Фритьоф Нансен: Миссия в России - Бондаренко Татьяна

В Саратовской губернии ситуация с обеспечением тяжелой техникой также была сложной. В ноябре 1922 г. Нижне-Волжское областное тракторное бюро передало в ведение Губсель-треста 20 тракторов, на которых в апреле 1923 г. были начаты полевые работы. Большая часть этих машин, 18 штук общей мощностью 766 лошадиных сил, требовала мелкого ремонта, а два трактора — капитального. Еще 12 тракторов, не входивших в это число, были совершенно непригодны для работы [42]. Весной 1924 г. в Саратовской губернии числилось 24 рабочих трактора, при этом на ходу всего два, остальные требовали ремонта разной степени сложности, а два из них вообще годились только на запасные части4.

Но имеющиеся тракторы крестьяне не могли приобрести в силу своей бедности. Хотя новая экономическая политика и способствовала росту крепких хозяйств, около 35 % из общего числа хозяйств по стране к 1923 г. оставались бедняцкими. Так называемое хозяйство середняка к 1924 г. представляло собой семью из пятерых человек, из которых трое были трудоспособными. Такое хозяйство имело в среднем 7,6 га земли под посев, одну корову и одну-две единицы рабочего скота [167]. Говорить об излишках производства, за счет которых можно было купить трактор, не приходилось. К тому же в 1923 г. правительство прибегло к так называемым ножницам цен — экономической мере, когда стоимость зерна искусственно занижалась, а стоимость промышленных товаров увеличивалась. Это было сделано потому, что темпы восстановления сельского хозяйства опережали темпы восстановления промышленности [107, 108]. В результате произошел заготовительный кризис: крестьяне отказывались продавать зерно по низким ценам, при этом не могли купить сельскохозяйственные орудия по завышенной стоимости. «Экономическое состояние деревни настолько осложнилось, что даже самое необходимое в сельском хозяйстве не пользуется спросом. К числу необходимых предметов в первую очередь относятся сельскохозяйственный инвентарь и машины», — писали летом 1923 г. «Саратовские Известия». В 1923 г. на всю Саратовскую губернию было продано в рассрочку на пять лет 177 сеялок, 50 молотилок, 25 веялок, 300 борон, 50 соломорезок, 20 жаток и 1270 плугов [62, 2 августа 1923 г.], но покупать тракторы крестьяне не имели возможности. В розничной продаже «Фордзоны» стоили 1840 руб., тракторы модели «Коломенец» — 2500 руб., «Холт» — 12,7 тыс. руб. — сумма неподъемная для крестьянской семьи. Низкие цены на хлеб и высокие на топливо сделали пахоту тракторами недоступной для крестьянина. Стоимость вспашки одной десятины на юго-востоке страны была эквивалентна 25 пудам хлеба5.

Для стимуляции покупательной способности крестьян ВЦИК и СНК зимой 1923 — весной 1924 г. издали ряд постановлений. Госпредприятия, учреждения и кооперативы обязывались продавать крестьянам сельхозорудия по довоенной цене, на заводах устанавливались оптовые цены и фиксированный размер надбавки. Государство отпускало средства на снабжение крестьян сельхозорудиями, предоставляло им кредит сроком до пяти лет, скидку в 30-50 % на приобретение сельхозорудий [138]. Однако в большинстве случаев в понятие «сельхозорудия» входил мелкий и средний инвентарь, а не тракторы.

К 1925 г. из всех регионов Саратовской губернии наибольшей покупательной способностью обладали крестьянские хозяйства северо-восточной части губернии, в наименьшей — ее заволжских районов, сильнее пострадавших от голода. При этом в основном жители сельской местности приобретали аграрную продукцию, а не изделия промышленности (табл. 4). Это говорит о том, что крестьянство все еще не могло полностью обеспечить себя, было вынуждено закупать недостающее продовольствие и посевной материал, экономя на других товарах.

