В твоих сильных руках - Джилл Шелвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато он все еще зализывает раны в своей душе.
Помогло возвращение в Лаки-Харбор. С его менее сумасшедшим и более простым стилем жизни — а ему того и надо было. Он вернулся к своей первой страсти — ремонту и реставрации. Наконец-то пытался просто помогать людям, а не оправдывать их.
По крайней мере до вчерашнего дня, когда впервые за долгое-долгое время он почувствовал что-то настоящее. С шокирующей его самого силой он ощутил что-то по отношению к невероятно милой кучерявой глупышке, женщине, излучающей неподдельное тепло и природную сексуальность. Женщине, в чьих ласковых глазах затаилась тревога.
Сногсшибательное сочетание.
Он толкнул локтем Иззи, свою двухлетнюю псину, своеобразную помесь шоколадного лабрадора и опоссума. Собака бодро приоткрыла один глаз, всем своим видом говоря: «Остынь, чувак».
— Вставай, — сказал он.
Иззи прикрыла глаз.
— Давай же, а то совсем разжиреешь.
Иззи пукнула.
Джекс покачал головой, согнал собаку с насиженного места, что было не так-то просто, учитывая, что она весила семьдесят пять фунтов[3].
Они пробежали традиционные три мили вдоль пляжа. Ну, вернее, Джекс пробежал. Иззи прошла около ста ярдов, затем замедлила шаг, еле волоча ноги по песку, пока не нашла пеликана, на которого тут же и переключилась. Затем, явно утомившись от предпринятых усилий, плюхнулась на песок и напрочь отказалась идти дальше, пока Джекс на обратном пути не заставил ее встать.
Он вошел в дом через заднюю дверь, зашел в свой кабинет и, с удивлением обнаружив, что в семь утра на автоответчике мигает огонек, нажал на прослушивание. Оказывается, звонок поступил ночью. Услышав тихий голос Мэдди, Джекс встал как вкопанный.
«Привет, — сказала она. — Звонит новый потенциальный клиент, разыскивающий старшего…»
Громкий стук в дверь разбудил спавшую мертвым сном Мэдди. В замешательстве она моргнула раз, другой, но все, что смогла разглядеть, — смесь зеленых и ярко-красных пятен. От этого зрелища Мэдди протяжно застонала и поднесла руки к разламывающейся голове.
Сконцентрировавшись, она поняла, что лежит, распластавшись на спине под деревом, и буравит взглядом отвратительную перечную гирлянду.
Хотя, скорее, отвратителен совсем не чили, а ее похмелье.
С новым стоном ей удалось сесть — при этом Мэдди едва не выколола глаз одной из низко свисающих клочковатых веток. Прикрыв глаз рукой, она оглядела себя. Ух ты. Она вся опутана красной пряжей. И можно поспорить, что в волосах у нее полно смолы.
Зато коттедж, что совсем уж странно, блистал безукоризненной чистотой. Мэдди смутно припоминала, как подвыпившая Тара бегала по дому с веником в одной руке и тряпкой в другой и велела ей присоединиться, как только она попалась ей на глаза.
Впрочем, это никак не объясняет наличие пряжи. Хотя, помнится, потом они зашли в спальню, где нашли кой-какие мамины вещи. Корзинку, полную карандашных набросков, пустой фотоальбом, которым Фиби явно намеревалась воспользоваться, но так и не сделала этого, а также книгу — «Вязание для чайников». Мэдди воззрилась на учебник и на недовязанный шарф, оказавшийся под ним, и почувствовала, как от воспоминаний сжимается сердце: они с мамой сидят рядышком и пытаются научиться вязать.
«Пытаются» — ключевое слово.
Фиби смеялась над их жалкими потугами, говорила, что счастье не в достижении цели, а в движении к ней. Тогда это расстроило Мэдди.
Но не прошлой ночью. Прошлой ночью все это превратилось в драгоценное воспоминание, одно из немногих, и она тут же предъявила свои права на книгу, спицы и шарф, начатый сто лет назад. Пока Хлоя разглядывала рисунки, а Тара убиралась, Мэдди снова пыталась научиться вязать.
Мягко говоря.
Ее сестры все еще лежали ничком под сосной, в отключке. Хлоя похрапывала. Тара… улыбалась? Такое за ней наблюдалось не часто. Черт, да никто из них не позволял себе этого лишний раз, насколько она заметила.
Она покачала головой — и это движение вызвало новый стон боли.
На заметку — никогда больше не пить.
В какой-то момент они пришли к выводу, что пижама — отличная вещь. Так на Мэдди оказались ее любимые фланелевые штаны на веревочке с Губкой Бобом и футболка с надписью «Укуси меня» на груди. Хлоя была в пижаме из «Виктория сикрет», но с ее фигурой она могла напялить на себя мешок из-под картошки и при этом выглядеть сногсшибательно. У нее на груди красовалась вышитая надпись «Позвони в мои колокольчики». На Таре были мужские семейники, коротенькая ночнушка, шелковый халат и гольфы.
Мэдди потрясла Хлою за ногу.
— Хватит, Хуан, — прошептала Хлоя, — мой ингалятор на исходе.
Снова раздался стук в дверь. Хлоя и Тара дружно сели, схватились за головы и застонали.
Мэдди, пошатываясь, доковыляла до двери. По пути на секунду остановилась у сосны, шокированная открывшимся ей странным зрелищем. Прошлой ночью это было самое красивое дерево из всех виденных ею в жизни. Утром оказалось, что деревце едва достигает трех футов в высоту и выглядит как… лысая елка из «Рождества Чарли Брауна».
Мэдди перешагнула через ноги сестер, зацепилась взглядом за свое отражение в маленьком зеркале над столиком в коридоре и едва не закричала от ужаса.
Ее волосы торчали в разные стороны. Тушь размазалась вокруг глаз, на щеке остался след от чего-то, на чем она лежала, — скорее всего от пряжи, в которую она все еще была замотана.
— Больше никогда, — пообещала она своему жалкому отражению и для верности ткнула в него пальцем.
Отражение показало ей язык.
Вздохнув, Мэдди открыла входную дверь и остолбенела. На пороге в потертых джинсах, черном свитере, в зеркальных солнечных очках, криво усмехаясь, стоял Джекс Каллен.
Глава 7
Опыт — это что-то, что ты получаешь… уже после того, как оно тебе было нужно.
Фиби ТрегерКакое-то время Мэдди пялилась на Джекса, у которого не было ни похмелья, ни отпечатков на лице — он был такой большой, опасный и такой преступно сексуальный, что она отреагировала без всяких раздумий: захлопнула дверь у него перед носом.
Тара открыла рот от удивления.
Хлоя рассмеялась.
А Мэдди закрыла лицо руками.
— Быстро пристрелите меня кто-нибудь.
— Милая, — Тара положила руку ей на плечо, — может, у вас в Лос-Анджелесе так принято и все такое, но закрывать дверь у кого-то перед носом считается дурным тоном почти во всех пятидесяти штатах.
— Ты не понимаешь. Это он. Джекс! — Возможно, все дело в том, что она еще не пришла в себя, но от одного взгляда на этого мужчину ей стало жарко и тревожно. Ей! Женщине, заявившей, что все парни — мерзавцы. — Что мне делать?