Джоби - Стэн Барстоу

Все это время Джоби ждал, не встретится ли ему Эльза. Как с ней заговорить, о чем, он не знал — и уж тем более не представлял себе, каким образом вручить ей духи, но все же, где бы он ни был, он повсюду искал ее глазами. Иногда от нечего делать они с Гэсом и Томми доходили до поворота на Эльзину улицу и подолгу простаивали там, подпирая стены, в надежде, что она пройдет мимо. Однако увидеть ее им посчастливилось всего один-единственный раз, когда к повороту приблизилась машина мистера Ледекера, — да и то, не успели они ее узнать и сообразить, что на переднем сиденье рядом с отцом сидит Эльза, как автомобиль уже проехал мимо и, мягко подпрыгивая, покатил к дому по немощеной улице. А Эльза даже головы не повернула в сторону трех мальчишек, околачивающихся на углу. Да и с какой стати? Какое они имеют касательство к уютному миру, в каком она обитает, какое место могут занимать в отлаженном распорядке ее жизни: дом, школа, каникулы, друзья? После этого они больше не ходили ее поджидать. Гэс и Томми до сих пор делали это, уступая желанию Джоби, но, поскольку Эльза для них обоих не представляла интереса, им надоело это бесплодное и скучное времяпрепровождение. А торчать у всех на виду в одиночку было глупо, у Джоби на это не хватало духу.

Вернулась из больницы мать. Ее не было дома три недели, долгих, как три месяца. Врачи велели ей первое время не слишком обременять себя работой, но, вообще говоря, были, по-видимому, довольны исходом операции, которая оказалась не столь серьезной, как все ожидали. Джоби понял это по подслушанным обрывкам ее разговоров с соседями. Сам он не замечал в ней никакой перемены. Разве что степеннее стала двигаться по дому да избегает шевелить левым плечом из боязни потревожить недавно затянувшуюся рану, а так, судя по его наблюдениям, все у нее осталось цело, и, значит, ей не будет надобности прибегать к таким мерам, как Гэсова тетка. Родной дом вновь принял Джоби в свое лоно. Вновь он спал на своей кровати и ел за одним столом с матерью. Отец ходил притихший, но Джоби видел, как он доволен, что вся семья опять в сборе. Через несколько дней все было так, словно его мать никуда не отлучалась из дома.

Объявился наконец-то и Снап. Джоби сидел за обедом, когда он постучался в заднюю дверь.

— Если это к тебе, не заболтайся до вечера, — сказала мать. — Обед простынет.

Джоби открыл дверь: Снап стоял во дворе и царапал прутиком пыльную землю.

— А, это ты, Снап. Здравствуй.

— Привет, Джоби. Как жизнь?

— Ничего.

— Выйдешь после обеда?

— Мы с Гэсом и Томми условились встретиться.

— Куда пойдете?

— Пока не знаю.

— С ними теперь водишься?

— В общем, да… Я слыхал про твоего дядю.

— М-хм.

— Мы сейчас обедаем. Пойду доедать, а то мама заругается.

— Иди, — сказал Снап.

— Может, хочешь пойти с нами? Я думаю, они будут не против.

Снап покрутил головой.

— Не, Гэс Уилсон мне не товарищ.

— Он ничего, когда с ним сойдешься поближе.

— Да и он меня не переваривает.

Это была правда. Гэс относился к Снапу с презрением и не принял бы его в свою компанию. И потом, Снапу лучше не знать, чем они занимаются, — как-то не верится, чтобы он согласился принять участие в их забаве, даже если бы ему предложили. Все-таки Джоби кольнула совесть, он едва не поддался соблазну сказать, чтобы Снап подождал его, и провести остаток дня с ним вместе. Но в эту минуту мать позвала его домой, и Снап поплелся со двора.

— Тогда — до другого раза, — проговорил он, не оборачиваясь, и Джоби крикнул ему вдогонку:

— Ладно, Снап! Счастливо тебе!

— Это кто приходил? — спросила его мать.

— Снап.

— Ему-то здесь чего надо?

— Зашел узнать, что я делаю.

— Гулять с ним собираешься?

— Не, мы с ним больше не дружим.

— И не надо. Чокнутый он какой-то, я всегда говорила. А сейчас вижу, это у них в крови. Вот и дядя его…

— Снап — нормальный парень. Просто мы последнее время не встречаемся.

— Это к лучшему. Незачем тебе с ним якшаться.

Джоби промолчал. Он никогда не понимал, за что мать невзлюбила Снапа, и неизменно огорчался из-за этого. Когда к человеку хорошо относишься, хочется, чтобы он нравился тем, кого ты любишь, но в жизни, оказывается, происходит иначе. Однако сейчас, как ни странно, неприязнь матери к Снапу, наоборот, ободрила его, придала ему сил заглушить слабый голос совести, вновь пробудившейся в нем при мысли, что Снап побрел от него один. Можно было подумать, что Снап в каком-то смысле и есть его совесть, с укором стоящая у него за спиной, когда он уходит на промысел с Гэсом и Томми. Нет, Снапа ни в коем случае нельзя было брать с собой, это не тот человек, чтобы оценить всю прелесть их забавы и разделить ее с ними. Да и вообще, что он за цаца такая, этот Снап, чтобы с ним считаться? Разве Снап вступился за него, когда его вышвырнули из кинотеатра? А как он повел себя, когда назревала драка с Гэсом? Смылся, удрал. Хорош друг! Мать права — незачем с ним якшаться.

