Золотой стандарт: теория, история, политика - Сборник

Когда банковское дело стало самостоятельной и важной отраслью, возник вопрос о необходимости учреждения национального банка по примеру двух известных банков – Св. Георгия в Генуе и Амстердамского. Указывали на то, что банк Св. Георгия существует в течение трех веков, что он начал принимать вклады и выдавать займы прежде, чем Колумб переехал через Атлантический океан, чем Васко да Гама объехал мыс Доброй Надежды, тогда, когда еще христианский король сидел в Константинополе и магометанский султан в Гранаде, когда Флоренция была республикой, а Голландия – наследственной монархией. Все это с тех пор изменилось: новые моря были открыты, в Константинополе правил турок, а в Гранаде кастилец, Флоренция стала наследственной монархией, а Голландия республикой, но банк Св. Георгия по-прежнему принимал вклады и по-прежнему выдавал ссуды. Амстердамский банк существовал в течение всего 80 лет, но выдержал успешно много испытаний; даже в эпоху ужасного 1672 г., когда все устье Рейна находилось в руках французов и на ратуше развевались белые флаги, среди всего смятения и паники было лишь одно место, где все время господствовало спокойствие и порядок, и этим местом являлся банк. Почему бы и лондонскому банку не процветать так же, как и эти банки?

Возник ряд проектов национального банка, из коих одни предлагали учредить его под руководством короля, другие – поставить во главе его лорд-мэра, альдерменов и общинный совет столицы. Некоторые проекты напоминали скорее детский лепет или бред горячечного больного. Двое из таких фантазеров, постоянно толпившихся в передней палаты общин, утверждали, что лучшим средством против всякой болезни государства является земельный банк и что учреждение его создаст чудеса, каких не испытали даже израильтяне, – большие чудеса, чем манна небесная. Не будет более податей, и все же казначейство будет ломиться от денег, исчезнут сборы в пользу бедных, ибо не будет бедных; доходы каждого землевладельца удвоятся, барыши каждого купца увеличатся – словом, Англия станет раем небесным. Пострадают лишь банкиры, эти злейшие враги нации, доставившие ей больше несчастий, чем могло бы нанести вторжение французской армии в Англию. К счастью, подобного рода проекты остались без рассмотрения, и страна избегла несчастья, «по сравнению с которым понесенные Вильгельмом в Нидерландах поражения и уничтожение английского флота французским в 1693 г. были бы благословением». Однако, говорит Маколей, не все изобретатели проектов этого бойкого времени были столь абсурдны. Один из них, Уильям Паттерсон, был талантливый, хотя и не всегда умный спекулянт. Относительно его прошлого было известно только, что он по рождению шотландец и что он жил в Вест-Индии, причем друзья его утверждали, что он ездил туда в качестве миссионера, а враги говорили, что он был пиратом.

Проект Паттерсона, под названием tonnage-act, т.е. билля о потонном сборе, встретил в парламенте сочувствие. Правительству нужны были деньги, и оно проектировало выдать из потонного сбора с судов и лодок вознаграждение тому, кто ссудит его суммой в 1,5 млн фунтов стерлингов. Паттерсон и предлагал учредить банк в форме акционерной компании, который заключит с казной заем на эту сумму.

Но и у Паттерсона было много противников, и, когда план его стал известен, началась война на бумаге, не менее ожесточенная, чем борьба между конформистами и нонконформистами или между старой и новой Ост-Индской компанией. Авторы отвергнутых проектов набросились как сумасшедшие на своего счастливого соперника; золотых дел мастера и содержатели ссудных касс подняли разъяренный вой; недовольные тори предсказывали падение монархии, ибо банки являются республиканскими учреждениями – банк процветает в Венеции, Генуе, Амстердаме и Гамбурге, но слыхал ли кто-либо о французском или испанском банке? Напротив, некоторые виги говорили о гибели английских свобод: банк – орудие тирании, ужаснее звездной палаты, страшнее армии Кромвеля; все имущество страны будет находиться в руках «тоннажного» банка – таково было презрительное название его, – «тоннажный» банк будет в руках монарха. Наконец, в верхней палате некоторые лорды заявляли, что весь план имеет в виду лишь обогащение ростовщиков за счет дворянства и джентри; люди, имеющие сбережения, предпочтут помещать их в банк под проценты, чем ссужать их под залог земель.

Деньги нужны были правительству – иначе Англия рисковала остаться без флота в Ла-Манше, – и билль был принят. Билль разрешает открытие подписки на 1,2 млн фунтов стерлингов, причем подписавшиеся (каждое лицо на сумму не свыше 20 тыс. фунтов стерлингов) образуют акционерное общество под названием «губернатор (директор) и компания Английского банка». Общество передает весь свой капитал правительству, которое обязуется уплачивать ему 8% с этой суммы, – кредит для того времени не дорогой.

С учреждением Банка Англии последнему не была предоставлена монополия, он даже не пользовался исключительной привилегией в области выпуска банкнот. Только законом 1708 г. запрещен был выпуск банкнот компаниям, учреждаемым в количестве более 6 человек, т.е. акционерным банкам. Такое запрещение считалось равносильным запрещению учреждать банки вообще, и действительно других банков (учрежденных компаниями) в Англии долго не возникало. Банкноты могли выпускать по-прежнему только отдельные банкиры; но в Лондоне это скоро прекратилось, ибо с появлением всесильного Английского банка роль банкиров там надолго свелась к минимуму. В провинции же, где до середины XVII в. Банк Англии не имел отделений, возникали небольшие банки. Первоначально это были торговцы, которые рядом с торговлей давали ссуды своим покупателям; они же принимали у последних вклады. Так возникали банки в провинции до середины XVIII в.; в 1755 г. впервые был сразу основан банк в отличие от этих постепенно возникающих банков. Но еще в 1759 г. насчитывалось в Англии всего 12 банков, и лишь в 1776 г. число их достигло 150, а в 1790 г. увеличилось до 300[73]. Они выпускали банкноты, которыми производили учет векселей, так что в провинции в отличие от Лондона банкноты являлись не столько свидетельствами о помещенных вкладах, сколько средством кредитования, ибо депозитная операция была в провинции еще мало развита и без выпуска банкнот банкиры не в состоянии были бы кредитовать своих клиентов[74].

Иное положение находим на континенте Европы. Публичные банки, которые здесь существовали, как мы видели, не занимались торгово-промышленным кредитом, частных же банков почти не было. Марпергер в своем «Описании банков» (1716 г.) называет банкиром купца или менялу, который имеет много дел с векселями на иностранные рынки. Ради вексельных операций (производства и получения платежей посредством векселей) купцы обращались к «ярмарочному» или «иностранному» банкиру, производившему свои операции в одном из крупных центров – Амстердаме, Милане, Франкфурте-на-Майне, – и только к концу XVIII в. стали для этого прибегать и к услугам местного банкира – до того времени они производили платежи, обходясь и без него. Во всяком случае, банкир, по общему правилу, лишь инкассировал их векселя, но самостоятельно их не снабжал кредитом. Лишь с начала и в особенности с середины XVIII в. возникают в отдельных местах ломбарды, выдающие купцу ссуду под товары, как, например, в Брюнне (Австрия) в 1751 г., в Санкт-Галлене в 1752 г., где купец помещал свой холст до поездки на ярмарку и получал под него ссуду для производства дальнейших операций[75]. Лудовици рассказывает о существовании таких «ленбанков», или ломбардов, не только в Италии, Англии и Голландии, но и в Гамбурге и Берлине[76].