Мечтать не вредно (сборник) - Светлана Алешина

– Я тебе потом объясню. Не надо волновать ее.

В принципе, я так устала, что была заранее со всем согласна. И мама ведь не виновата в том, что мне сначала пришлось пережить кучу приключений, а потом мне мешали выспаться, да еще уволокли моего Пенса.

Ах, Пенс!

Моему мысленному взору тут же предстали ужасные картины. Пенс в Эльвириных объятиях. Пенс, идущий с ней под венец. Коварная Эльвира, впивающаяся в его губы страстным поцелуем.

Я чуть не разрыдалась от жалости к себе.

Мамочка, потрогав мой лоб, воскликнула:

– О, боже! Андрей, она же вся пылает! Я сейчас принесу чай с медом и аспирин!

Ларчик осторожно дотронулся до моего лба и тоже перепугался.

– Нет, Сашка! У тебя точно температура! А я тебя мучаю расспросами, негодяй! Ты выспись немножко, а потом уже поговорим.

Я кивнула. Кажется, я действительно умудрилась так не вовремя простудиться. И откинулась на подушки, укрываясь одеялом почти с головой.

Эльвира проявила потрясающее хладнокровие. Прошествовав к выставленному на всеобщее обозрение несчастному Филиппу, она осмотрела его с некоторой недоверчивостью, потом хмыкнула и спросила, не поворачиваясь:

– И кто же его так вот неплохо уделал?

Присутствующий в зале помимо ее мамаши дородный господин с невзрачной доченькой сурово приподнял левую бровь.

– Эльвирочка! – всплеснула руками мамаша. – Что ты говоришь?

– Ма, ну что ты кудахчешь! – поморщилась недовольно Эльвира. – Его все равно в разборке бы пристрелили!

– Неправда! – патетически воскликнула мать, вскакивая с места. – Вот Поздяков сколько лет живет, и ничего!

– На то он и Поздяков, – раздался за спиной Пенса веселый голос, совершенно не подходящий к обстановке. Он обернулся, заинтересованный, и увидел перед собой лицо довольно молодого человека с высокими скулами и той типичной внешностью обитателя рабочих окраин, когда внешность отца причудливо переплетается с внешностью матери, придавая грубоватым чертам некоторую странную женственность. Он даже нашел определение этому типа лица – «бабье».

– О, Лешенька! – простонала мамаша Эльвиры, прижимая кулачок к массивной груди. – Лешенька, милый ты мой! Что же мы теперь станем без Филиппушки делать?

– Да ничего, – ухмыльнулся этот доверенный гость. – Элька права – все равно Фильку бы пришили. Так что печаль, конечно, дело достойное, но только ко времени.

Эльвира весь диалог слушала, насупившись, и, словно назло гостю, вдруг разрыдалась. Так у нее это получилось неожиданно и искренне, что Пенс не удержался и в порыве утешения прижал ее к плечу.

– Голубки, – насмешливо процедил Лешенька, неодобрительно рассматривая Пенса. – И откуда к нам такой вот голубь залетел?

– Это Эличкин друг, – прошептала мамаша, всем своим видом показывая, что Пенс ей глубоко неприятен.

– Ага, – многозначительно протянул Лешенька. – Была вот у этого жмурика тоже подруга. Теперь с простреленной башкой лежит. Ты бы, Элька, была осторожнее!

– Пошел ты, Маркел, – грубо выругалась Эльвира и дернула Пенса за руку. – Пойдем отсюда! С Маркелом можно только одну минуту общаться, потом он становится вреднее радиации!

Она вытолкнула Пенса в коридор под насмешливый и многообещающий взгляд Маркела и, хлопнув дверью, прислонилась к стене.

– Ух, – выдохнула она. – Просто кошмар. Лучше бы убили этого козла, честное слово! Может быть, мне скосить под маньяка и пришибить его самой?

– А за что ты его ненавидишь? – спросил Пенс.

– За дело, – коротко и ясно ответила Эльвира. И в этот момент сверху, стуча высокими каблучками, спустилась такая фемина, что у Пенса перехватило дыхание.

Такой красавицы он никогда еще не видел в жизни!

Выпив чай, я умиротворенно откинулась на высокие подушки и отдалась приятным размышлениям о моих несчастьях.

Глаза я закрыла, старательно рисуя перед мысленным взором, как я, такая несчастная, бреду по городу, в дождь, с начинающимся воспалением легких, в то время как Пенс наслаждается жизнью в объятиях этой профурсетки Эльвиры! Наконец, измученная, с температурой под сорок, я вползаю в подъезд, и там меня и находят наутро, как бедненькую девочку со спичками.

Конечно, теперь начиналось самое приятное в моих фантазиях. Боль и позднее раскаяние Пенса. Его хриплые рыдания, которые сотрясали его тело, и слезы, капающие прямо мне на лицо. «Я белая птица, теперь я на воле».

Как я перешла через зыбкую границу, отделяющую явь от сна, я уж и не помню.

