Мститель - Эдуард БОРНХЁЭ

— Родина — превыше всего!

Он поправил свою шляпу, украшенную перьями, и зашагал к отряду. Не успел он еще отойти далеко, как на краю лагеря поднялся шум. Большая толпа окружила человека в рваном платье и с растрепанными волосами, который, размахивая руками, рассказывал что-то, казалось, сильно встревожившее слушателей.

— Идем к шатру старейшин! — закричали люди, и толпа, все увеличиваясь подобно снежному кому, стала двигаться к середине лагеря.

— Что случилось? — спросил Тазуя, когда шумная толпа подошла поближе.

— Рыцари идут! Правитель Ливонии идет на нас из Пайде с большим войском!—закричали ему в ответ. Толпа увлекла Тазуя за собой. На шум собрались и старейшины. Услышав тревожные вести, они вошли в шатер и позвали туда вестника.

— Попытайся успокоить народ,— сказал верховный старейшина, обращаясь к Тазуя; тот встал на камень, и его могучий голос заглушил крики и шум.

— Люди, успокойтесь! Рыцари еще не могут быть так близко, а пока они дойдут сюда, все еще может измениться в нашу пользу. Не мешайте старейшинам спокойно совещаться. Прошу вас!

После этого шум несколько утих, только глухой ропот, подобный морскому прибою, раздавался вокруг шатра. Тазуя соскочил с камня и вошел в шатер.

— Сам ландмейстер12 с большим войском перешел границу Харьюмаа,— рассказывал вестник. Он говорил отрывисто, тяжело дыша, икая и запинаясь, как человек, который долго бежал или сильно испуган.— Я сам их видел… это было ужасно… о, как это было ужасно!..

Я и рассказать не могу. Где только находили наших людей, там и рубили их.. О, язык мой костенеет, произнося это… они рубили их мечами на куски, вешали на деревьях, топили, как котят. Вся округа в страхе и отчаянии, не от кого больше ждать ни помощи, ни совета. Мы погибли… погибли… погибли…

Говоривший закрыл лицо руками и громко захныкал. Старейшины молча переглянулись. В тишине, воцарившейся в шатре, слышен был только громкий плач беглеца, звучавший как дурное предзнаменование.

— Где, по-твоему, могут быть сейчас рыцари? — спросил наконец верховный старейшина.

Беглец вытер рукой глаза, поднял голову и снова стал рассказывать:

— Я их видел… позавчера после полудня. Нас было несколько человек, мы как раз дубасили во дворе сгоревшей мызы опмана13, которого вытащили из погреба. Вдруг из-за рощи выехало бесчисленное множество всадников, все в железных доспехах и шлемах, а копья так и сверкали на солнце. Заметив нас, всадники налетели как вихрь Я едва успел залезть в погребе под бочку. Остальных поддели на копья, точно салаку на вертел. Я дрожал как осиновый лист и долго не осмеливался высунуть голову из-под бочки. Когда, наконец, я приподнял край бочки, была уже ночь и всякий шум утих. Тогда я изо всех сил пустился бежать по направлению к Таллину. Бежал две ночи, а днем прятался в лесах и болотах. Я залез бы хоть в горящую печь, лишь бы не видеть этих страшных рыцарей,— и все же пришлось мне еще раз их увидеть, когда они жгли деревню и убивали крестьян. Я бросился бежать без оглядки, как заяц от гончих, пока, наконец, от усталости не упал носом в лужу.

Рассказ этого храбреца, возбуждавший и смех и жалость, прерываемый икотой и сопровождаемый странными телодвижениями, невольно вызвал улыбку на озабоченных лицах старейшин. Первый испуг прошел, уступив место бодрости и надежде.

— Ты так и не сказал, где же, по-твоему, могут быть сейчас рыцари,—заметил верховный старейшина.

— Когда я их видел в последний раз вчера, они были приблизительно на полпути от Пайде до Таллина,— ответил рассказчик.— Я думаю, намного ближе они еще не успели подойти, так как, преследуя наши небольшие отряды и разрушая деревни, они теряют

время.

— Хорошо,— сказал верховный старейшина после короткого размышления.— Выйди теперь к нашим людям и расскажи им о своем бегстве так же занимательно, как и нам. Это, наверное, возбудит у них скорее смех, чем страх. А мы, старики, посоветуемся, что

предпринять.

Вестник вышел. Старейшины начали обсуждать тяжелое положение, в котором находились их войско и народ. Мнения старейшин разошлись. Только в одном все были единодушны: либо рабство должно быть уничтожено, либо — смерть. Верховный старейшина склонялся к мнению тех, кто советовал предложить Ливонскому ордену взять Эстонию под свою защиту и платить ему ежегодную дань.