8

Джоби сидел за столом перед раскрытым блокнотом; рядом лежала ручка и стояла бутылочка чернил. Задолго до того, как взяться писать письмо, он тщательно обдумал каждое слово — и теперь, глядя на плод своих усилий, решил, что ничего лучшего, пожалуй, не придумаешь.

«Дорогая Эльза!»

(Он сперва сомневался — не приличнее ли употребить в обращении «мисс Ледекер», но потом рассудил, что так будет чересчур уж сухо и чопорно.)

«Надеюсь, Вы примете этот скромный подарок от Вашего поклонника и не посчитаете меня нахалом за то, что я посылаю Вам записку. Я не мог придумать другого способа, поскольку мы с Вами незнакомы. Вы, наверное, даже не представляете, кто я такой. Если захотите написать мне ответ, то его можно передать таким же способом.

Искренне Ваш, Джоби Уэстон».

Джоби перечитал написанное и удовлетворенно кивнул головой. Что ни говори, а письма он писать умеет. В этом его никому не перещеголять, даже Снапу. Он надписал конверт: «Мисс Э.Ледекер» — и вложил в него записку и флакончик духов. Потом взял блокнот, ручку, чернила и, покуда из магазина не вернулась мать, убрал это все в ящик стола…

Идея принадлежала Гэсу.

— Слышь-ка, чего я разведал — одна моя знакомая девчонка, Джоун Берч, ходит играть с Эльзой Ледекер к ней домой.

— Ну и что?

— Дурачок, чем тебе не случай передать ей письмо, а можно и духи. А там, глядишь, и познакомитесь.

Чем больше Джоби об этом размышлял, тем сильнее воодушевлялся. Мысль была грандиозная.

— Если я напишу письмо, ты его отдашь этой Джоун Берч?

— Само собой, — сказал Гэс. — Можешь на меня рассчитывать.

— Ты ей только скажи, чтоб держала язык за зубами. А то разболтает на весь свет, мне этого не надо.

— Будь покоен, — сказал Гэс. — Это я беру на себя.

В тот же день послание ушло из его рук. Принимая его, Гэс подмигнул с видом заговорщика, и в ту минуту, как конверт исчез в его кармане, у Джоби шевельнулось смутное предчувствие недоброго.

Тревога у него в душе нарастала, особенно после того, как они с Гэсом разошлись в разные стороны; и назавтра, к тому времени, как они снова повстречались, Джоби готов был востребовать назад конверт вместе с его содержимым и отказаться от своей затеи. Однако Гэс уже передал его Джоун — и через несколько часов он должен был дойти до Эльзы. Теперь, когда Джоби был бессилен что-либо изменить, он не находил себе места от терзаний. Ему рисовалось, как Эльза с Джоун будут потешаться, что ему взбрело в голову послать записку и духи, а после растрезвонят про это всем знакомым — и каждый встречный на улице будет указывать на него пальцем и смеяться над ним. Мало того — чем он дольше терзался, тем яснее сознавал, что вообще по чистому недоразумению вообразил, будто неравнодушен к Эльзе, а на самом деле она ему совершенно безразлична. На кой шут ему сдались девчонки? Зачем он выставил себя на посмешище? Джоби искренне жалел, что Гэс подал ему такую мысль. Но теперь ему оставалось только сидеть и ждать, что произойдет дальше…

Старый теннисный мяч оттопыривал Гэсов карман. Гэс вытащил его, и они с Джоби бесцельно побрели по задворкам, прилегающим к церкви, перебрасываясь мячиком. Вот уже несколько дней они варились в собственном соку. Шла праздничная неделя, и почти все знакомые ребята в городке поразъехались кто куда; одни — в Блэкпул или Моркам, другие — в Бридлингтон. Целый год их родители откладывали деньги, платя взносы в различного рода «каникулярные кассы», и теперь, за одну восхитительную неделю, растранжирят их щедрой рукой, позабыв о работе, о стряпне и уборке. Будет музыка: Реджинальд Диксон за органом в блэкпулском танцзале «Тауэр», Джордж Формби в театре «Палас», Альберт Модли и Дейв Моррис на пирсе. Будет иллюминация, цепочки разноцветных огоньков; звонки открытых трамвайчиков на променаде. На набережной будут развлекать публику аттракционы: «хохотунчик», «американские горы», а на приморском бульваре — продаваться с пылу с жару рыба с картошкой в газетных кульках и открытки с изображением толстух в красных купальных костюмах. На людном пляже — шезлонги, лопатки, ведерки, песочные замки. Катанья на весельных лодках по озеру в Стенли-парке, гром военного оркестра, исполняющего попурри из «Развеселой Англии», «Маленькой квакерши» и «Гондольеров»! Захватывающее дух путешествие в лифте на самый верх «Тауэра», где можно купить, написать и отправить открытку горемыкам, которых здесь нет, и, подойдя к перилам, наблюдать, как по променаду снуют туда-сюда игрушечные автомобильчики! Разноголосый веселый гомон, повсюду ланкаширский или йоркширский говорок, кое-где разбавленный валлийским, шотландским, джорди. По тротуарам, напялив бумажные колпаки, стайками прогуливаются рука об руку молоденькие фабричные работницы, постреливают по сторонам задорными глазками в подтверждение начертанных на колпаках призывов: «Только тронь!», «Ау, голубчик!», «Поцелуй-ка!»