Таблица 4 — Покупательная способность крестьянских хозяйств Саратовской губернии в 1925 г.6

Как видно из таблицы, наибольшие затраты крестьянских хозяйств в этот период приходились на покупку сельхозинвентаря и орудий; по данному показателю северо-западный район губернии лидировал. Он был чисто земледельческим и без сельхозорудий крестьянские хозяйства просто не могли существовать. Однако значительно меньшими, в среднем в два-три раза, были расходы на закупку строительных материалов, еще меньше — на приобретение вещей личного пользования. В первую очередь крестьяне покупали обувь и готовую одежду, в последнюю — такие «излишества», как чай и сахар [133]. Очевидно, что они могли себе позволить только минимальный набор самого необходимого оборудования для обработки земли, и тракторы в него не входили из-за высокой стоимости.

К нехватке тракторов добавлялось неумение крестьян ими пользоваться. Неграмотное население калечилось об их механизмы, поэтому Наркомат земледелия даже обязывал отечественные заводы снабжать машины брошюрами по безопасному уходу за ними. Советское правительство принимало меры по борьбе с подобной неграмотностью. Для распространения сельскохозяйственных знаний по стране курсировали агропоезда. Зимой проводились внешкольные сельскохозяйственные курсы продолжительностью две-три недели. На них в зависимости от условий местности учили кормлению и содержанию животных, молочному производству, огородничеству, полеводству, пчеловодству, культуре осушения болот, луговодству, борьбе с инфекционными заболеваниями животных и вредителями, землеустройству, сельскохозяйственной кооперации. К 1924 г. в Москве, Ленинграде (в январе 1924 г. Петроград был переименован в Ленинград), Саратове, Казани, Ростове-на-Дону, Вологде, Омске и других городах Сибири появилась сеть сельскохозяйственных вузов. Аграрная пропаганда широко велась через печатные издания7.

В рамках нэпа советское правительство прибегло к новой мере стимуляции экономики — допуску иностранных предпринимателей на внутренний рынок путем открытия ими концессий. Первые иностранные концессии появились в стране еще в 1920 г., к концу 1920-х годов насчитывалось более 300 подобных предприятий, в основном сосредоточенных в тяжелой промышленности, металлургии и добыче полезных ископаемых [117]. Появление таких концессий диктовалось необходимостью интенсификации сельскохозяйственного производства, а их дальнейшее существование в России было сопряжено с рисками. Советское правительство стремилось предоставить иностранцам в аренду так называемый малоудобный свободный фонд — земли, где аграрное производство было налажено слабо и местные крестьяне сами не справлялись с обработкой земли. В Саратовской губернии к началу 1920-х годов такого малоудобного фонда числилось 150 тыс. га. При этом аграрное хозяйство губернии велось примитивным способом и, за исключением северных регионов, представляло собой целинно-залежные районы8. Для того чтобы привести их в годный для эксплуатации вид, необходимы были серьезные мелиоративные работы. То, что Нансену для станции впоследствии выделят один из лучших участков в регионе, явилось скорее следствием авторитета его личности и вклада в преодоление голода.

Еще на стадии планирования сельскохозяйственных концессий советские власти предполагали, что они будут делиться на два типа. Первые — чисто капиталистического типа, главной задачей которых станет извлечение для себя как можно большей прибыли. Для концессий второго типа — опытных хозяйств, подобных концессии Нансена, — первоочередной задачей было проведение агрокультурных мероприятий, использование агротехнических достижений и ознакомление с ними местного населения.

Ярким примером сельскохозяйственной концессии первого типа было хозяйство Ф. Круппа «Маныч», находившееся в Донской области, на территории современной Ростовской области. Он ввез в Россию 20 тракторов системы «Шток», «Фордзон», «Ланц» и др., но они оказались неприспособленными к местным условиям. До 60 % рабочего времени уходило на ремонтные работы, живой тягловой силы не хватало. К этому добавилась засуха и неурожай 1924 г., в результате чего концессия понесла убытки в 90 тыс. руб.9 Работа концессий второго типа и трудности, с которыми они сталкивались, будут рассмотрены в дальнейшем на примере станции Нансена в селе Росташи.