Миссис Брэкинен - Жюль Верн

– Вы заметно поправляетесь, дорогая Долли, – заметил Уильям Эндру, – не правда ли, вы чувствуете себя лучше?

– Совершенно верно, мистер Эндру, – отвечала Долли, – но мне кажется, что я значительно постарела за эти два месяца. Бедный мой Джон найдет, что я очень изменилась! Я теперь совершенно одинока и одна ожидаю его возвращения!

– Не унывайте, дорогая Долли, не унывайте! Запрещаю вам падать духом! Я заменяю вам теперь отца… да, отца… и требую послушания с вашей стороны.

– Дорогой мистер Эндру, вы отправили мое письмо Джону? – спросила Долли.

– Конечно, но необходимо вооружиться терпением! Почта из Индии весьма часто запаздывает. Ну вот, вы снова плачете! Пожалуйста, не плачьте!

– Могу ли я сдержать слезы при воспоминаниях… И разве не должна я винить себя?..

– Нет, нет, вам, бедная мать, не в чем винить себя! Господь послал вам тяжкое испытание, но воля Его такова, что каждое испытание должно закончиться!

«Господь… – тихо про себя повторила миссис Брэникен, – Господь, которому угодно будет вернуть мне Джона!»

– Был ли у вас сегодня доктор, дорогая Долли? – спросил Уильям Эндру.

– Да, и остался доволен состоянием моего здоровья. Силы возвращаются, и мне можно будет вскоре выходить.

– Не раньше, чем он это разрешит, Долли.

– Конечно, мистер Эндру, я обещаю вам быть осторожной.

– Я рассчитываю, что вы сдержите свое обещание.

– Вы не получали больше известий о «Франклине», мистер Эндру?

– Нет, не получал, и это не удивляет меня. Весьма часто корабли, идущие в Индию, очень опаздывают.

– Джон мог написать из Сингапура? Разве он не заходил туда?

– Несомненно, он писал из Сингапура, Долли! Возможно, однако, что он запоздал лишь на несколько часов, чтобы отправить письмо с только что отошедшим в установленный срок почтовым пароходом, и этого достаточно, чтобы письмо его задержано было на две недели.

– Таким образом, вас не удивляет неполучение до сего времени письма Джона?

– Нисколько, – отвечал Уильям Эндру, все более и более затрудняясь продолжать разговор в этом направлении.

– А в морских бюллетенях не появлялось отметок о «Франклине»? – спросила Долли.

– Нет, не появлялось, со времени встречи с «Баундари», то есть приблизительно…

– Да… два месяца тому назад. И для чего нужна была эта встреча! Не произойди она, я не поехала бы на «Баундари», и дитя мое…

На лице миссис Брэникен появилось выражение тяжелой скорби, и она горько заплакала.

– Не плачьте, дорогая Долли, не плачьте, умоляю вас, – успокаивал ее Уильям Эндру.

– Не знаю, мистер Эндру… Я часто мучаюсь ужасным предчувствием… Я и сама не понимаю, что это такое?.. Я предчувствую новое для себя несчастье… Я чрезвычайно тревожусь о Джоне.

– Не надо тревожиться, Долли! Нет никаких причин для этого.

– Не пришлете ли вы мне, мистер Эндру, те газеты, в которых помещены морские бюллетени? Я желала бы их просмотреть.

– Охотно, дорогая Долли, я пришлю их вам… Но ведь мне первому сделалось бы известным обо всем, что могло иметь хоть малейшее отношение к «Франклину», О встрече его с другим судном в пути, приходе его в Индию, и, само собой разумеется, я не преминул бы тогда…

Необходимо было, однако, переменить тему разговора, ибо миссис Брэникен, несомненно, заметила бы в конце концов все недомолвки в ответах Уильяма Эндру, невольно избегавшего ее взглядов, когда она обращалась к нему с более настойчивыми вопросами. Достойный судовладелец собирался поэтому перевести разговор на тему о кончине старика Эдуарда Стартера и огромном состоянии, оставленном им племяннице, но Долли предупредила его следующим вопросом:

– Мне передавали, что Джейн Боркер с мужем путешествуют? Давно ли они выехали из Сан-Диего?

– Нет, недавно… Две или три недели тому назад…

– А скоро ли ожидают их обратно?

– Не знаю, – отвечал Уильям Эндру, – мы не получали никаких известии от них.

– Неизвестно, куда они направились?

– Неизвестно, дорогая Долли. Лен Боркер вел весьма рискованные дела, которые могли потребовать отлучки его в далекие, весьма далекие места…

– А Джейн?

– Миссис Боркер должна была сопровождать своего мужа… и я не могу сказать вам о том, что с ними произошло.

– Бедная Джейн! – сказала миссис Брэникен. – Я очень люблю ее и счастлива была бы видеть ее… Она единственная моя родственница!

Она, очевидно, не думала даже об Эдуарде Стартере и своем родстве с ним.

– Как могло случиться, что Джейн до сих пор ничего не написала мне? – спросила она.

