Тайна семи - Линдси Фэй

– Весь этот процесс – просто какой-то порочный замкнутый круг. И сам я, скорее, аболиционист, нежели демократ.

– Полное безобразие, Тим. А вот лично я демократ, – резко заметил Валентайн, и зеленые глаза его засверкали. – И благодаря именно этому столь омерзительному тебе кругу, ты имеешь крышу над головой и хлеб на столе, и так было всегда, еще со времен детства и юности, когда ты только начал превращаться в эдакого идеалиста-недоумка, так что уж извини за мое пристрастие к этому шоу чудаков. Только благодаря им ты и выжил. И это главное. И упаси тебя боже выражать благодарность, они в ней не нуждаются. Но если ты и аболиционист, то смыслишь в этом не больше запечной мыши. Так что неужели нельзя помолчать и не пороть глупости хотя бы ради меня? Да мы самые смирные долбаные аболиционисты в мире! Ну, что, дошло?

Не желая вступать с ним в спор – тут бы я все равно проиграл, – я просто кивнул. И костерил себя на чем свет стоит за то, что сцепился с Валом, который умудрился смешать эфир с морфином. Под действием эфира братец становится сентиментален.

Ничего себе выдалась ночка.

Мой брат всегда считал себя ответственным за пожар в доме, в котором сгорели наши родители; самому мне было тогда всего десять, а ему исполнилось шестнадцать. А занялся огонь по чистой случайности, в конюшне, близ которой хранились запасы керосина. Я узнал все эти ранее не известные мне подробности лишь в августе прошлого года. И, боже упаси, ни один из нас никогда не упоминал об этом и словом. А уже тем более в присутствии третьего лица, которое в данный момент пристально изучало свои ногти и вряд ли догадывалось о чем-либо. Меня так и подмывало сказать: то был несчастный случай; и еще хотелось сказать, что я все же аболиционист, хотя и полный идиот. А потом вдруг обуяло желание, сильнейшее желание сказать, что впервые за все время я понял, как отчаянно ты за меня боролся, несмотря на тот факт, что являешься полным и окончательным ублюдком. Но ничего этого я, разумеется, говорить не стал.

Вещами, о которых мы с братом старались не говорить, можно было бы вымостить Атлантический океан.

– Ну, вот вам и Хук, – громко объявил Вал и в последний раз машинально провел пальцами по меху на воротнике. – И аккуратней следите за фалдами и полами пальто. В этой части города полным-полно водяных крыс – оттяпают, и не заметишь.

Я не слишком часто бывал в этом районе города, у доков Ист-Ривер, но сразу понял – шторм изменил его просто до полной неузнаваемости. Мы стояли на пересечении Уолнат и Черри-стрит, примерно в двух кварталах впереди; у береговой линии смутно виднелись корабли. Обычно спокойная ленивая река словно взбухла, неслась стремительным грязным потоком. Но снег словно стер нас, и актеров, и сцену действия. Он был везде и повсюду, даже на ресницах. Он завалил все подходы к публичным домам, которые посещали матросы, да и сами дома тоже, и их двери сияли непорочной белизной, покосившиеся крыши были увенчаны ослепительно чистыми шапками. Обычно вечером на этих улицах Корлиарс Хук не протолкнуться, ирландцы прямо с доков валом валят к этим зверинцам, где их поджидают размалеванные мэб. Но сегодня, если не считать какой-то несчастной совы, бредущей с накинутой на голову рваной шалью, кругом не было видно ни души, и повсюду властвовал ветер. Вполне мирный и какой-то ненатурально красивый пейзаж. И даже проходящая мимо звездочетка напоминала мадонну, а грязная тряпка, накинутая на ее голову, походила на сверкающий инеем девственно серебристый нимб.

Часов через двенадцать здесь будет жуткая грязь, как на манжетах Жана-Батиста. Но сейчас город сверкал белоснежной чистотой.

Мы перешли через Черри-стрит и увидели своих товарищей. Трое мужчин стояли, притопывая ногами от холода, и не сводили глаз с лавки, витрины которой выходили на Уолнат-стрит. Горели газовые лампы, их свет с трудом пробивался сквозь густую завесу снежинок, мелькающих в воздухе.

– Ну, как обстановка, Джулиус? – спросил я.

– Никто не входил, никто не выходил, – ответил Карпентер. – О, приветствую вас, капитан Уайлд.

– Надо же, Джулиус Карпентер, – удивленно протянул Вал и обернулся ко мне. – Он действительно здесь? Или где-то в другом месте, и просто привиделся мне?

– Он здесь, – вздохнул я.

– Но зачем?

– Комитет бдительности. Они знают, какие шаги следует предпринимать в данном случае, так что сегодня мы с ними. Тебя такой расклад устраивает?