Только вот оказалась я почему-то во Франции, на стогу сена, а рядом со мной сидел Вийон, причем рожа у него была точь-в-точь как у Филиппа.

– Что ж это ты, мать моя? – осведомился он на безукоризненном русском. – Почему замуж за меня не захотела?

Я от изумления уставилась на него и спросила:

– Ты Филипп?

– А какая тебе разница? – ухмыльнулся он. – Теперь мы с твоим Филиппом равны.

Вокруг нас почему-то носились какие-то клочки бумаг, и, ухватив один из них, я ничего не смогла разобрать.

– Слушай, – спросила я у поэта, прикинувшегося по неизвестным мне причинам вором Филиппом. – Ты знаешь, кто его убил?

– Кого?

Вот зараза! Делает вид, что не знает, о ком я говорю.

– Филиппа, – смиренно повторила я.

– Тебе это важно? – лениво покусывая травку, спросил он, смотря вдаль затуманенным взором.

– Конечно, иначе ведь обвинят меня!

– Мы не имеем права сообщать имена. Но если ты прочтешь мою подсказку…

Он встал.

– Подожди! А подсказка?

– У тебя мозги есть? – поинтересовался он, начиная таять, как Чеширский Кот. – Вот и найди ее сама…

И исчез.

Почему-то вдруг в тишину вторгся пронзительный голос, который рыдал и требовал какого-то ребенка, и я проснулась.

Орали в телевизоре, из кухни пахло котлетами, а мама переговаривалась с Лариковым.

Мир незыблем, а Вийон мне приснился.

Может, и приключение с Волковым тоже?

Я потянулась к магнитофону и задела книжку, лежащую рядом. Она раскрылась и упала на пол.

Чертыхнувшись, я подняла ее с пола. «Вийон. Баллады».

Я машинально прочла:

– «Мне из людей всего понятней тот, кто лебедицу вороном зовет».

«Ничего себе подсказочка», – усмехнулась я.

Но что-то в этом было. Я опять вернулась взглядом к строчкам.

«От жажды умираю над ручьем,

Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя».

Нет, не это.

Я перелистнула страницу. Быстро нашла ту строчку.

Лебедицу – вороном.

Странно, что же он имел в виду?

Со вздохом закрыв книгу, я посмотрела в зеркало и крутанула пальцем у виска.

Честное слово, Сашенька! Нельзя же так серьезно относиться к снам и фантазиям!

Ее светлые волосы были распущены по плечам, а осиная талия перетянута широким ремнем.

– Привет, – сказала она, немного разочаровав Пенса голосом. Голос у нее был довольно неприятный. – Пришли соболезновать нашему семейству?

– Ты-то в нем с какого перепугу? – агрессивно осведомилась Эльвира.

Красавица не удостоила Эльвиру взглядом – она была слишком занята Пенсом.

– Кстати, меня зовут Елена, а вас?

– Сергей, – смутился он.

Эльвира дернула его за руку. Елена хмыкнула.

– Ты боишься, ангелочек? Я его не уведу, не бойся…

– Пошла ты, – выругалась Эльвира. – Что ты, что Маркел – ходячие дурные предзнаменования. Надо запретить вам появляться в приличном обществе!

Елена на Эльвирины слова отреагировала неожиданно. Резко схватив ее за шею, она развернула ее лицом к себе и прошипела:

– Послушай, ты, принцесса наследная! Молчи, а то я расскажу, как сначала вы со своей новой подругой ночью выходили из кабинета Филиппа, а потом вместе удирали отсюда! Поняла?

Эльвира побледнела, прижавшись к стене, а Елена совершенно спокойно улыбнулась, провела пальчиком сначала по своим, а потом по Пенсовым губам и нежно промурлыкала:

– До встречи, красавчик!

После чего растаяла в проеме дверей, подобно видению, оставив Пенса и Эльвиру в некоторой растерянности.

– Гусыня, – прошипела ей вслед Эльвира. – Не смотри на нее так восхищенно, Сереженька! Сашке наябедничаю. Кроме того, перед тобой только что продефилировал плод прекрасной пластической хирургии. Видел бы, какой носяра у нее наличествовал до счастливого вмешательства!

– Длинный? – поинтересовался Пенс.

– Нет, – усмехнулась Эльвира. – В виде расплющенной картофелины.

И, толкнув дверь, она втащила Пенса, все еще не сводящего глаз с того места, где только что стояла сногсшибательная красавица, в свою комнату.

Глава 11

Дома царил отвратительный холод. За окнами начинался уже первый снег, но топить, как всегда, не спешили.

– Как вы тут живете! – простонал Лариков. – Я за сегодняшнюю ночь промерз, как во льдах Антарктиды!

– Мы с маменькой, видишь ли, принадлежим к роду Виндзоров, – поведала я. – А у них это традиция – жить в холоде. Привычка, милый. И ностальгия по туманному Альбиону.