Ходили слухи, что раньше тут располагалась инспекция Гулага - то ли геодезическое управление, то ли кадровая служба. Узнав об этом, я понял,