Несмотря на разговор по пути сюда, я на эту тему не слишком беспокоился. Валу всегда нравился Джулиус Карпентер, а после пожара эта симпатия подкрепилась еще и тем, что он чувствовал себя обязанным ему. Однако Джулиус был также единственным на свете человеком, которому удалось переиграть моего брата в покер три раза подряд, что до сих пор изрядно раздражало Вала.

Впрочем, сейчас и это меня мало волновало.

– Слава богу, – сухо заметил Валентайн. – А то я уж подумал, что Тим здесь главный. Прямо камень с души упал.

На губах Карпентера заиграла улыбка.

– Я думаю, что прямой путь самый безопасный, верно, Джордж? – спросил преподобный Браун.

– Лично я не вижу смысла прибегать к каким-то уловкам и изощренным схемам. – Произнесено это было холодно-ядовитым тоном. Джордж Хиггинс, как мне казалось, был человеком, склонным к решительным и кровопролитным действиям. – Джулиус?.. Я скорее доверюсь вашему, нежели моему суждению в любое время и при любых обстоятельствах.

– Мы постучим в дверь, полицейские представятся. Ну, а потом уходим с Джонасом и Делией, и к чертям собачьим все остальное, – провозгласил Джулиус.

– Ну, раз так, то лучше начать без промедления.

Бросив эту фразу, Валентайн начал переходить через улицу; он словно плыл в снегу, разгребая сугробы руками и ногами, точно находился на курорте где-нибудь на Ямайке в середине мая. Я тащился за ним, следом потянулись все остальные. Добравшись до двери, Валентайн три раза постучал в нее тростью, которая куда как больше походила на оружие, нежели на приспособление для дневных прогулок. Судя по всему, он начал испытывать удовольствие от этого мероприятия и даже облизывался, как волк, учуявший запах добычи.

И это меня беспокоило. Как беспокоило все, что касалось Вала.

– Почему бы мне не вступить с ними в переговоры? Хотя бы для начала? – поспешил вставить я.

Брат отступил в сторону с улыбкой, которая могла бы показаться саркастической, не знай я, что он по самое горло накачался наркотиками. Дверь приоткрылась, в проеме возникла долговязая тощая фигура.

– Кто? – рявкнуло это странное создание. – Чего надобно?

Я протиснулся в щель вместе с Пистом. Создание, чертыхаясь, пыталось преградить нам дорогу, но тут Вал ударил кулаком, как тараном, в центр двери, и она распахнулась уже настежь. И в лавку ворвались Джулиус, Хиггинс и Браун. Стражник даже зашипел от злости, как кусок бекона, брошенный на раскаленную сковороду.

– Какого дьявола вы тут забыли и кто вообще…

– Полиция Нью-Йорка, – бросил я.

Валентайн вошел последним и затворил за собой дверь. А затем запер ее на засов и застыл в многозначительно грозной позе, характерной для мертвых кроликов, – стоял и перекидывал трость из одной руки в другую, и она качалась, как метроном. Большинство методов устрашения Вала всегда раздражали меня до крайности. Но от этого прямо кровь стыла в жилах, и я одобрительно кивнул.

– Мы не отнимем у вас много времени, – начал я, оглядывая помещение. Кругом высились пирамиды из деревянных ящиков, по всей видимости, заполненные бутылками вина. Пол дощатый, посыпан опилками. На стенах нещадно чадящей лампы, в центре стол с двумя глиняными кружками и недопитой бутылкой вина, пара стульев – словом, обстановка довольно скудная. – А вы, я так понимаю, Длинный Люк?

– Он самый, – закивал Джордж Хиггинс. И поморщился, словно я произнес не имя, а какую-то абсолютную непристойность.

Может, и так. Длинный Люк Коулз был намного выше всех присутствующих, за исключением Вала, а вот шея толщиной не больше его запястья. Жидкие светлые волосы перехвачены простой черной ленточкой, лошадиная физиономия, крупные неровные зубы. Но самое противное – это глаза. Они у него двигались непрестанно, перебегали с одного лица на другое, даже умудрялись метаться между правым и левым моими глазами. Так змеи беспорядочно переключают свое внимание с одного предмета на другой; и члены комитета оказались правы – более змееподобного существа, чем Люк Коулз, мне еще не доводилось встречать. Прямо так и подмывало отсечь ему голову садовой лопатой.

– Что там за заварушка, Люк? – протяжно произнес красивый глубокий голос с сильным южным акцентом. – О, да у нас посетители! И это в такую непогоду… Чем могу служить?

Вал оторвал взгляд от перламутрового набалдашника трости и посмотрел на возникшего в дверях обладателя красивого голоса. И его взгляд подсказал мне, что появился человек куда более опасный, чем Длинный Люк. Я окинул пришельца взглядом.