– Вы были очень больны, дорогая Долли, когда Боркер и жена его покинули Сан-Диего.

– Это так, господин Эндру, для чего писать человеку, лишенному возможности понимать! Жаль бедную Джейн! Тяжела ее жизнь. Я всегда опасалась, что Лен Боркер кончит плохо. Кажется, и Джон разделял эти опасения.

– Никто, однако, не был подготовлен к столь печальному исходу, – отвечал Уильям Эндру.

– Разве отъезд Лена Боркера из Сан-Диего вызван был неблагоприятным положением его дел? – с живостью спросила Долли, смотря на Уильяма Эндру, видимо смущенного. – Отвечайте, господин Эндру, – продолжала она. – Не скрывайте от меня ничего! Я желаю все знать.

– Хорошо, Долли, я не буду скрывать от вас несчастья, о котором вам пришлось бы рано или поздно узнать. Действительно, дела Лена Боркера за последнее время очень расстроились! Он не мог выплатить своих обязательств, последовали жалобы на него, и он просто-напросто бежал, спасаясь от преследования закона.

– И Джейн последовала за ним?

– Вероятно, он принудил ее к этому, а вам известно полное ее подчинение его воле.

– Бедная, бедная Джейн! – тихо промолвила миссис Брэникен. – Как жаль мне ее, и как была бы я счастлива помочь ей в чем-нибудь.

– Вы могли бы помочь! – сказал Уильям Эндру. – Да, вы могли бы спасти Лена Боркера, если не ради его самого, ибо он вовсе не заслуживает ни малейшей симпатии, то по крайней мере ради его жены.

– Я уверена, что Джон одобрил бы употребление на это скромных наших средств.

Уильям Эндру благоразумно воздержался от сообщения ей о растрате всего ее приданого Леном Боркером, ибо пришлось бы пояснить ей, что Лен Боркер был назначен ее опекуном, а при этом мог явиться вопрос, каким образом столько крупных событий произошло в такой короткий промежуток времени.

Поэтому Уильям Эндру ограничился тем, что ответил ей:

– Вам не приходится, дорогая Долли, упоминать более о вашем скромном имущественном положении… Оно значительно изменилось в настоящее время!

– Что хотите вы сказать этим, господин Эндру? – спросила миссис Брэникен.

– Я желаю сказать, что вы в настоящее время богаты, и очень богаты.

– Я?

– Да, вы! Дядя ваш, Эдуард Стартер, скончался.

– Скончался? Он скончался? И когда же?

– Да, уже…

Уильям Эндру едва не выдал себя, указав точное время кончины Эдуарда Стартера, последовавшей два года назад; это раскрыло бы сразу истину, но Долли была вся поглощена мыслью, что кончина дяди и бегство двоюродной сестры делали ее круглой сиротой. Узнав затем, что вследствие смерти родственника, который был почти ей незнаком и о наследстве которого Джон и она говорили между собой как о деле, которое могло осуществиться лишь в очень далеком будущем, она сделалась владелицей состояния в два миллиона долларов, Долли получила от этого известия лишь радость, что теперь может оказывать помощь нуждающимся.

– Да, да, Эндру, – сказала она, – я помогла бы несчастной Джейн! Спасла бы ее от разорения и позора! Где она? Где может она быть? Что станется с ней?

Уильяму Эндру пришлось сообщить ей о неудачных розысках Лена Боркера. Невозможно было узнать, скрывается ли он в каком-нибудь отдаленном штате или же покинул Америку.

– Однако, быть может, удастся еще узнать, где они находятся, раз Джейн и он покинули Сан-Диего всего лишь несколько недель тому назад? – заметила на это миссис Брэникен.

– Да, несколько недель тому назад! – поспешил подтвердить ее слова Уильям Эндру.

Долли думала в это время лишь об одном: Джону не придется более плавать благодаря наследству Эдуарда Стартера. Они больше не расстанутся. Путешествие его на «Франклине» по делам торгового дома Эндру будет последним. И действительно, путешествие это было последним, ибо капитану Джону не суждено было вернуться обратно.

– Дорогой Эндру! – воскликнула Долли. – Как только вернется Джон, это будет последним его плаванием! Он должен будет пожертвовать своей любовью к морю ради меня! Мы будем тогда жить вместе, всегда вместе! Никто не разъединит нас тогда.

При одной мысли о том, что все эти мечты о счастье должны были потерпеть крушение от одного лишь слова, которое неизбежно надо будет произнести, если не тотчас, то в ближайшем будущем, Уильям Эндру чувствовал, как самообладание постепенно покидало его. Он поспешил закончить разговор, но прежде чем удалиться, взял у Долли обещание, что она будет вести себя благоразумно, не покинет своего теперешнего местопребывания и не вернется к прежнему образу жизни раньше получения разрешения врача. В свою очередь, ему пришлось вновь повторить обещание не замедлить сообщением в Проспект-Хауз обо всем, что удастся узнать о «Франклине», прямо или через других лиц.