Тазуя, долго молча слушавший других, встал и попросил слова.

— Верховный старейшина прав,—сказал он,—наши люди еще неопытны в ратных делах, наших сил еще недостаточно для борьбы против двух неприятелей. Я думаю, мы для видимости предложим ордену взять нас под свое управление и этим попытаемся задержать его войска, пока не обучим людей и к нам непридут на помощь финны. Тогда мы завладеем Таллином, а раз город будет в наших руках, мы сможем и с рыцарями поговорить по-другому.

— Я боюсь только,— прервал его один из старейшин,— что ландмейстер не примет нашего предложения. Рыцари слишком горды, чтобы вести переговоры с восставшими крестьянами.

Тазуя, внимательно выслушав его, продолжал:

— В этом старейшина, к сожалению, прав. У рыцарей есть еще и другие причины к тому, чтобы стать на сторону наших врагов. Они озлоблены событиями на Сааремаа и опасаются не без основания, что крестьяне во всех их владениях поступят так же, как мы сейчас.

И если рыцари нас победят, то возьмут у датчан все эти земли в возмещение своих потерь. Поэтому мы не можем надеяться, что они удовольствуются одним лишь верховным управлением и данью.

— Тогда будем бороться! Будь что будет! — крикнул один из старейшин, ударяя кулаком по столу.

Это, пожалуй, для. нас единственная возможность,— спокойно подтвердил Тазуя.— Наши люди отважны, но руководить ими надо умело. У меня мысль такая: отправим к ландмейстеру послов; пусть они предложат ему взять нас под свое управление, как свободных, платящих дань вассалов. Может быть, он задержится еще на неделю; тем временем прибудут финны со своими кораблями, а вы пойдете на город приступом с суши. Я завтра на рассвете выступаю, как приказано, к замку Лодиярве и попытаюсь захватить его самое большее в три дня. Вы же обучайте людей, готовьте их к штурму. Нужна подготовка и подготовка, и пусть приказ одного будет законом! А если все же случится так, что ландмейстер подойдет сюда с войском и нападет на вас прежде, чем вы захватите город, то я со своими людьми ударю со стороны замка рыцарям в тыл, и мы с двух сторон зажмем их в клещи. Может быть, таким путем мы с ними справимся, если они дадут нам хоть немного времени. Несколько дней решают все. О, если бы у нас было время!

— Твое предложение разумно,— сказал верховный старейшина,— только одно тут вызывает сомнение. Если ты действительно завладеешь замком — а я в этом не сомневаюсь,— то можно опасаться, что ландмейстер, прежде чем явиться сюда, со всем своим войском

обрушится на тебя. Тогда ты пропал, и мы напрасно потеряем наших лучших людей.

— Но раньше мы им нанесем хороший удар у замка,— уверенно сказал Тазуя,— и выиграем время, так что вы успеете лучше подготовиться. Кроме того, замок стоит среди леса и должен остаться в стороне, если рыцари будут наступать оттуда, где их недавно виде

ли. Может быть, они нас и не заметят, пока мы сами не ударим им в тыл.

Предложение Тазуя, выраженное ясно и точно, было принято единодушно. Старейшины встали и вышли из шатра. Люди все еще слушали болтливого беглеца, без устали повторявшего свой рассказ. При появлении старейшин он замолчал. Тазуя стал на камень и объявил людям о только что принятом решении. Оно было выслушано в полном молчании.

Послами избрали четырех старейшин, и те немедленно выехали из лагеря навстречу войску ландмейсте-ра, напутствуемые горячими пожеланиями успеха.

15

На другое утро в Лодиярве раздались крики: «Мятежники окружают замок!»

Число людей, находящихся в замке, как и предполагал верховный старейшина, возросло за счет беженцев. Кроме женщин и детей, здесь было около ста мужчин, способных носить оружие. Услышав эту весть, все — и мужчины и женщины, и молодые и старые — устремились на крепостную стену. Вокруг замка кишели толпы вооруженных людей.

Недалеко от ворот остановился большой отряд всадников, среди которых обитатели замка узнали многих крестьян из своего поместья. Все они были одеты в обычное крестьянское платье. Эстонцы не любили тогда рядиться в чужое тряпье, хоть его и немало попадалось им в руки в разгромленных поместьях. Только несколько шлемов и оружие были военной добычей и победно блестели в лучах восходящего солнца. Тазуя особенно выделялся среди всадников своей мужественной осанкой, великолепным конем и шляпой с развевающимися петушиными перьями.

По его приказанию один из всадников развернул белый флаг, приблизился к стене и громко крикнул: